Романс с развитием

Могла стать счастьем,
а стала болью памяти моей,
кто смог украсть
младенческих очарованье дней? -

Чужая страсть,
напасть отчизны
горькой тризны
любви и веры,
и надежд
на образ жизни,
не зачумлённый
бытом бездуховно серым
в среде
невежд,
среди
невеж...

Ты в двадцать лет
оборвала судьбы своей
здесь на земле
явленье...

Ты стала сказкою моей из драгоценного
собрания
повествования
о достоянии
сознания
неисчезания
из мира сердца сокровенного -
в его предания
переселившихся
с земли убившей
их,
небесно-трепетных
мечтой о царстве
светлого
свершения,
достойных человека,
знающего жизнь и Бога,
сквозящих ветром
музыки воскресной
из прошлых дней -
возлюбленных теней...

Чужая мне,
но мною знаемая,
грязью мира раненая
птица,
сумевшая решиться
на падение
с огромной высоты,
ты мне теперь
извечно-горькая
сестрица
моих
и не моих
земных потерь
на небосклоне
постановок
памяти,
которым здесь -
уж это
точно -
никогда
не сбыться,
а там за мёртвой
точкой,
где сияет
над могилою
волшебная,
с неясной
силою
лучей
из песни
мне родной,
заветная звезда...

Бог весть,
Он знает,
что на веки стёрто,
а что ещё исполнится -
что сбудется,
почудится,
забудется -
где
и когда,
какою радостью
иль горем,
в каком везении
или беде...

Вот верю я,
что слышишь это
ты
стихотворение -
не мой,
но гений
чистой красоты -
соседка-девочка
с большущими
глазами
серыми,
одним движением
на уровне небес, глядящих
в душу пустотою нещадящей,
оборвавшая
страстей
животных
грязные мечты
и ставшая
в печальной памяти моей святым
сказанием -
с дыханием
живым
везде -
незримо-ощутимо-болевым,
как дым
бесплотных пантомим
вневременного, повсеместного страдания
с лучом, сквозящим
в высь
за ним,
как мысль
о милосердии и справедливости
не здесь,
так где-нибудь
нам Богом данного
существования -
с любовью светлой в настоящем...