Последовательность событий сентября

 В открытых дверях стоял двутел.

 — Как он сюда... — начал Физик, и слова замерли у него на языке.

 Это был не их двутел — тот сидел запертый в перевязочной. На пороге, почти касаясь головой притолоки, стоял огромный смуглолицый индивидуум с низко наклоненным малым торсом. Он был закутан в землистого цвета ткань, которая плоско струилась сверху вниз, окружая малый торс как бы воротником, вокруг которого обвивался толстый моток зеленого провода. Сквозь разрез на боку одежды виднелся широкий металлически поблескивающий пояс, плотно прилегающий к туловищу. Двутел стоял неподвижно, сморщенное плоское лицо с двумя большими голубыми глазами закрывала прозрачная воронкообразная маска, расширяющаяся книзу. Из нее выходили тонкие серые полоски, многократно обвивающие малый торс и накрест застегнутые спереди, где образовывалось как бы гнездо, в котором покоились его таким же образом забинтованные руки. Только узловатые пальцы свободно свисали вниз, соприкасаясь кончиками.

 Все замерли. Двутел наклонился еще больше, протяжно кашлянул и медленно шагнул вперед.

 — Как он вошел?.. Ведь Черный в туннеле... — шепнул Химик.

 Двутел понемногу пятился назад. Он вышел, минуту постоял в полутьме коридора и снова вошел внутрь, вернее, только всунул голову под самой притолокой.

 — Он спрашивает, можно ли войти... — шепотом сказал Инженер. И заорал: — Пожалуйста! Пожалуйста!

                "Эдем" Станислав Лем
 **************

 Русская икона XIX века. "Иоанн Креститель"

   Мне не избегнуть доли мрачной —
                Свое паденье признаю:
                Плясунья в тунике прозрачной
                Лобзает голову мою!
                «Саломея» Уайльда
                11 сентября – день усекновения Головы Иоанна Крестителя

      В семь покрывал облаченная
     Царевна при свете зари вышла к гостям
    Золоченая
   Птица в небесной дали – лебедь
  Под жаждущим взором
 Горлица – в неге и мгле
 Жертвенный танец, которой
 Сеет любовь на земле
 То ль вожделеньем  томима
 То ли стремишься к рукам
 Тем, что тебя из пучины страстной
 Поднимут к богам

 Падают те покрывала
 Медленно к бренным телам
 Что под хмельные мотивы
 Жаждой блестят  по зрачкам
 Танец твой жаркою дрожью их наполняет
 С лихвой – женщина как ты ничтожна
 В мужа глазах, но порой
 Как ты желанна, призывна
 Нет здесь в том  равных тебе
 Всё он вручит в эту бездну
 Страсти на милом челе

 Что ему море и небо, бренность утех
 И зачатий – чувствует он только
 Кровь, бурю в сосуде своем
 Пламень твой и все услады
 Что тут дороже предвечной
 Призрачной, бесчеловечной
 Жгучей отравы земной
 Наги как наги как змеи
 Радуг горят чешуёй
 Радуг над хмельными зельями с ядом
 Любви неземной, ангельский
 Сплошь неприкрытый, как притяженье
 Судьбы – голос и взгляд и ланиты
 Всё обещанья – живи!

 Вечно живи и не бойся
 Смерти меж вами не будет
 Только безумие страсти, только
 Слиянье, сплетенье, сцепленье
 Круженье, мечтанье, свершенье
 Богам лишь известное действо

 Под покрывалом невинности
 В мир входит ангел злодейства
 - Что пожелаешь за слезы,
 Что от восторга немого
 Пали в мой кубок с вином?
 Не шелохнётся девица
 Только дрожит покрывало
 Призрачным парусом ветер
 Играет с последней преградой
 Между прекрасной танцоркой
 И всесильнейшим царем
 - Дам тебе всё, что попросишь….
 Гости в молчаньи застыли
 Так угодила Ему!
 - Голову этого странника,
 Что по пустыне гуляет
 Что будоражит словами Иродиаду
 Отец.

 Слезы в бокале горчили
 Ирод их пил не решаясь
 Выдать святейшего мужа под произвол
 Палачу
 Выбор был труден, не сладок
 Вот тебе чаша весов:
 Уравновесила смертью
 Тюремный открыла засов
 И привела в исполненье волю
 И страсть и желанье
 Нежная девичья ручка
 Ниточку жизни сняла и пополам разорвала
       Голову так неугодному
 Матери
 Дева на блюде внесла
 Капала кровь через край….

 Годы прошли как столетья
 А на иконе* старинной
 Дева с мечем
 Как живая и обезглавленный труп.



 * Икона "Усекновение Головы Иоанна Крестителя" в старообрядческой церкви является календарной. Где весь Евангельский сюжет проходит как смена картин действа.

 ************

 Как Физик и ожидал, остекленевший песок был бледно-фиолетового цвета. Когда он вошел, двутел повернул к нему лицо — он определенно ждал Физика.

 Физик высыпал на пол перед доской все содержимое банки.

 — С ума сошел! — вскакивая с места, крикнул Кибернетик.

 Счетчик, переставленный на другой конец стола, пробудился и начал поспешно щелкать.

 — Молчи! Не мешай!

 В голосе Физика дрожала такая ярость, что Кибернетик неподвижно застыл у стены.

 Физик бросил взгляд на циферблат часов: прошло уже двенадцать минут. Вот-вот мог вернуться Доктор. Он наклонился, показал на едва заметные фиолетовые щербины полурасплавленного песка. Поднял горсть песчинок, приложил их, держа на раскрытой ладони, к тому месту, где были нарисованы замазанные фиолетовым мелом ноги стоящей фигуры. Растер немного песчаных крошек по рисунку, посмотрел в глаза двутелу, стряхнул остатки пыли на пол, отступил в глубь зала, потом решительным шагом двинулся вперед, как будто отправился куда-то далеко, вошел в середину фиолетового пятна, постоял с минуту, закрыл глаза и, расслабив мышцы, медленно упал. Его тело глухо ударилось об пол. Он лежал несколько секунд, потом вдруг вскочил, подбежал к столу, схватил счетчик Гейгера и, держа его перед собой, как фонарь, подошел к доске. Едва раструб черного цилиндра приблизился к нарисованным мелом ногам, раздалась тревожная дробь. Физик несколько раз приближал счетчик к доске и отодвигал его, повторяя эффект для неподвижно наблюдавшего двутела, потом медленно повернулся к нему и начал придвигать раструб счетчика Гейгера к его обнаженным подошвам.

 Счетчик заворчал.

 Двутел издал слабый звук, как будто поперхнулся. Несколько секунд, которые показались Физику вечностью, смотрел человеку в глаза бездонным бледным взглядом. Потом — по лбу у Физика покатились капли пота — двутел вдруг расслабил торс, закрыл глаза и бессильно опустился на изголовье, одновременно странно выпрямляя узловатые пальчики обеих рук. Некоторое время он лежал как мертвый, вдруг открыл глаза, сел и уперся взглядом в лицо Физика.

 Тот кивнул, отнес аппарат на стол, оттолкнув ногой доску, и глухо обратился к Кибернетику:

 — Понял.

 — Что понял? — выдавил тот, потрясенный безмолвной сценой.

 — Что должен умереть.

 Вошел Доктор, взглянул на доску, на рассыпанные стеклянистые обломки, на товарищей, на двутела.

 — Что здесь происходит? — спросил он. — Что это значит?! — Он сердито повысил голос.

 — Ничего особенного... У тебя уже двое пациентов, — равнодушно сказал Физик, а когда Доктор ошеломленно взглянул на него, взял со стола счетчик и направил его раструб на собственное тело.

 Радиоактивная пыль впиталась в материал комбинезона — счетчик пронзительно застрекотал.

 Лицо Доктора покраснело. Мгновение он стоял неподвижно, казалось, он бросит на пол шприц, который держал в руке. Постепенно кровь отхлынула у него от лица.

 — Да? — сказал он. — Хорошо. Идем.

 Едва они вышли, Кибернетик накинул защитный халат и начал поспешно убирать радиоактивные крошки. Он вывел из стенного шкафа полуавтоматического уборщика и пустил его подчищать пятно. Двутел лежал без движения, смотрел на его возню, несколько раз слабо покашлял. Через какие-нибудь десять минут вместе с Доктором вернулся Физик — на нем был белый полотняный костюм, шею и руки покрывали толстые витки бинта.

 — Уже, — почти весело сказал он Кибернетику. — Ничего страшного: первая степень, а может, и того нет.

 Доктор и Кибернетик принялись поднимать двутела, который, поняв, что от него хотят, послушно встал и вышел из лаборатории.

 — И для чего все это было? — спросил Кибернетик.

 Он нервно шагал по залу, тыкая во все щели и углы черную мордочку счетчика Гейгера. Время от времени щелканье несколько усиливалось.

 — Увидишь, — спокойно ответил Физик. — Если у него голова на месте — увидишь.

 — Почему ты не надел защитной одежды? Жалко было минуту потратить?

 — Я должен был показать это как можно проще, — сказал Физик. — Как можно естественнее, чтобы ничего лишнего, понимаешь?

 Они замолчали. Стрелка стенных часов медленно двигалась. Наконец Кибернетика начало клонить в сон. Физик, неловко действуя торчащими из бинтов пальцами, зажег сигарету. Вошел Доктор в перепачканном халате, подскочил к Физику:

 — Ты! Да ты что?! Что ты с ним сделал?!

 — А в чем дело? — поднял голову Физик.

 — Он не хочет лежать! Едва дал себя перевязать, как встал и полез в дверь. О, он уже здесь... — добавил Доктор тише.

 Двутел вошел, неуклюже ковыляя. По полу за ним тянулся конец бинта.

 — Ты не можешь лечить его против его воли, — холодно сказал Физик. Он бросил сигарету на пол, встал и придавил её ногой. — Ну что, возьмем калькулятор из навигационной, а? У него максимальная область экстраполяции, — сказал он Кибернетику.

 Тот вздрогнул, проснувшись, вскочил, мгновение смотрел мутным взглядом и быстро вышел. Дверь он оставил открытой. Доктор, засунув кулаки в карманы халата, стоял посреди лаборатории. Услышав слабое шлепанье, он обернулся, посмотрел на гиганта, который медленно приближался, и вздохнул.

 — Уже знаешь? — сказал он. — Уже знаешь, а?

 Двутел кашлянул.

                "Эдем" Станислав Лем

 **********************


 Свеча горела на столе, 
 Свеча горела. 

 Как летом роем мошкора 
 Летит на пламя, 
 Слетались хлопья со двора 
 К оконной раме.

 Свеча горела на столе, 
 Свеча горела. 

 На озаренный потолок 
 Ложились тени, 
 Скрещенья рук, скрещенья ног, 
 Судьбы скрещенья.

 И воск слезами с ночника 
 На платье капал. 

 И все терялось в снежной мгле 
 Седой и белой. 
 Свеча горела на столе, 
 Свеча горела.

 Свеча горела на столе, 
 Свеча горела

                Борис Пастернак, 1946
 *****************

 Рейс 11 American Airlines 11 сентября 2001, самолёт Боинг 767-200[7], бортовой номер N334AA, врезался в северную сторону северной башни (ВТЦ-1) в, по разным данным, от 8:46:26 до 8:46:40[8] (здесь и далее время местное), приблизительно на уровне 94-98 этажа.[9]
 Рейс 175 United Airlines, самолёт Боинг 767—200[10], бортовой номер N612UA, врезался в южную сторону южной башни (ВТЦ-2) в 9:02:59, приблизительно на уровне 78-85 этажа. Это событие было заснято телевизионными съёмочными группами, снимавшими последствия первого удара.[11]
 Рейс 77 American Airlines, самолёт Боинг 757-200, врезался в здание Пентагона в 9:37:46.
 Рейс 93 United Airlines, самолёт Боинг 757—200[12], бортовой номер N591UA, упал на поле в юго-западной части Пенсильвании, около города Шенксвилл в 10:03:11. Место падения находится приблизительно в 240 км к северу от Вашингтона. Предположительно, падение произошло в результате борьбы, которая стала следствием попытки пассажиров и членов экипажа вернуть контроль над самолётом.

 *****************

 Ракета стояла вертикально — белая, белее пронизанных солнцем облаков, среди которых, казалось, уже плыла ее далекая заостренная вершина. Миновали три дня тяжелой работы. Погрузка была окончена. Большой параболический пандус из сваренных обломков стены, которая должна была запереть людей, тянулся вдоль склона холма. В восьмидесяти метрах над поверхностью планеты в открытом люке стояло четверо людей. Они смотрели вниз. Там, на буро-желтой плоской поверхности, виднелись две маленькие фигурки, одна немного светлее другой. Люди смотрели сверху, как они стоят: неподвижно, совсем близко, всего лишь в нескольких десятках метров от плавно расширяющихся дюзовых колец.

 — Почему они не уходят? — нетерпеливо спросил Физик. — Мы не сможем стартовать.

 — Они не уйдут, — сказал Доктор.

 — Что это значит? Он не хочет, чтобы мы улетали?

 Доктор знал, что это значит, но молчал.

 Солнце стояло высоко. С запада плыли нагромождения туч. Из открытого люка, как из окна стрельчатой башни, неожиданно вознесшейся в пустыне, виднелись южные горы, поголубевшие, слившиеся с тучами вершины, большая западная пустыня — на сотни километров раскинулись полосы залитых солнцем барханов и фиолетовая шуба лесов, покрывающих склоны на востоке. Гигантское пространство лежало под небосводом с маленьким резким солнцем в зените. Кружевным каркасом тянулось внизу кольцо стены, тень ракеты двигалась по нему, как стрелка титанических солнечных часов, она уже приближалась к двум крохотным фигуркам.

 С востока послышался гром, протяжным свистом отозвался воздух, и пламя сверкнуло из черного купола взрыва.

 — Ого, это что-то новое, — сказал Инженер.

 Снова гром. Невидимый снаряд выл все ближе, людей накрыл конус адского свиста, казалось, что зацепило нос ракеты — в нескольких десятках метров от корабля почва охнула и подпрыгнула вверх. Люди почувствовали, как он зашатался.

 — Экипаж, по местам! — скомандовал Координатор.

 — Но они! .. — гневно воскликнул Химик.

 Люк захлопнулся.

 В рубке не было слышно рева. На экранах заднего обзора по песку прыгали огненные кусты. Две светлые точки все еще стояли неподвижно у подножия ракеты.

 — Застегнуть пояса! — приказал Координатор. — Готовы?

 — Готовы, — отозвался экипаж вразнобой.

 — Двенадцать часов семь минут. К старту! Пуск!

                "Эдем" Станислав Лем


© Copyright: Волна Поль Домби, 2012
 Свидетельство о публикации №21209211880