И, когда ты пришёл...

И, когда ты пришёл, разомкнув двери, стены и тени,
И, скорбя, счистил с мелочи лжи  серебристую ртуть,
И, когда небожители грозно и зло захрипели,
И уже никого трубы их не смогли обмануть…

Сильно, слабо ли, долго ли, коротко ль,
Мы, мишурным понятьем мудры,
Засмеялись… и – ночи нагайками вспороты
Над спиною ребячьей игры.


И, когда прелым клёкотом грифов распластанный,
И растерянный, вечный воитель снегов,
Раболепной толпой колченого обласканный,
Обцелованный, ты уползал из руин пустяков…

Раззудивши плечо по-палачески,
Расфуфыренные мотыльки,
Мы – забыли… и – юность корячится
Под стеклом леденящей тоски.


И, когда, убежавший от демонов мертвенной стаи,
И одетый в лохмотья, ты ринулся к свету,
И, когда всё, что яростно осень сметает,
Возвратилось к растёртому в бездну поэту…

Матадоры, дразня минотавров,
Распалили их адскую плоть,
Обнаглели… и – яркой латунью литавров –
Мы, распяв, были рады колоть.


И, когда, навсегда, из последних душевных конвульсий,
И кричал ты, и плакал, и пел…
И, когда, исчерпав самый грязный комок богохульства,
Растерзали твой мозг, и его кто-то с жадностью съел…

Равнодушно взирая, косматые циники
Не осмелились горевать,
Промолчали… посыпались йены, полтинники,
Тетрадрахмы и доллары, фунты, сребренники
Волосатые лапы ласкать.


Чингисханыч, опус 80.