Одной поэтессе читая классику

Я заражён тяжёлым пессимизмом,
моё сокровище, но вовсе не маразмом.
Смешно надеяться, что прихотям капризным
могли Вы дольше потакать чем день-другой,
пока зрачка очищенная линза
меня ещё не уравняла с постояльцем,
кто шевельнуть не вдохновится даже пальцем,
тем более рукой или ногой.

Ах, ангел мой, я падал на колени
и делал глупости с большим энтузиазмом.
Меня от разницы меж нами в поколенье
бросало сразу и в горячку, и в озноб.
Но недостоин Вашего участья,
а чувств тем более, вне всякого сомненья,
тот кто свою звезду пленительного счастья
не обнаружит даже в телескоп.

"Сапожник строит сапоги" *. Художник
мгновенье в вечность обращает, а картёжник
его же - в злато. Но отшельник и безбожник
неотличимы. Перспективы их плохи -
смотреть всю жизнь на высохший репейник
спасенья ради, как уверовал пустынник,
не больше стоит, чем глотать на сон пустырник,
смиряясь с тем, что "небеса глухи"*.

Я всё взял ото всех... Листок бумаги
рассветный луч слегка задел, видней набросок:
волнистый локон и глаза с избытком влаги.
Но это всё, на что способен карандаш.
А прочее останется за кадром.
Туда не стоит проникать нескромным взглядом,
мешать тому, кому всё чудится, что рядом
звучит неповторимый голос Ваш.


* - принадлежит И.Б.