апостол Пётр оформил выходной гл4

4.

Но Пётр, хоть, усмешку утаил,
но дал понять своим холодным взглядом,
что не такие слыхивал тирады.
   - Да хоть вчера! Один мне заявил:
«Мол самосуд! На вас управы нет!
Мол, зачитать права сперва мне надо».
Общаться не хотел без адвоката.
Увидишь завтра – передай привет.
Его – я к вашим и определил.

А нынче, так сплошная пьянь да рвань.
И все – качать права, считать заслуги.
Один вон! Вообще уснул на стуле
и поломал казённый инвентарь.
Одно лишь облегченье – в муках умер.
Но нервов потрепал! Что говорить!
Мол, «потравился водкою палёной
и, стало быть, причислен должен быть
к великомученикам собственной персоной».

Другой  же вовсе – выпить так любил,
что даже после смерти умудрился
найти и, так сказать, опохмелиться.
А что он в оправданье говорил!
Что, мол, не вру, мол, только мне поверьте,
что завязал за полчаса до смерти,
свидетелей каких-то приводил!
И зуб давал, и лбом о землю бился,
что это санитар в моргу* напился
и с водкой перепутал формалин.

А вот теперь, ко всякой пьяни-рвани,
прибавился и план какой-то твой!
   - тут Пётр махнул по воздуху рукой,
в попытке отогнать воспоминанья.
   - Задаром тратить время не хочу!
Мороки вашей я не понимаю.
И тут уж точно я не промолчу!
У нас такого просто не бывает.
Слать все ваши инстанции в утробу!  -
промолвил Пётр и, как бы, между прочим,
платочком вытер запотевший лоб
и над горшком с цветком отжал платочек.

   - Ты, ежли прибыл дело говорить,
избавь меня от всяких там прелюдий.
У нас – не выборы, чтоб мОзги мне пудрИть,
да и к тому ж - простаивают люди,
а мне их всех ещё определить.
А это –  дело не простое будет.