Дополнительный урок
- Конец тебе, Лето, - наступив острым каблуком на последний чахлый цветок, усмехнулась Осень. – А ну, давай, до свидания!
Каким образом я узнала, что «власть переменилась»? Поверьте, для этого совсем не обязательно высовываться из окна, где ветер при непосредственном участии дождя демонстрирует всем желающим свою холодную суровость. Достаточно прислушаться к разговорам этажом выше.
- Что ж ты всё рисуешь-то? Хватит! Пиши: «Мой город – Москва»!
- Ну ма-а-ам…
Точно. Сегодня уже третье сентября.
Второе сентября… первое сентября. Память с тяжёлыми позиционными боями прорывается, минуя год работы в железнодорожной больнице, через институтские развесёлые дни с вечным недосыпанием и удивительными возможностями успевать всё и всюду, дальше – мимо школьных стен, по короткой лестнице, к широко распахнутым дверям… (ну почему одновременно обе створки открывали только по праздникам, а в остальное время сонные зомби (читать «ученики») толклись в узком проходе?) Портфель тяжелеет: сам-то он не меняется, но я с каждым воображаемым шагом становлюсь всё меньше, пока, наконец, не вижу в празднично-торжественной толпе худенькую девочку с белыми бантами – одну из многих таких же, на первой в жизни школьной линейке.
- Ну почему опять пропустил запятую? Где у тебя здесь причастный оборот? Подчеркни его карандашом!!
- …
- Да! Так почему же в конце нет запятой? Сколько раз повторять? А ну читай правило!
- (покорно) «…В причастный оборот входят все зависимые от причастия слова…»
Чёрт, ну и слышимость! Нет, надо отвлечься. Например, засесть за электронные барабаны мужа, пока тот ещё на работе и некому страдать такой малоэффективной ерундой, как попытки обучить меня разным хитрым сбивкам и игре на пять четвертей. Главное – погромче, чтобы не было слышно этого:
- Не отвлекайся, сказала! Вырастешь неучем, кому ты нужен будешь?
(Открытый хэт с бочкой –закрытый хэт – открытый хэт с малым - снова закрытый хэт…)
- Если дано ускорение, как найти скорость? Напряги мозги, идиотина! Долго ты меня ещё мучить будешь?!
(То же самое, но вместо хэта – райд. Быстрые удары по высокому, среднему, низкому томам в последней доле каждого такта.)
- Зараза! (то ли хлопок, то ли стук). – Я тебе побросаю книжку! Я тебе сейчас так побросаю!!.. (хлёсткий удар). – Марш в свою комнату! Ужин не получишь!
(Крик. Крэш, крэш, крэш – частая дробь, сливающаяся в сплошной металлический шум. Финальный удар в томы. Плач.)
Одиннадцать вечера. Точнее, одиннадцать с двумя минутами.
Не та ли невысокого роста женщина, что кричит сейчас на своего ребёнка, пару дней назад столкнулась со мной у лифта и сделала резкое замечание насчёт всех, кто «вконец обнаглел и позволяет себе шуметь после одиннадцати»?
Нестыковочка, однако. Я снимаю трубку, ищу в записной книжке нужный номер.
- Добрый вечер! Простите за беспокойство, могу ли я уточнить… хм… Не в вашей ли квартире сейчас делают с ребёнком домашнее задание?
- А ваше-то какое дело?
(Да, тот самый голос – тонкий, плоский какой-то, слегка гнусавящий на повышенных тонах…)
- Дело, в общем, не только моё, поскольку уже одиннадцать, а слышно всё довольно громко…
Гудки. Бросила трубку.
Наверху – скрип двери. Последние – скорее по инерции - сдавленные всхлипы ребёнка, прерываемые злобным шипением матери. Слов не разобрать, но зуб даю (не свой, конечно, позаимствую где-нибудь в ортодонтии) – нечто вроде: «Заткнись уже и иди жрать, опять завтра не поднимешь тебя в школу!»
Тишина. Медленно оседает мутная взвесь, поднятая со дна истеричными дрыганиями этажом выше. Я терпеливо жду, когда осадок снова покроет ровным слоем то, что должен скрывать – от чужих глаз, конечно, тоже, но в первую очередь от моих собственных. Поэтому я честно пялюсь вместо полузабытых тёмных предметов дна на яркую матовую лампочку в потолке.
Звонок в дверь. Муж наконец вернулся с работы – позже, чем обещал, но я помню: у них скоро выпуск новой программы, крупные контракты с зарубежными софтверными компаниями… Поэтому я смотрюсь в зеркало – проверяю, чиста ли вода и спокойно ли дно, затем открываю дверь, быстро обнимаюсь и иду разогревать ужин.
2
День законного отгула за проведённые накануне сложные ночные исследования может дать неплохое представление о том, какими были райские времена на заре сотворения мира. Повышению уровня эндорфинов в крови немало способствовал и тот факт, что будильник можно с чистой совестью проигнорировать, а поднявшись с постели в час, когда «первая половина дня» пройдёт окончательно и бесповоротно, устроить себе контрастный душ, не спеша приготовить что-нибудь неожиданно интересное и уделить, наконец, достойное внимание внушительному списку незавершённых творческих проектов…
…если только тебя (а заодно и всех окрест) не разбудит с рассветом длинная непечатная тирада, имеющая целью пробудить некоего нерадивого отрока ото сна и направить его на путь истинный, к чистому свету научных знаний. Проще говоря, в квартиру сверху пришло четвёртое сентября, вторник.
- Пойду приготовлю завтрак, можешь занимать ванную, - вздохнув, сообщила я своему сонному супругу.
Завтрак был безнадёжно подпорчен некачественными приправами, что непрерывно сыпались с потолка:
- Мам, где мой носок?
- Куда засунул его, сам и вспоминай, неряха такая!
- (с последней надеждой утопающего): Па-ап…
- Брбур-бур-бур… (народные массы сохраняли индифферентность в сложившейся политической обстановке).
- Посмотри-посмотри, какой у тебя раздолбай растёт! (снова давешняя гнусавость на «верхах»). Достойный сын своего папаши, что уж там!..
- Да ты за*#%ла уже, а?! Пойдите ж вы все на х?*, спиногрызы е*№чие! (мощный удар отшвыриваемой в стену мебели. Воистину, страшен русский бунт…)
Люстра, на которой я пыталась сосредоточить своё внимание, дрогнула и жалобно зазвенела. Кроткая беззащитность – это всё, что изящные подвески могли противопоставить грубой, неверно и слепо применённой силе. Я резко вдохнула, и тонкие хрустальные пластинки одна за другой начали лопаться от крика, раздирающего глотку:
- Прекратииииить!!!!!!!!!!!!!!!!
Отец на секунду ослабил захват, освободив шею матери, и та смогла глотнуть немного воздуха.
- Хвааатииит!!!! – маленькая девочка запрыгнула на подоконник, рискуя (а может быть, и желая) свалиться в открытое окно, за которым была лишь раскалённая июльская синева последнего этажа.
- Тварь! – отец метнулся к дочери и сбросил её на пол прежде, чем девочка успела принять хоть какое-нибудь решение.
Боли, пожалуй, не было - всё внимание, все силы уходили у девочки на то, чтобы не разжать зубы (вчера как раз прорезался первый коренной), которые впивались в отцовскую шею всё сильнее и сильнее.
Только в больнице врачи смогли разжать челюсти покалеченного ребёнка и извлечь изо рта кусок кровоточащего мяса. Отца с сильным артериальным кровотечением спасти не удалось.
Яркий свет хирургических ламп сменился ровным матовым свечением люстры. Все подвески были целы. Привиделось.
Я снова вдохнула и...
Похоже, у меня уже есть кое-какие планы на сегодня.
Проводив мужа на работу, я приступила к собственным сборам. Ключи от квартиры, перчатки, пара готовых шприцов, моток широкого скотча. Ах да, невежливо будет навязывать своё общество без предупреждения. Быстро набираю с ноутбука текст, отправляю на печать.
Готово. Теперь - долгое ожидание у глазка входной двери. Или же не очень долгое: вот грузно протопал по лестнице лысеющий супруг немолодой истеричной особы... вот и сама она, тянущая за руку своего затюканного сынишку (балда, он же не успевает за тобой! или ты специально делаешь всё, чтобы он споткнулся и упал?).
Я выхожу, не спеша запираю дверь, спускаюсь на первый этаж, кидаю короткое письмо в нужный ящик и останавливаюсь за выступом в стене. Скорее всего, она захочет проверить почту.
Писк открывающегося кодового замка. Я делаю короткий, резкий вдох.
Звон ключей, копание в накопившейся за день рекламной макулатуре. Непонимающее хмыканье, лязг закрывающегося замка. Шаги в сторону лестницы. Вот и она, глаза в бумагу – прекрасно! (пожалуй, мне стоит оценивать свои литературные способности чуть выше, чем обычно).
Звук врезающегося в дверной замок ключа. Пора.
Я преодолеваю два лестничных пролёта так быстро и бесшумно, как никогда раньше. Точный укол в шею (спасибо за незабываемую практику, городская психиатрическая больница!), совместное движение с чужим слабеющим телом по инерции в открытую настежь дверь. Выдох.
3
Когда моя незадачливая соседка сверху наконец очнулась, все декорации предстоящего спектакля были уже тщательно приготовлены. Дама сидела на полу со связанными руками и ногами, примотанная скотчем к небольшому комоду. Напротив я посадила случайно найденную в комнате фарфоровую куклу, повернув ей голову так, что она, будто взаправду удивляясь, смотрела на вырванную страницу из школьного дневника, где я, не скупясь, наставила троек и "пар". А чуть правее располагалась фигурка балерины, сделанная из проволоки, рядом с фотографией самой женщины со своим мужем и сыном - вероятно, где-то на море. Балерину я согнула так, будто она приносила себя в жертву этой фотографии, в тоске склоняясь перед ней. Сама я встала за комодом, убрав из поля зрения моей соседки всё, что могло отражать обстановку за её спиной.
Невнятный стон, полный страха и недоумения, свидетельствовал о том, что можно приступать к разговору.
- Вам ничего не напоминает эта композиция? - шёпотом спросила я женщину (шепот, во-первых, ни черта не давал понять насчёт голоса, а во-вторых, я ещё одела марлевую повязку. Впрочем, знакомый психотерапевт утверждал, что любовь к шарфам до самых глаз и марлевым повязкам без нужды - знак того лишь, что человек не позволяет своему рту высказать всё, что в нём скопилось).
Как и ожидалось, моя дама заблажила что-то насчёт "Деньги под трусами на нижней полке, берите всё, только не убивайте!!"
Я подождала, пока поток слабо связанных слов сменится невнятными всхлипываниями, а затем прекратятся и они, и всё тем же шёпотом повторила свой вопрос.
На сей раз дама обратила внимание на мелочи окружающего мира и сделала попытку прикрыть полами выцветшего халата свои бледные, дряблые ноги.
- Откуда вы это вытащили? Что вам нужно?
- Я жду ответа. Вы сами вполне можете мне объяснить, что за картина сейчас перед вами.
Тяжкий вздох.
- Ну, кукла... девочка, наверное, получила двойку. Её будут ругать родители. Возможно, и пороть... она в наряде девятнадцатого века: тогда ещё, видимо, было принято пороть детей...
- Дальше.
- Ой, боже ж мой, да что там... Ну, рядом - это балерина. Я балерина, - голос женщины дрогнул, по щекам потекли слёзы. - А на фото муж мой, Андрей, отец Мишки. Любовь у нас была по молодости, ну я и залетела, а это значило одно - в балеринах мне не бывать уже. А когда мать поняла, что надежд её я не оправдала, выгнала меня из дома и дорогу назад, сказала, забудь. Пришлось к андреевым родителям идти, поженились потом... Да только вам что с того, а?
Я некоторое время молчала. Нет, никакой крик уже не рвался из меня, как это было поутру. Наоборот. Десятки одновременных слов застряли в пробке на какой-то мозговой магистрали, что соединяет, наверно, городок "Мысль" с городком "Речь".
- Виноват ли ваш муж в том, что родился этот ребёнок? - плотный трафик в моей голове, видимо, как-то упорядочился.
- Да нет, что вы... Хоть и ругала его, но какое там... Это же случайно. Да и любил он меня... до сих пор любит, надеюсь...
- Виноват ли ваш сын в том, что родился?
(Темнота. Тишина. Вдруг толчок, другой. Тесное пространство. Что-то тянет наружу, торопит. Свет, много света. Много звука. И слишком много холодной пустоты вокруг. Хлопок. Жгучая боль где-то в районе спины. За что?! Случайный вдох удивления и обиды - первый глоток этой чужой, пугающей пустоты. И крик. Крик.)
- Нет. Нет, конечно, Мишенька не виноват! Что за чушь… Он такой хороший, хоккей любит и рисовать... Так что вы узнать-то хотели? Странные вопросы задаёте! Если вы чего насчёт моего сына задумали, я вам сразу говорю - всех порву, зараза, кто хоть пальцем...
- Успокойтесь, дамочка, - шёпот мой, как ни странно, был услышан. - Ничего плохого я вам не желаю. И верю, что вы защитите сына от любого зла. Даже от того, которое может подобраться к нему в вашем лице.
Ответ женщины меня уже не интересовал. Я быстрым движением заклеила ей рот и глаза, а затем вложила между холодных связанных ладоней небольшой канцелярский нож.
- Освобождайтесь от скотча. Ваши ключи в замке.
Возвращаясь на следующий вечер домой, я услышала жужжание дрели этажом выше. На мой заинтересованный взгляд мастер кратко сообщил:
- Меняю замки. Любые работы по дому, сантехника, электрика. Возьмите визитку, девушка.
Стоит, наверное, написать ещё, что это был последний громкий звук, который мы слышали из квартиры сверху.
Свидетельство о публикации №112100204255