Комендатура

По причине того, что Родина оплачивает мне проезд, мне необходимо было удостоверить факт пребывания в Перми. Для этого направилась я в военную комендатуру. Дорога была мне знакома, направлялась я в, так называемые, Красные казармы, которые раньше служили местом сбора солдат, видимо, там жили и офицерские семьи, а Красные, так как здания все из красного кирпича… Территория была огорожена, стояло КПП, все как нужно. Кстати, КПП было еще летом. Теперь же меня встретили распахнутые настежь ворота, заброшенное КПП и памятник товарищу Ленину, обезглавленный и уже никуда не смотрящий.

На былое величие указывали огромные деревья, высаженные строго параллельно и бывшие, наверное, свидетелями многих интересных событий, которые происходили здесь. Огромная карта, железнодорожные пути, идущие в никуда, все изломано, брошено.

 А вокруг подступают высотки, давят этот островок прошлой жизни, уже не нужный никому.
Я шла по широким тротуарам, смотрела в заколоченные окна обветшалых зданий и искала глазами заветную табличку. Там, где комендатура находилась в прошлом году, ее уже не было, теперь здание занимают военный гарнизонный суд, военная следственная прокуратура и служба спасения. Видимо, их тоже откуда-то повыгоняли. Я представила себе трех испуганных старушек, которые подслеповато и удивленно осматриваются в новом своем жилище. Военных нигде не было, спросить не у кого, мороз щипал мне щеки и торопил. После недолгих поисков я нашла-таки комендатуру в соседнем здании, таком же краснокирпичном и таком же заброшенном.

Взявшись за, отполированную миллиардами прикосновений, ручку двери, я вошла внутрь и поднялась на второй этаж. Распахнув дверь я попала в прокуренное грязное помещение, где таскались по коридору безобразно одетые солдаты, офицеров не было… Один из рядовых отличался особо колоритной внешностью: он был в джинсах, сверху форменная куртка, а голова его была небрежно так перебинтована, я уже молчу о его прическе (какая там окантовка!). Между тем вся эта компания не обращала на меня никакого внимания. Отыскав наиболее адекватного из них, я обратилась к нему с просьбой отметить отпускной, чем этот молодой человек и занялся. Пока он исполнял свои служебные обязанности я разглядывала нынешнее пристанище военного коменданта.

Мой супруг бы просто взбесился, если б увидел все это! Такая распущенность признак полнейшего упадка. Старые захламленные шкафы, невесть откуда взявшаяся керосиновая лампа, затоптанный пол, грязное слепое окно. У рядового, который заполнял мои документы, почему-то руки были все исцарапаны и в каких-то болячках, хотя он выглядел вполне прилично.

Мне стало так жаль своего мужа, который верит еще в офицерскую честь, и служба его мне представилась практически подвигом. Наша армия больна, и больна неизлечимо, и я не вижу людей, способных спасти её.

Я поспешила покинуть это неприятное заведение. Грустный безголовый Владимир Ильич вскинул руку в вечном прощании…

Навстречу мне попались два офицера в бесформенной юдашкинской форме. Они грустно брели в прошлое, закрываясь от ветра куцыми воротниками бушлатов.