Критерии оценки поэтического текста - В. Панин

Л.Р. Безуглая* (Лилия Силина)


        Восприятие стихов сугубо индивидуально. То, что по вкусу одному читателю, другой не воспримет вообще. Один ценит отсутствие штампов, другой – бешеные образы, третий – искренность и задушевность, четвертый – красоту рифм, пятый – философские изыски, шестой – музыкальность, седьмой – первое и второе, восьмой – второе и четвертое, девятый – третье, пятое и шестое… и так до бесконечности.
        Естественный вопрос: А что ценю я? Что заставляет замирать, дрожать, стонать от красоты стихотворения (и такое бывает!).
        Задайте себе этот вопрос, и найденный ответ прояснит многое.
        По критериям, которые кладутся в основу оценки стихов (или не кладутся вообще), можно судить о человеке, об уровне и векторе его эстетического, интеллектуального и духовного развития.
        Мой вектор – научный. Я во всем ищу закономерности. Дорыться до сути – мое хобби. Поэтому к эмоциональной оценке я подключаю оценку рациональную: если поэтический текст можно подвести под научные законы, значит, он хорош. А если он еще и будоражит мои мысли, затрагивает мои чувства – цены ему нет!   
        Так моя субъективная оценка приближается к оценке объективной, основанной не на литературной критике, а на лингвистическом анализе поэтического текста. По словам Р.О. Якобсона, литературный критик «заменяет описание внутренних значимостей (intrinsic values) литературного произведения субъективным, оценочным приговором», а лингвист анализирует эти внутренние значимости, подчиненные объективным, научным законам.   
        Это законы гармонии. Стихотворение может нравиться или не нравиться, трогать или не трогать, цеплять или не цеплять, но если оно подчинено законам лингвистической гармонии, ценность его трудно отрицать. 
        Эти законы читатель (да и автор!) может и не знать, но в хорошем стихотворении они всегда чувствуются интуитивно, создавая ощущение чуда.
        Вот эти законы я постараюсь в общих чертах изложить.

        Прежде всего, надо разграничить понятия формы и содержания поэтического текста. При этом содержание можно понимать в широком и узком смысле слова. Узко понимаемое содержание – это смыслы, идущие от слов, они привязаны к форме и воспринимаются только через ее посредство.
        Однако в оппозиции «форма – содержание» имеется в виду содержание в широком смысле – то, что на уроках литературы в советской школе называлось темой и идеей: чему посвящено произведение, что хотел сказать автор, какие мысли и чувства хотел донести? Попросту говоря: о чем и зачем?
        Тема и идея – широкая палитра для читательских предпочтений. Тут вкусы разнятся очень сильно: один предпочитает философскую тематику, другой читает исключительно о любви, третьего интересуют духовные темы, иные балансируют на грани обыденного и трансцендентального… – не зря часто говорят: «Не мое». Главное: «не мое» не значит «плохое».
        Содержание в широком смысле вряд ли можно считать надежным критерием оценки поэзии, хотя оно поддается научному анализу – в области литературоведения.
        А вот форма и содержание в узком смысле – стезя лингвистики. Здесь и законы точнее, и материал ощутимее. Недаром среди языковедов бытует мнение, что лингвистика – самая точная из гуманитарных наук (кто первый это сказал, мне не известно).
        Поэтому речь пойдет о языковых, лингвистических критериях оценки стихотворения. Стихи пишутся на естественном языке, так что его законы не только применимы к их анализу, но и – глубже! – законы языка создают поэтическую гармонию.   
        Мне нравится мысль В. Брюсова о разнице между поэзией и прозой: «в поэзии слово – цель; в прозе (художественной) слова – средство. Материал поэзии – слова, создающие образы и выражающие мысли; материал прозы (художественной) – образы и мысли, выраженные словами». В прозе важно ЧТО, в поэзии – КАК. Не важно, какие мысли и чувства передаются, главное – КАК они передаются, доносятся, воздействуют на читателя. В прозе превалирует содержание, поэзия предполагает первенство языковой формы. 
        Систематизировать языковые критерии оценки поэтического текста нагляднее и легче всего на основании уровней языковой системы – фонетики, лексики, морфологии, синтаксиса, текста. Соответственно, речь идет о гармонии единиц языковой формы – звуков, слов, словосочетаний, предложений и всего текста.
        Рассмотрим эти критерии на примере одного стихотворения:

        Валерий Панин

        СИНОНИМЫ ЛЮБВИ

        ***
        Волшебница!
        ...Опять вершишь обряд:               
        Слова щепотью бросишь на листочек               
        И (чудо!) – буквы выстроятся в ряд,
        И дрожь объемлет гибкий позвоночник,               
        И онемеет кончик языка
        От невозможности постичь...
 
        ***
        Ведунья!               
        ...Три вишенки, три капли молока,
        Три бусинки на блюде полнолунья –
        Ингредиенты зелья твоего.
        Кипит, ярится варево в горшочке,               
        А ночь в ладонях лепит статус-кво
        И подаёт загадку: знаки, точки –
        Твой код.
        Но Брайль – не лучший поводырь
        В стране слепых, где слишком много зрячих,
        Не меряющих мыслью даль и ширь...
 
        ***
        Цирцея!               
        ...Ты позволишь мне иначе
        Познать тебя? –
        Пусть казнью станет миг,
        Когда мы наши губы перекрестим,
        Когда среди прелюдий и интриг,
        Как палачи на страшном лобном месте,
        Друг друга будем вновь четвертовать
        И песню в сто тонов делить на стоны,
        И в плаху превратим свою кровать,
        И посрамим короны, жезлы, троны...
 
        ***
        Ах, Ведьма!               
        ...Мы сжигали имена,
        Твердили про себя слова заклятий.
        Меж нами и не мир, и не война,
        Но вечный бой за право сверху...
 
        ...Кстати,
        Мне снова снился сон: там сотня сук
        Бежала из вольер, ломая дверцы,
        А я неспешно их кормил из рук
        Кусками окровавленного сердца...


        Стихотворение о любви. Вечная тема. Любовь сравнивается с волшебницей, ведуньей, Цирцеей, ведьмой. Мысль, пожалуй, не нова. Чувства Лирического героя – тем паче. Но как это подано, как выражено, как сказано!

        Первый критерий – фонетический: звукопись, рифма, метрика, а также подчиненные им орфография и пунктуация.
        Стихи – игра звуков. Сами звуки значения не имеют, но их сочетания способны усиливать и создавать смыслы. В хороших стихах звуки работают на энергетику, создают мелодию, завораживают, вводят в воображаемый мир, отгораживая его от реального музыкальным сопровождением.
        Посмотрите на стыки слов в этом стихотворении – там нет ни скопления гласных, ни нагромождения согласных, ни диссонансных слогов. Вязь звуков ровная, гладкая, плавная. Ее можно сравнить с водной гладью: на звуковой поверхности стиха выделяются волны – звуки образуют ассонансы и аллитерации.
        В первой части явно преобладает звук О – 17 употреблений, это гораздо больше, чем других гласных (о – 17, е – 10, у – 2, и – 12, а – 8), в дальнейшем частотность звуков О, И, А и Э выравнивается (я говорю о звуках, а не буквах, поэтому исхожу из того, что буквы Ё, Ю, Я обозначают либо два звука – ЙО, ЙУ, ЙА, либо звуки О, У, А после мягкого согласного).
        Наиболее ощутим ассонанс в ударных слогах, например: "Слова щепОтью брОсишь на листОчек"; "Три бУсинки на бл’Уде полнолУнья". Но и безударные слоги с вариантами фонем вносят свою лепту в звуковой рисунок стиха.       
        Аллитераций меньше, но посмотрите, как экспрессивно аллитерация Р венчает звуковой накал третьей части стихотворения:

        И в плаху пРевРатим свою КРОвать,
        И посРамим КОРОны, жезлы, тРоны...

        Метафонический (перевернутый) слоговой повтор КРО – КОРО усиливает эту аллитерацию.
        Гармоничны и другие повторы слогов:
      • ОЖ, НОЧНИК – КОНЧИК в первой части,
      • ОЛ, ДО – ОД, ВО, ШИ – ИШ – ЛИШ во второй,
      • ПОЗ, ЗН, ПЕРЕ – ПРЕ, НО – ОН в третьей,
      • ИМЕНА – НАМИ – НЕ МИ – НА, ОВ – ВО, ОЙ, СН, УК – КУ в четвертой.
        Ну а паронимический повтор "И песню в СТО ТОНОв делить на СТОНы" – просто шедевр, он создает звуки любовного стона, доказывая свою волшебную действенность и не оставляя равнодушным эстетически тонкого читателя.
        Внутренние рифмы, образуемые повторами слогов, дополняют рифмы концевые. Последние настолько гармоничны, что абсолютно незаметны. Обычный метод анализа рифмовки – отметить концовки строк, выделив рифму – здесь недостаточен именно потому, что при этом не учитывается богатейшая внутренняя рифма. И благодаря ей ничем не примечательные сами по себе (достаточно точные, но не уникальные) концевые рифмы звучат гармонично и незыблемо. Рифма склеивает стихи в единое музыкально-смысловое пространство.   
        Перекрестная рифмовка (мужская – женская – мужская – женская рифмы) гармонизирует с метрикой стихотворения. Это обыкновенный пятистопный ямб с пиррихиями и спондеями. Пиррихии (пропуски ударения в положенном месте) и спондеи (ударения там, где их быть не должно) приближают ритм стихотворения к разговорной речи. Стихи звучат естественно и мелодично.
        Пиррихии и спондеи давно уже стали нормой в силлабо-тоническом стихосложении, сближая его с тоническим. Строгое соблюдение ударности / безударности встречается сейчас очень редко, особенно в двухсложных размерах. Оно характерно для считалок и скороговорок, а в обычных стихах может служить тестом на проверку метрики. Прочитайте строку «трИ бУсинки на блЮде полнолУнья» иначе, с положенными ударениями, как считалку – и Вы сразу поймете, что это пятистопный ямб: "три бУсинкИ на блЮде пОлнолУнья".   
        Следует заметить, что ритм и метрика – разные вещи. Метрика связана только с чередованием ударных и безударных слогов, а ритм шире – он создается метрикой во взаимодействии с синтаксисом, отражая паузы и течение интонации.
        Для фиксации ритма огромное значение имеют орфография и пунктуация. Они отражают фонетику на письме, подчинены ей и призваны облегчать зрительное восприятие поэтического текста читателем. Именно поэтому я не приветствую отсутствие знаков препинания в стихах, за исключением отдельных случаев.
        Что касается оценки, то, по крайней мере, в стихах не должно быть орфографических и пунктуационных ошибок. Анализируемое стихотворение в этом отношении безупречно.
        Бросается в глаза обилие троеточий, которые здесь вполне оправданы: они не только обозначают паузы, но и маркируют повороты мысли.
        Ну и, конечно, особого внимания требует уникальный, авторский стиль ритмического разбиения строк. На первый взгляд, строки метрически неравномерны, но попытка выстроить их в соответствии с концевой рифмовкой дает обычную пятистопную строку и почти классическую (не считая пиррихиев и спондеев) ямбическую строфу:

        Волшебница! ...Опять вершишь обряд:   
        Слова щепотью бросишь на листочек      
        И (чудо!) – буквы выстроятся в ряд,
        И дрожь объемлет гибкий позвоночник,               

        И онемеет кончик языка
        От невозможности постичь... Ведунья!    
        ...Три вишенки, три капли молока,
        Три бусинки на блюде полнолунья –

        Ингредиенты зелья твоего.
        Кипит, ярится варево в горшочке,               
        А ночь в ладонях лепит статус-кво
        И подаёт загадку: знаки, точки –

        Твой код. Но Брайль – не лучший поводырь
        В стране слепых, где слишком много зрячих,
        Не меряющих мыслью даль и ширь...
        Цирцея! ...Ты позволишь мне иначе

        Познать тебя? – Пусть казнью станет миг,
        Когда мы наши губы перекрестим,
        Когда среди прелюдий и интриг,
        Как палачи на страшном лобном месте,

        Друг друга будем вновь четвертовать
        И песню в сто тонов делить на стоны,
        И в плаху превратим свою кровать,
        И посрамим короны, жезлы, троны...

        Ах, Ведьма! ...Мы сжигали имена,
        Твердили про себя слова заклятий.
        Меж нами и не мир, и не война,
        Но вечный бой за право сверху... ...Кстати,

        Мне снова снился сон: там сотня сук
        Бежала из вольер, ломая дверцы,
        А я неспешно их кормил из рук
        Кусками окровавленного сердца...

        Разбиение строк на части, а также перераспределение границ строф и частей всего стихотворения подчинено созданию особого ритма и сопряжено с переносом слов и словосочетаний, маркирующим паузы и смысловые повороты. Несовпадение интонационно-фразового членения строки с метрическим членением ведет к переносу назывного предложения ("Волшебница!", "Ведунья!", "Цирцея!", "Ах, ведьма!") или вставного слова ("Кстати") на следующую строку или отделения от нее.
        Такой графический прием во взаимодействии с синтаксисом и композицией, о которых еще пойдет речь, работает на усиление экспрессии, нарастание смыслового наполнения, что в стилистике именуется термином «климакс».

        Лексический критерий оценки стихотворения предполагает анализ употребляемых в нем слов, служащих обозначением соответствующих концептов.
        Основные текстовые концепты данного стихотворения – ЛЮБОВЬ, ВОЛШЕБСТВО, БЛИЗОСТЬ, ТАЙНА, КАЗНЬ, ПОКОРНОСТЬ. Попробуйте соотнести слова стихотворения с одним из этих концептов – и Вы увидите, что каждое значимое слово попадает в одну из соответствующих концептуальных областей. 
        В стихотворении преобладает общеупотребительная лексика. Это обыкновенные слова, которые мы употребляем в повседневной речи (Эллочка Людоедка не в счет!). Но связываются они друг с другом необычно, образуя образы и скрытые смыслы.
        Часто слова употребляются здесь не в прямом, а в переносном значении: "онемеет кончик языка", "мерить мыслью", "четвертовать", "посрамим". Значения слов переплетаются, и возникают ассоциации, смыслы бездонной глубины и воздействующей силы:
 
        ...Три вишенки, три капли молока,
        Три бусинки на блюде полнолунья – 

      • Три – магическое число, символическое число…
      • Вишня – восток, цветущая вишня, весна, пробуждающееся чувство, всплеск эмоций…
      • Молоко – мать, колыбель, родина, земля, питание, тело, жизнь, голос разума…
      • Бусинка – нить, соединение, движение, волеизъявление…
      • Триединство «Мысль – Чувство – Действие», «Рацио – Эмоцио – Воля», «Тело – Душа – Дух»…
        Ассоциации бесконечны… Но это уже уровень текста, к которому мы еще вернемся. 
        Противники штампов в стихах не заметят в этом тексте штампованных словосочетаний "гибкий позвоночник", "вечный бой", "твердили про себя слова", "мне снова снился сон", потому что, во-первых, их не много, а во-вторых, они являются составной частью оригинальных образов.
        Есть в стихотворении и немало необычных слов:
      • имена собственные – "Брайль", "Цирцея",
      • поэтизмы – "щепотью", "варево", "ведунья", "поводырь", "перекрестим", "посрамим", "позволишь",
      • архаизмы – "вершишь", "зелья", "ярится", "объемлет", "заклятий" и даже
      • термины – "статус-кво", "ингредиенты", "прелюдий" и просто
      • редко употребляемые слова – "код", "лобном месте", "короны, жезлы, троны", "вольер".
        И главное, каждое слово на своем месте. Именно "зелье", "варево", а не "блюдо", "еда", "суп", "кушанье", потому что оно волшебное и не поддающееся рецептуре. Именно "кипит, ярится", потому что это стихийное, тайное, неудержимое и необъяснимое действие. А "дрожь объемлет гибкий позвоночник", а не "покроет", "охватит" его, потому что это состояние непостижимое. 
        Много синонимов (слов с близким значением) – "волшебница / ведунья / Цирцея / ведьма", "зелье / варево", "кипит / ярится", "загадка / код", они усиливают эмоциональный накал стихотворения, углубляют его концептуальное пространство. 
        Антонимы (слова с противоположным значением) ("мир – война", "даль – ширь", "слепых – зрячих") подчеркивают противоречивость описываемого концепта – любовь, как и всё в этом мире, полна необъяснимых противопоставлений. 

        Морфологический критерий оценки тоже основывается на анализе слов, но на предмет частей речи и их категорий.
        При первом прочтении оценить частотность частей речи в данном стихотворении трудно (потому что они употребляются гармонично! – их ровно столько, сколько нужно), но подсчет дает интересные результаты:
      • существительные – 68,
      • глаголы – 23,
      • причастия – 2 (меряющих, окровавленного),
      • деепричастие – 1 (ломая),
      • прилагательные – 4,
      • качественное наречие – 1 (неспешно),
      • другие наречия – 7,
      • предлоги 16,
      • союзы – 16, 
      • междометие – 1 (Ах).       
        Больше всего существительных, и это понятно, они – носители предметного значения. Глаголов и отглагольных частей речи (причастий и деепричастий) – приблизительно в два раза меньше, чем существительных, но гораздо больше, чем остальных частей речи. Это объясняется сильной динамичностью стихотворения. Без действия, движения, процесса изображаемые явления мертвы. Если много глаголов – тоже нехорошо, за исключением стихов, где действие и динамика имеют тематическую оправданность. В нашем стихотворении все глаголы на своем месте и в оптимальной грамматической форме.
        Глаголы употребляются сначала в настоящем и будущем времени. Но в последней части лирический герой обращается к прошлому. Он будто вспоминает то, что заставляет его назвать Любовь Ведьмой: "Мы сжигали имена, Твердили про себя слова заклятий"… Он вспоминает вещий сон:

        … там сотня сук
        Бежала из вольер, ломая дверцы,
        А я неспешно их кормил из рук
        Кусками окровавленного сердца...

        Любовь мучает, доставляет боль, разъяренной собакой разрывает сердце на куски, чтобы съесть его…
        Прилагательных мало. Думаю, это свойство современной хорошей поэзии, в отличие от поэзии 19-го века, изобиловавшей качественными прилагательными. Дело в том, что прилагательное – выразитель эпитета, а сейчас все более ценными становятся другие изобразительные средства – метафоры, метонимии, парафразы, аллюзии и т.п., способные вносить более тонкие и парадоксальные  оттенки в создаваемые образы и смыслы, а в этих средствах прилагательные не всегда играют важную роль.
        На первый взгляд, можно возразить против частотности наречий со значением повтора – "опять", "вновь", "снова". Эти слова часто выступают в поэтических текстах словами-паразитами, затычками, заполнителями метрического места (наряду с "уж", "уже", "же", "ведь", "ты", "я", "только", "лишь" и т.п.). Однако это не значит, что они никогда не имеют смысла. В контексте анализируемого стихотворения наречия «опять», «вновь», «снова» необходимы – они, во-первых, усиливают семантический эффект повторяемости, цикличности, неизбежности передаваемых смыслов. Во-вторых, они вписываются в последовательный ряд содержательных повторов – фонетических, лексических, морфологических, синтаксических.
        Уменьшительные формы существительных – "листочек", "кончик", "вишенки", "бусинки", "в горшочке", отражают умилительное, восторженное настроение лирического героя в первых двух частях стихотворения. Все-таки это Мужчина, в голове у которого Женщина – маленькая, слабая, беззащитная, да и на Любовь он вначале смотрит снисходительно. Но в процессе развития мысли настроение постепенно меняется – Любовь оказывается коварной и безжалостной – куда тут до уменьшительных суффиксов!
        Гармонично употребление предлогов. Их относительно много, это объясняется большим количеством существительных, поскольку предлог всегда привязан к существительному. Устаревшая форма предлога «между» – "меж" – едва заметна на фоне экспрессии соседних слов.
        Все слова употреблены в корректной грамматической форме. Возражение может вызвать, разве что, глагол «постичь». В норме он употребляется с прямым дополнением. Просто так постигать нельзя, можно только постичь/постигать кого-то/нечто. Однако, как изящно здесь оправдывается отсутствие дополнения! – Лирический герой сам говорит, что «онемеет кончик языка», и фраза обрывается на полуслове, остается недосказанной, о чем свидетельствует и троеточие.

        Синтаксический критерий оценки поэтического текста касается анализа предложения – порядка слов и типов предложений, особенностей синтаксических конструкций.
        Порядок слов почти везде естественен. Наблюдаем несколько инверсий:

        И онемеет кончик языка…

        Ингредиенты зелья твоего…

        Когда мы наши губы перекрестим...

        Конечно, вернее было бы сказать  «кончик языка онемеет», «твоего зелья», «когда мы перекрестим наши губы», но все-таки это лирика. И данная инверсия соответствует магической тематике, работает на создание приподнятости настроя, возвышенности стиля, действенной экспрессии. 
        Этим же целям служит синтаксическое разнообразие стихотворения. Здесь все коммуникативные типы предложения – повествовательный, вопросительный, побудительный, восклицательный, а также причастные и деепричастные обороты, вставные слова ("Кстати", "и (чудо!)"), назывные предложения, предложения с пропущенным глаголом-связкой, сочинительные и подчинительные. И самое главное – границы предложений не совпадают с границами строк и даже строф, о чем мы уже говорили в связи с фонетическим критерием.   

        Текстовый критерий оценки предполагает анализ всего текста, его настроения, композиции, когерентности, изобразительных средств (тропов).
        В создание тропов часто вовлекаются единицы всех уровней – звуки, слова, словосочетания, предложения, что демонстрирует взаимосвязанность и взаимообусловленность критериев.
        Главный троп – метафора. В этом стихотворении наиболее яркой является развернутая метафора ЛЮБОВЬ есть ВОЛШЕБСТВО. Ей подчинены метафоры ЛЮБОВЬ есть ВОЛШЕБНИЦА / ВЕДУНЬЯ / ЦИРЦЕЯ / ВЕДЬМА, а также все остальные образы и иносказания:

        Слова щепотью бросишь на листочек      
        И (чудо!) – буквы выстроятся в ряд… – СЛОВА есть МАГИЧЕСКИЙ АТРИБУТ;   

        А ночь в ладонях лепит статус-кво
        И подаёт загадку… – НОЧЬ есть ПОМОЩНИЦА ЛЮБВИ;

        знаки, точки – Твой код. – Любовь слепа;

        Но Брайль – не лучший поводырь
        В стране слепых, где слишком много зрячих,
        Не меряющих мыслью даль и ширь... – В мире правит слепая Любовь; Влюбленные слепы; Они видят мыслью, а не глазами; Они видят далеко и широко; Чтобы понять их, не достаточно знать их язык (метонимическая аллюзия на азбуку Брайля), нужно самому любить. 

        Пусть казнью станет миг,
        Когда мы наши губы перекрестим… – БЛИЗОСТЬ есть КАЗНЬ;

        Когда среди прелюдий и интриг,
        Как палачи на страшном лобном месте,
        Друг друга будем вновь четвертовать – ЛЮБОВЬ есть КАЗНЬ;

        И песню в сто тонов делить на стоны, – Чем больше Любовь, тем сильнее боль;

        И в плаху превратим свою кровать, – БЛИЗОСТЬ есть КАЗНЬ;

        И посрамим короны, жезлы, троны... – Любовь выше власти;

        Мы сжигали имена – ИМЕНА ЛЮБЯЩИХ есть КНИГИ; ЛЮБЯЩИЕ есть КНИГИ; Когда разлюбишь, вычеркиваешь человека из памяти, будто сжигаешь книгу; 

        Но вечный бой за право сверху – ЛЮБОВЬ есть БОЙ за то, чтобы быть любимым (изящная двузначность – право сверху: в близости и в отношениях);

        Мне снова снился сон: там сотня сук
        Бежала из вольер, ломая дверцы,
        А я неспешно их кормил из рук
        Кусками окровавленного сердца... – ЛЮБОВЬ есть СОБАКА, питающаяся сердцами; Любящий покорно отдает свое сердце на съедение; Любящий терпит боль, потому что любит.

        Хотелось бы еще раз подчеркнуть композиционную динамику стихотворения (климакс). Последовательность сравнений Любви отражает нарастание экспрессии и развитие смысла:
        ВОЛШЕБНИЦА – позитивный, светлый и добрый концепт;
        ВЕДУНЬЯ – нейтральный концепт, связанный с тайными знаниями;
        ЦИРЦЕЯ – прецедентное имя, символизирующее коварную обольстительницу (в греческой мифологии это волшебница, превратившая спутников Одиссея в свиней, а его самого удерживавшая на своем острове в течение года);   
        ВЕДЬМА – негативный, темный, злой концепт; Ведьма-любовь способна превратиться в собаку, чтобы питаться сердцами влюбленных.
        Начав с позитивных смыслов, связанных с волшебством, лирический герой переходит к концептам БОЛЬ и КАЗНЬ, подготавливая заключительную строфу с описанием вещего сна с мыслью о Любви-собаке, вершащей казнь над лирическим героем за то, что он любил…
        Большую роль в понимании этих смыслов играет название стихотворения – СИНОНИМЫ ЛЮБВИ. Функция его – номинативная, информативная, обобщающая. Представьте себе, что Вы читаете текст без названия. Вряд ли Вы однозначно выведите указанные метафоры. Прочитав его под другим названием, я соотнесла слова «волшебница», «ведунья», «Цирцея» и «ведьма» с любимой, к которой обращается лирический герой.
        Думаю, автор пришел к актуальному названию стихотворения, интуитивно нащупав в нем логику: в стихотворении даются синонимы любви в соответствии с логическим методом индукции. 
        К текстовому критерию относится и настроение стихотворения. Стихи должны дышать, наполненные жизнью, мыслью и чувством, что создается на разных уровнях языковой формы – и звуком, и словом, и предложением. О настроении рассматриваемого текста мы уже неоднократно говорили – оно развивается от приподнятого до угрюмо-покорного. Что создает это настроение? Звукопись и графика, слова и образы, экспрессивный синтаксис и напряженная композиция. Трудно выделить какое-то одно средство, все они работают в комплексе.   
        С помощью рассмотренных средств текст организуется в единое целое, демонстрируя все виды когерентности – цельности, целостности, содержательной связности.
        Все средства во взаимодействии создают эффект присутствия, сопереживания, погруженности в некий особый, притягательный, недосягаемый мир необыкновенной красоты и гармонии.
        Интересно, что для анализа того или иного средства мне приходилось всякий раз возвращаться к тексту стихотворения, потому что при прочтении они не фиксируются, стихи воспринимаются как нечто целое, неделимое, где каждый звук и каждое слово – на своем месте. И не представляешь себе, что могло бы как-то иначе.

        Таковы в общих чертах лингвистические критерии оценки поэзии. Оценка – это шкала, которая слагается из нескольких шкал, соответствующих данным критериям. Поэтому бывает так, что стихи соответствуют одним критериям, но не дотягивают до положительной оценки по другим. Но чем больше в них гармонии, тем более высока их ценность.   
        Прочитаешь стихи – и буквы, слова, предложения «выстроятся в ряд», откроют бездонную глубину смыслов, пронзят чувством… «И дрожь объемлет гибкий позвоночник, и онемеет кончик языка от невозможности постичь...» Чудо!


13.09.2012


* Лилия Ростиславовна Безуглая - доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры немецкой филологии и перевода Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина

Опубликовано: Безуглая Л. Критерии оценки поэтического текста (на материале одного стихотворения) // Харьковский мост. – № 9. – Харьков : Эксклюзив, 2015. – С. 255-271.