Бал вчерашних грёз. пьеса в двух действиях

Действующие лица

А н г е л – ангел домашний, обыкновенный. (Как и положено, – белый, с крыльями, иронично-грустный.)
Б е з у г л а я  Н а т а л ь я  И в а н о в н а  – 63года, полноватая, но всё ещё молодящаяся. Одета явно не по возрасту, вся в каких-то сетях с кисточками.
А с я  – 20 лет, студентка, квартирантка  Б е з у г л о й  и по совместительству домработница.
М а р г о ш а (М а р г а р и т а П а в л о в н а) – 58 лет, подруга Б е з у г л о й, худощавая, из вечно молодых, нет отбоя от кавалеров её возраста, режиссёр любительского театра.
К л о п о в  Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч – 75лет, кавалер М а р г о ш и, собачник, владелец запорожца для инвалидов, имеет ветеранскую пенсию, уже лет восемь после смерти жены ищет ей достойную замену по объявлениям в газетах.
Х а б и б у л л и н  К а м и л ь  М а р а т о в и ч  – 60лет, литератор, кавалер М а р г о ш и, восточный человек, невысокого роста, сухощавый, с усиками, в белом костюме, всегда при бабочке и шляпе с большими полями.

Действие первое               
               
       А н г е л (ещё перед закрытым занавесом). Удивляетесь? Не удивляйтесь. У кого домовые при доме, у кого – барабашки всякие... А к этим меня приставили. Почему? Да как только в приличном доме безобразия всякие начинаются, тут за нашим братом и посылают. Они там (Показывает рукой в сторону  занавеса.) меня не видят и не слышат. Не положено! А я всё вижу, всё слышу и, если надо, – тут как тут! (Занавес открывается,  А н г е л  остается на сцене в виде статуи.)

       Начало двадцать первого века, но – всё та же хрущёвка. Круглый стол, над ним – плафон люстры, напоминающий по форме женское тело с жёлтой юбочкой на талии. Восемь стульев вокруг стола. Справа – входная дверь в комнату, возле неё диван с подушками. Слева от стола – старинное зеркало, напольная ваза с колючками, мольберт с абстрактной мазнёй и невысокий прочный  комод под старину.
       У стола, стоя, – Б е з у г л а я  и  М а р г о ш а. Разглядывают фотографии в потёртом плюшевом
альбоме.

М а р г о ш а. Гляди, гляди – это в Адлере! Ну, точно! Пансионат «Знание». Помнишь, мы на эту гору лезли, лезли... Там могила писателя какого-то была. И ливень потом как шарахнул! Смерчи по морю пошли страшные, сразу три или четыре!
Б е з у г л а я. И вода тогда холоднющая была, как зимой.
А н г е л (занудным голосом в зал). Сероводород со дна моря поднимается, холодные донные слои выталкивает. А на суше – за тридцать. Того и гляди катастрофа! А такие вот курицы (Показывает на женщин.) свои голые тушки вокруг этой биологической бомбы раскладывают. Загорают они, видите ли! Охо-хо-хо... Ну, скажите, где разум у человечества? Хотя, у дамочек он в вечном дефиците.
Б е з у г л а я (М а р г о ш е). Да, точно, точно – в Адлере! Ты тогда ещё в своих белых брюках  всю обратную
дорогу по склону на пятой точке ехала.
М а р г о ш а. А ты, как обезьяна, в своих красных, ха-ха, как обезьяна, за ветки хваталась!
Б е з у г л а я. Я-то за ветки,
а ты-то – за профессора своего липового, чуть тренировочные с него не стащила!
А н г е л. Фу... (уходит с середины сцены и садится на комод нога за ногу.)
Женщины смеются. М а р г о ш а  включает магнитофон.
Б е з у г л а я. И «Амарето» потягивали, помнишь, то, что ещё в поезде открыли.
А н г е л (с комода). Отрава заграничная! Кагорчику бы, или уж шампанского! Пьют, что пришлось! Никакой культуры даже у культуры. Богема недоделанная...
М а р г о ш а (начинает пританцовывать). Кажется, вчера всё было. Аж кипарисами под дождём запахло!
Б е з у г л а я. А ведь лет восемь прошло, не меньше. У меня тогда ещё кожа на шее ничего была… И на танцах мы с тобой такое выделывали!
М а р г о ш а (подхватывая её в танце). Это уже в Евпатории было, ты путаешь всё!
Б е з у г л а я. Нет, не в Евпатории, а в Сочи! Это кафе с фонтаном, и песня армянская, кажется, я уже забыла, как название переводится, но помню – очень красиво!
М а р г о ш а. Вроде, – «Грустные глаза». Только это в Евпатории было! (Выключает музыку, идёт к столу. Б е з у г л а я  за ней.)
М а р г о ш а (продолжает). Помешалась ты на своём Сочи! Это не из-за булочника ли, армянина, который всё на тебя пялился? Пялился, пялился, а потом, прямо через прилавок, так и потащил... Еле за ноги тебя удержала!
А н г е л (удивлённо). Однако!
Б е з у г л а я. Мужик! Хочет, и тащит! Это профессор твой полмесяца вокруг тебя ползал, да так ничего и не выползал.
М а р г о ш а. Зато как ползал? Все коленки об гальку стёр!
А н г е л (спархивает с комода, подходит к столу, заглядывает через головы женщин в альбом). Ничего у нас профессура, шустрая... Вон, как в гору-то полез, молодым не догнать!
Б е з у г л а я. Нет, булочник – мужик! Не зря наше бабьё на юг ездит! Единственная возможность остро почувствовать себя женщиной! Каков? (Изображает что-то дикое.) Га-а-а... Булки пораскидал, глаза выпучил, слюной брызжет... (Тяжело оседает на стул.) «Бросай своих туристов», говорит – «Я тебе твой месячный оклад в день платить буду!»
М а р г о ш а  (садясь рядом). Это он твой роскошный «тыл» так оценил!
А н г е л критически оглядывает «тыл» Б е з у г л о й. Пожимает плечами и садится на свободный стул.
Б е з у г л а я.  Вечно тебе мой «тыл» покоя не давал! И зачем, скажи на милость, ты мой настоящий возраст всем сообщала, а? Я ведь только на десять лет в паспорте и подцарапала...
М а р г о ш а. А что ж ты  моложе меня должна быть? Сколько тебя помню, вечно ты двойную жизнь вела! И паспорта у тебя два было: один – для работы, другой – для югов, Ната Харри, двуличная!
Б е з у г л а я  (вскакивая). Это я-то двуличная? Это я-то Харри? Говори, говори, да не заговаривайся! А кто в тридцатиградусную жару под белые джинсы двое рейтуз с начёсом надевал? Я, что ли?
А н г е л  вертит головой то туда, то сюда. Потирает шею.
М а р г о ш а. Ну ладно, ладно, утихомирься, а то сейчас за валидолом побежим. Булочник-то твой и баранок не дал, и полсотни зажал, думал, видно, хоть за деньгами зайдёшь. А вы у нас гордые, прямо, – царица Тамара на отдыхе!
Б е з у г л а я. Хорош отдых, ящик красок извела и мольберт этот, стопудовый, целый месяц по жаре таскала. (М а р г о ш е.) Это ты там всё «зикала»!
М а р г о ш а. Ра-бо-та-ла, а не «зикала»! Отдых людям режиссировала.
А н г е л. Затейница без затей. (Крутит у себя на виске воображаемую завитушку.)
М а р г о ш а (А н г е л у). Зато путёвка за полцены!
А н г е л. Слышит она меня, что ли?..
Б е з у г л а я. Не долго я из себя царицу-то корчила. Горничная как раз перед отъездом из-под матраса последнюю сотню вытащила. Билет есть, а на дорогу нет. Вот и пришлось мне гулять мимо булочной. Он, конечно, выбежал, извиняться начал, кошелёк достал. Армянин! Наш бы полтинник, да ещё на юге, ни в жизнь бы не вернул! У нашего, у каждого, две бутылки пива в зрачках, как дворники в Клоповском запорожце – тик-так, тик-так... А уж семейных-то наших, аж  за версту видно! Идут мужички за своими кадушками в шортах, и одна мысль у них разъединая – как бы хоть десятку у своей благоверной выдурить! А вот, если без жены...
М а р г о ш а  (вскакивая и роняя альбом). Да нашим извини, твой роскошный зад даже без жены – по барабану!
А н г е л (хлопает в ладоши). Ну вот, наконец-то, прямым текстом! Хорошее русское слово – «зад», увесистое! И бесплотный я, вроде, а – волнительно... (Тут же возмущённо.) Фу... И я – туда же! Весь русский язык искусствоведы эти, поганые, исковеркали!
Б е з у г л а я (М а р г о ш е). По какомутакому  барабану? Ты где это словечек таких
нахваталась, в театре своём, «самодельном»? У тебя,
небось, там одна молодёжь?
М а р г о ш а. Да нет, разношерстная публика. Пара девиц из пищевого, библиотекарь из демобилизованных…
Б е з у г л а я. И в каком же чине?
М а р г о ш а. По звёздочкам, вроде, – кавторанг!
Б е з у г л а я. Счастливого плавания…
М а р г о ш а. Уже приплыли.
А н г е л (оценивающе, смотрит на М а р г о ш у).  Однако!
М а р г о ш а (продолжает.) Ну так вот, – продавщица ещё из книжного, и вахтёр наш Иван Фомич, руки у него, как у светского льва! 
Звонок в дверь.
А н г е л (с надеждой). Хоть бы мужик! Засохнешь тут с этими «львицами»...
Б е з у г л а я (в кухню). Ася, ты что, не слышишь? (Ищет под столом соскочивший шлёпанец, надевает его, кряхтя, поднимает альбом.) Открой дверь! Звонят!
М а р г о ш а  (достаёт помаду, красит губы). Кто-то тащится! Такую посиделку испортили.
А н г е л (воруя у неё помаду и бросая её под стол). Пора  бы уж угомониться!
М а р г о ш а (А н г е л у). Сам теперь и доставай!
А н г е л. Определённо, чует она меня, как собака!
Богема... (В зрительный зал.) Эти иногда такое чуют, что не дай вам Бог! (Выходит из-за стола и ложится, нога за ногу, на полу у входа в комнату, пока-чивает белой кроссовкой.)
Б е з у г л а я (М а р г о ш е). А давай, по «чикУ»! У меня коньячок есть. Ещё с Нового года завалялся. Говорят, отлично с чаем...
М а р г о ш а. С Нового года, говоришь? Это, кажется, Николаша тогда его притащил. У него всё, открытое, по сто лет стоит, да ещё и псинкой припахивает…
Б е з у г л а я. Ну, как хочешь, дело хозяйское. Можно и без коньячка. Лимона, извините, не запасли-с! (В  кухню.) Ася, ну открой же дверь! Звонят!
А н г е л (лёжа на полу, покачивает в ладони воображаемый череп). Ася – туда! Ася – сюда! Бедная Ася... Вот, навалились большие на маленькую!
М а р г о ш а (Б е з у г л о й). Можно и –  по «чику», только, давай, из подстаканников, как в поезде. Та-тах-таби-дах, та-тах-таби-дах... (Качается на стуле.)
А н г е л. Детский сад...
М а р г о ш а (А н г е л у). Зато с театральным уклоном!
Б е з у г л а я. Ту-ту... Товарыщи громадяны, не забувайтэ свои вэщи!
А н г е л. И эта туда же.
Х а б и б у л л и н (входит). Это куда же вы собрались, милые дамы?
А н г е л (обрадовано). Иес, – мужик! (Тут же, огорчённо.) Ну вот, три дня всего здесь, а уже нахватался, как дворняжка репьёв! Какое-то дичайшее языкосмешение у них тут. Надо там, у нас (Указывает на потолок.) словари поправить, а то прилетишь так лет через сто, и – ни в зуб ногой!
М а р г о ш а  (прихорашиваясь, направляется к Х а- б и б у л л и н у). В прошлое мы собралИсь, голубчик вы наш, в прекрасное прошлое! Именно в нём мы только и живём с рождения и до самой смерти! А настоящее у женщин только, чтоб было что вспоминать. Так, найдёт, бывало, тоска, отвернёшься к стенке, и ну,  все лучшие минутки смаковать да обсасывать... (Суёт палец в рот).
Б е з у г л а я. Хорошо, хоть было от кого к стенке отворачиваться! (Кивает на М а р г о ш у.) За  таким, как у тебя первый был, хошь – коммунизм строй, а хошь – что другое... (Изображает пальцами рожки.) Если, конечно, Боженька совестью обделил...
А н г е л (Б е з у г л о й). Шалишь! У Боженьки тут полный ажур. И совесть, и всё остальное – не по блату, а согласно объёму души выделяется! (М а р г о ш е, с ехидцей.) Случается, конечно, что душонка (Заметьте, не душа.) несколько маловата бывает...
М а р г о ш а (оборачивается к  А н г е л у, потом к Б е з у г л о й). Чьи бы коровы мычали...
Б е з у г л а я (в кухню). Асенька, дорогуша, не сварганила бы чайку?
А с я (улыбаясь, вносит на подносе чайник и чашки). Да он уже готов давно! Как же вам без чаю-то пожары страстей заливать?.. (Ставит поднос и уходит.)
А н г е л (А с е в след). Хоть сейчас к нам! Чистый ангел!
Входит Х а б и б у л л и н, весь в белом, при шляпе и с пакетом в руке. Едва не наступает на  А н г е л а.
А н г е л (успевает увернуться). Ещё один по объявлению! Эк старичков жениться потянуло! Не дом, а ипподром соискателей! (Уходит, по дороге сбивая крылом шляпу с Х а б и б у л л и н а, забирается с ногами на комод).
М а р г о ш а (Х а б и б у л л и н у, подхватывая шляпу). Здравствуйте, дорогой Камиль Маратыч! Проходите, садитесь на ваше законное место. Вы, как всегда – белы, галантны и с подарком?.. (Многозначительно смотрит на пакет.) Новый  роман?
А н г е л (изображает высшую степень ужаса и сворачивается на комоде калачиком, заткнув уши). Только не это!
Х а б и б у л л и н. Да нет, рано ещё... Не решил, что мне с главным героем делать. За все его безобразия – убить бы надо! Но ведь я его с себя писал... Мало ли что? Суеверия – суевериями, но и в них есть здравое зерно...
М а р г о ш а. Наши, с режиссёрского, тоже иногда творят  в воображении, творят...
А н г е л. И такого натворят!
Х а б и б у л л и н. Но ведь теряется же граница между вымыслом и реальностью! Месяцами, годами сюжетом живёшь! Творец без мечты, без фантазии, не творец! Без вымысла, пусть иногда даже опасного, – все искусства  погибнут! Эволюция разума и чувств прекратится!
А н г е л (М а р г о ш е). Значит, всякий бред в искусстве это –  лишь производственные издержки?
М а р г о ш а (А н г е л у). Угу.
К творцам там, у вас, нужно с другими мерками подходить, с щадящими…
А н г е л  задумывается в позе Роденовского мыслителя.
Х а б и б у л л и н (Достаёт из пакета коробку конфет
и кладёт её на стол.) Вот принёс – к чаю, чтоб жизнь слаще была!
А н г е л тут же спрыгивает с комода, и усаживается поближе к коробке.
Б е з у г л а я. Нет… Творец за свои творения  головой отвечает! Я тут недавно портретик одного нациста на заказ сварганила... Немцы, они – жадюги, за искусством к нам едут, знают, что тут – за гроши можно! Так этот портрет, ещё не просохший, с гвоздя сорвался, и как ахнет меня по башке!
За дедушку моего, наверное, или за брата маминого! (Показывает  М а р г о ш е  шишку на лбу).
М а р г о ш а (вздохнув). Все заказами живём! А попробовала б ты, в нашем возрасте, стриптизёршу в эротическом шоу подменить! А меня угораздило! Марта, соседка моя, в аварию попала, вот мне и пришлось, чтоб она работу не потеряла. Свет я дала розовень-кий-розовенький... Прожекторы – в зал, чтоб мужичьё ослепить, и ещё музычку – «смерть барабанных перепонок»! И ведь сошло! (Оборачивается к Х а б и б у л л и н у.) Для таких вот – белых, как ангел, и распутных, как бес!
А н г е л возмущённо растопыривает крылья.
Х а б и б у л л и н (наклоняется к М а р г о ш е, целует её в обе щеки и в лоб). Как сотня бесов! Когда я подле вас...
А н г е л  шарахается от Х а б и б у л л и н а, опрокинув стул, и  пересаживается подальше, захватив с собой коробку конфет.
М а р г о ш а (К а м и л ю). Знаю я вас! Вам, таким, всё девочек подавай, да ещё, чтоб не старше двадцати!
Б е з у г л а я (поднимая стул). Опять этот полтергейст! Он у нас, в Калуге, уже три улицы захватил. Говорят, коты какие-то невидимые, величиной с собаку, по квартирам шастают…
М а р г о ш а (А н г е л у, с издёвкой). Эй, коты конфет не лопают! (Подвигает коробку к себе.)
Х а б и б у л л и н. А я, вижу, у вас свет горит, вот и впорхнул, как мотылёк, на огонёк!
М а р г о ш а. Ну, пожалуй, огня в нас ещё – ого-го!
Б е з у г л а я (разливая чай). Не ого-го, а иго-го уже! Старенькие кобылки, но если в зеркало не глядеть, да с ровесниками куролесить, так, может, только двадцать и наберётся?
М а р г о ш а. Восемнадцать! (Б е з у г л о й.) Кстати, с тебя – фант! Какие-такие кобылки? Договорились ведь это слово зловредное не употреблять!
Б е з у г л а я. Ну, проштрафилась я, не старые, не старые, а молоденькие-премо-лоденькие, как огурчики в пупырышках! Только я Камилевой конфеткой за фант рассчитаюсь. Мне, вообще, врачи запретили дома сладкое держать! (Обжигясь, отпивает из чашки).
А н г е л (открывает коробку, берёт конфету, надкусывает.) Рот-Фронт! Чистый! Не изгадили ещё совместным предприятием...
М а р г о ш а (Б е з у г л о й). И вечно ты выкрутишься, Харри...
Х а б и б у л л и н (М а р г о ш е). Не кипятитесь, обожаемая. Вы у нас тоже – ничего…  Моложе всех! Вам с десяти шагов и четырнадцати не дашь!
М а р г о ш а. Не надо мне четырнадцать, я замуж хочу!
А н г е л вскакивает и, ёрничая, набрасывает на голову М а р г о ш е воображаемую фату. Расправляет её по плечам, прыгает вокруг, ахая и охая. М а р г о ш а отмахивается от него, как от назойливой мухи.
Х а б и б у л л и н. Так зачем же дело стало, юная вы наша?  Центральная дума и такой вариант рассматривала и, кажется, дала положительное заключение.
Б е з у г л а я (беря конфету). Совсем сдурели, прости их, Господи...
А н г е л. Совсем, в полном составе!
М а р г о ш а (Х а б и б у л л и н у). Замуж, говорите? Нет... За таких, как вы, замуж не выходят, таких, если только в любовники берут!
Б е з у г л а я (усмехаясь). И то ненадолго.
А н г е л одобрительно поднимает кверху большой палец.
Б е з у г л а я (К а м и л ю). Да вы пейте, пейте, и коньячку накапайте!
Х а б и б у л л и н (подливая коньячок). Обижаете, дорогая  Наталья Ивановна! Вы здесь мою национальность не учитываете. У нас смолоду мужчины за собой следят, форму свою мужскую поддерживают, осечек до девяноста не бывает!
А н г е л (пробует из чашки К а м и л я, кривится, заедает ещё одной конфетой). Солома-соломой – и чай, и коньячок. (В зал.) И что интересно, погулял я вчера по здешним магазинам… У них тут, чем дороже продукт, тем хуже, честное слово! Ведь в дешёвый продукт не доложишь маслица там или сахарку, выгоды  – на грош! Стоит ли мараться? А с дорогого продукта, да с умом, – и на Мерседес шестисотый наскрести можно!  Поняли теперь, почему мороженое в вашем городе, чем дешевле, тем вкусней?
М а р г о ш а (А н г е л у, с раздражением). Аудиторию держишь? Небось, лет триста там отмолчал? Дай бедной женщине хоть словечко вставить! (Х а б и б у л л и н у.) Интересно бы узнать, как это у вас сильный пол силу свою мужскую поддерживает, йогуртами что ли? Или мясом с перцем?
А н г е л. Не-а.
Б е з у г л а я. Я думаю, исключительно – физкультурой!
Х а б и б у л л и н. Это вы в самую точку попали – ежедневные, упорные занятия! Генная структура постоянного обновления требует. Застой – смерть мужчины!
Б е з у г л а я. И почему вам, мужикам, если Бог чего в одном месте дал, так обязательно в другом отнимет?
А н г е л. Закон сохранения энергии. А тут – целый аккумулятор! (Смотрит под стол на колени  Х а б и б у л л и н а, изображает деланное восхищение.)
М а р г о ш а (А н г е л у). Комедиант! Как только у вас таких держат?
А н г е л (М а р г о ш е). Я – ангел жизни, жизнь и проповедую. Дали тебе хоть сколько-нибудь пожить на Земле грешной, – живи, люби, греши, кайся... Совершенствуйся, улучшай породу человеческую в муках, ошибках и дерзаниях. По трудам – и награда!
М а р г о ш а (А н г е л у). Демагог!
А н г е л (М а р г о ш е). Ханжа богемная!
А с я (входит). А у вас тут коньячком припахивает. Выпивошничаете на ночь глядя?
Б е з у г л а я. Ну и нос?! Прямо дозиметр Чернобыльский.
А н г е л. Не надо о грустном…
А с я. Не собираюсь я ваши дозы мерить. Мне бы без такой хорошей хозяйки (Улыбается Б е з у г л о й.) не остаться! А то бы я и сама…
А н г е л. В самую точку, Асенька!
М а р г о ш а (А с е). Здесь и для тебя целая ложка осталась. (Б е з у г л о й.) Вот Асина чашка.
К л о п о в (входит). А у вас почему-то открыто,  дверь – совсем  настежь!
М а р г о ш а. Как во вселенную.
Х а б и б у л л и н. Творческий контингент должен быть зацело с народом, не отделяться, а то – декадентщина…
Б е з у г л а я (Х а б и б у л л и н у).  Так это вы опять дверь не закрыли! Вот, если что пропадёт, с вас и спрошу!
А н г е л. Шляпой возьмёте.
А с я (Б е з у г л о й). Да нет, это я чайник опять сожгла, проветриваю. (К л о п о в у.) А вы что-то без своих собачек? Маргоша  запретила? Любовь-любовью, а алергия  – алергией? Проходите, садитесь вот сюда.
Х а б и б у л л и н (кивая на К л о п о в а). И у него «шерше ля фам»?
А с я. Ещё какое «шерше»!
К л о п о в садится на свободный стул. А с я подвигает к нему чашку и наливает чаю.
А н г е л, принюхавшись к К л о п о в у, пятится  к своему комоду, недовольно морщит нос.
Х а б и б у л л и н (А с е). И я так понимаю, речь идёт о Маргарите Павловне?
А с я. А  о  ком же?
Х а б и б у л л и н. А я думал...
К л о п о в. Не мы выбираем, душа выбирает.
Б е з у г л а я. Да я не обижаюсь, Камиль, и не обольщаюсь. Понимаю, моё время кончилось. Это я так, Маргоше подыгрываю.  Пришла осень, жди зимы…
М а р г о ш а (Х а б и б у л л и н у). Камиль,  не нагнетайте антагонизма! Возьмите лучше конфетку. Вы же видите, у нас здесь идиллия. А идиллия, хоть и одного корня с идиотом, но мы-то – не из таковских, минутки счастья беречь умеем! Вот и не стареем, правда, Николаша?
К л о п о в (М а р г о ш е). Ваша правда. Только с вас – фант!
М а р г о ш а. А я тоже расплачусь из Камилевой коробки, как Натуля.
Х а б и б у л л и н. Нет уж, дражайшая, мы вам сейчас покруче фантик придумаем... (Плотоядно смотрит на М а р г о ш у).
А н г е л  (заинтересованно прислушивается на своём комоде, перестаёт болтать ногами).
Б е з у г л а я (Х а б и б у л л и н у, с ехидцей). Правильно. Вот и становитесь на стул!
Х а б и б у л л и н. Как? Опять я? У меня и так уже на голове три волосины осталось, даже луковые маски не помогают!
А н г е л. Фу...
К л о п о в. А если – три волосины, то и терять нечего! Тем более,  слово хозяйки – закон!
А н г е л (на комоде, зевая). Сейчас прыгать с расчёской начнут. (В зрительный зал.) Игры мамонтов доледникового периода – вокруг стула прыгать… Вино из туфельки дамы пить... (Достаёт из-под себя украденный шлёпанец Б е з у г л о й  и обмахивается им, как веером.)
Х а б и б у л л и н (нехотя взбираясь на стул). Вот так всегда! Кто-то проштрафится, а Маратыч отдувайся!
К л о п о в. Не кто-то, а дама! (Х а б и б у л л и н у.) Вы джентльмен, или нет?
М а р г о ш а. «Джент»! Ещё какой «джент»! (Достаёт из сумочки расчёску, тянется на цыпочках к голове К а м и л я.) Не бойтесь, я не больно.
А н г е л. Бойтесь, бойтесь! От этой дамочки уже не одна голова полетела…
М а р г о ш а прыгает вокруг стула, пытаясь причесать Х а б и б у л л и н а.)
А н г е л. Купить им, что ли, сборник игр и затей? Все стулья порасшатали…    (Зевает во весь рот.)
Б е з у г л а я (К а м и л ю). Вы хоть бы наклонились, даме трудно!
Х а б и б у л л и н (вырывает расчёску из рук М а р г о ш и, причёсывается). Всё! Всё! Всё! Фантазии у вас  – ну, ни на грош! Следующий фант я назначать буду.
А н г е л (с ухмылкой). Пока три волосины ещё есть, вряд ли!
М а р г о ш а  и  Х а б и б у л л и н  садятся за стол.
М а р г о ш а (ёрзая на стуле, Х а б и б у л л и н у). Эротический какой-нибудь фантик?
А н г е л  мгновенно оживляется, потирает ручки.
М а р г о ш а (А н г е л у). Что-то ты не по чину  сексуально озабоченный!
А н г е л (М а р г о ш е  на ушко). Лет пятьсот попостишься, посмотрю я на тебя. Может мне другого шанса и не представится!
М а р г о ш а фыркает.
Б е з у г л а я (М а р г о ш е). Ты что, не знаешь Хабибуллина? – или эротический, или порнографический!
М а р г о ш а. А когда?
Б е з у г л а я. А вот, когда проштрафишься!
М а р г о ш а. Тогда я – сейчас, можно?
Б е з у г л а я. Можно, но не нужно.
М а р г о ш а (огорчённо). У... (Заедает огорчение конфеткой).
К л о п о в (наклоняясь к М а р г о ш е). А я, Маргарита Павловна, к вам заехал сегодня, вижу, окна тёмные… Ну, думаю, она точно у Наташи! Собачек своих в машине опять закрыл, слышите, тявкают?.. У моих такс ещё два щеночка народилось. Старые уже… Много не могут. (Протягивает М а р г о ш е букет, выдернув три цветка для Б е з у г л о й.) Это с моей дачи! А вот вас, Камиль Маратович, (С соответствующей миной жмёт руку сопернику.) я тут никак не ожидал встретить! Я думал, вопрос по-мужски разрешится  – кто первый по объявлению явился, тому и фора!
Х а б и б у л л и н. У дамы выбор должен быть.
А н г е л (заинтересованно). Хоть бы подрались, что ли? Нет, этим – слабО. Не тот контингент! А был бы тот, объявления бы в брачную газету  не строчили.
Х а б и б у л л и н (К л о п о в у). Не ожидали-с? А ведь неожиданность это – конёк гениальности!
М а р г о ш а. Вот этот «конёк» (Кивает на Х а б и б у л л и н а.) ко мне теперь частенько заскакивает...
(К л о п о в у.) Вы, Николаша, всё на даче своей пропадаете или у радиостанции сидите, а меня тут уже почти сосватали!
К л о п о в. Как это сосватали? Я только один день у вас и не был! В воинскую часть на «горбаче» своём летал, танк для съёмок выписывал. Пообещали. На что им теперь танки-то?  А я, грешным делом, ещё один фильм о войне задумал…
Б е з у г л а я. Кто его смотреть-то будет? Всё – война, да война! Уж после нашей – три  других было! И так, по «телеку» с утра до вечера одни теракты, да «заказные». Такое ощущение, что в столицах этих все монополисты раза по три, если не больше, уже друг дружку позаказали! Хорошо хоть провинции это не коснулось.
А н г е л (многозначительно). Как знать... Вылетело слово, не поймаешь! Ничто и никем просто так тут не говорится.
(Б е з у г л о й.) Я бы на вашем месте поостерегся прогнозы делать…
Б е з у г л а я. Ой, что-то  мне не по себе!
К л о п о в. Хочу, чтобы все наши, из шестого моторизованного, на экране – ну, как живые...
Б е з у г л а я.  Вы, кажется, сыном полка у них были? Остался хоть кто-нибудь ещё?
К л о п о в. На Девятое Витька Сомов приезжал... 
А н г е л. И этот уже наш. Позавчера в Высочайшей канцелярии льготы себе по инвалидности вышибал! Кому льготы эти в унижение были, ну, например, стыдно было в очередях за детскими колготками матерей с колясками расталкивать, так эти все уж – лет двадцать, как у нас. Яблочки в райском саду собирают... 
А с я. Ой, забыла! (Достаёт из кармана яблоко и кладёт на стол.) На всех.
А н г е л (А с е). Евочка ты наша...
А с я (К л о п о в у). Вы ещё и фильмы снимаете?
М а р г о ш а. И рыбок разводит. И вечный двигатель на катушках показывал...
Б е з у г л а я. А… Вот почему его жена...
С улицы доносится многоголосый собачий лай. А н г е л приподымается и прислушивается.    
М а р г о ш а (печально). Такое разнообразие увлечений мужа  любую жену в гроб загонит! (К л о п о в у). Боюсь, как вы Феллини-то заделаетесь, так у вас для меня уже и минутки  разъединой не останется! Придётся мне с Камилем Маратычем йогурты кушать да белые пиджаки наглаживать... А то, сыщет мне Ася замминистра какого-нибудь по интернету! Вот только пенсию получу...
Б е з у г л а я. Твоей пенсии даже на сантехника не хватит...
М а р г о ш а. Ты на что  намекаешь?
Б е з у г л а я. А помнишь, как ты своему высокопоставленному солдафону «Дикую орхидею» изображала? Он тебя, так, прямо на матрасе, в чёрном секс-белье, до самого подвала по ступенькам и тащил... Орал: «Это ты у сантехников нахваталась!»
Х а б и б у л л и н (удивлённо). Почему у сантехников?
Б е з у г л а я. А он у неё ревнивый был! Даже работать не давал. Соседок, и тех, из квартиры за шкирку, как котят, выбрасывал. Придёт, бывало, домой: «Телефоны отключить! К дверям не подходить!» Если суп есть, – почему борща нет? Если – чёрный хлеб, почему нет белого? А если и тот, и другой есть, почему нет чёрствого? Ему врачи для желудка прописали! Телевизор бедняжка холодной водой перед его приходом протирала, чтобы тёплым не был. А иначе: «Я ра-бо-та-ю, а ты тут прохлаждаешься, сучий потрох, голубая кровь, белогвардейское отродье…» Маргоша у нас, извините, из бывших-с... (М а р г о ш е.) Ничего, что я..?
М а р г о ш а. Теперь –  можно. Даже наоборот! Все стали свои дворянские родословные, откуда-то выкапывать… А если нет таковых, то и за денежки заказывать.
Б е з у г л а я. Ну, так вот…
Только с одними сантехниками, бедняжка наша, и общалась! День и ночь… День и ночь…
М а р г о ш а. «Аккалы-каккалы», финской, тогда ещё не было, у всех – текло, даже у высокопоставленных…
А н г е л. Если бы только текло…
М а р г о ш а (плаксиво). Вот дурак! Все бока мне тогда об ступеньки ободрал! Сам ведь, бывало, как подвыпьет, жаловался, что за работой – вся жизнь мимо прошла... Для него, не для себя, старалась! За один «Плей бой» – пятьдесят рубликов отвалила!
К л о п о в (М а р г о ш е). Ну, что теперь, Маргошенька, покойному-то пенять? Может, ему хоть на том свете кто-нибудь мозги вправит!?
А н г е л. Уже!  И неоднократно. Последней, кажется, (Указывает на К л о п о в а.) вот его жена и была, та ещё штучка оказалась...
К л о п о в. До моей сестры только на смертном одре и дошло, что к чему... Приподнялась сердешная: «Ванька и пил, и бил, и грешил... А я всю жизню – как лошадь ломовая! И ведь звал же меня агроном в кукурузу, а я, дура, не пошла!» Вздохнула, и кончилась.
М а р г о ш а. Ужас какой!
Х а б и б у л л и н. Что в кукурузу не пошла?
А н г е л. А что, не ужас?..
М а р г о ш а (А н г е л у  и  Х а б и б у л л и н у). Да ну вас, тут – судьба целая, так на сцену и просится…
Х а б и б у л л и н. И что это  вы на сцену только тоску всякую тащите? Трагедии всё вам подавай, чтобы труппа разнопланово раскрылась, а зритель, бедный, пришёл отдохнуть, порадоваться… А ему и тут уже – табуреточка поставлена и удавочка  подвешена...
А н г е л. Точно! Остаётся только бедняге голову в петлю сунуть! Так ведь это он и дома может! Зачем же тогда на билет тратиться?
А с я. Мы с однокурсниками как-то «клюнули» на афишу – «Сильвия» Может с «Сильвой» ассоциация... Так захотелось музыки, танцев, канделябров со свечами! Я платье вечернее надела...
Х а б и б у л л и н. Видал я эту «Сильвию».  Главная героиня у них, извиняюсь перед дамами,  – сучка-с! А Сильвия это – кличка  собачья.
И весь вечер по сцене – коты какие-то – на канатах, кобели, кастрации...
А с я. Мы даже в буфет не пошли, мутило меня.
М а р г о ш а. Зато аншлаг был! Единственный раз в нашем областном… Публика  валом на эту «Сильвию» валила!
А н г е л. Конечно… Интересно обывателю поглядеть – до чего обезумевшая от сво-боды культура дойти может, если её с очередной цепи спустить...
Х а б и б у л л и н. А что, непременно – на цепи  должна сидеть?!
А н г е л. И этот меня почуял… (Х а б и б у л л и н у.) Должна. Но не на цепи, а на поводке Высшего разума и Высшего сердца!
М а р г о ш а. Как красиво…
Х а б и б у л л и н. А я думаю, тема-то интересная, глубокая подразумевалась. Стремление человеческой сущности хоть как-то укрыться от оголтелого технократизма, обратившись к близкому общению с более чистым, первым своим животным  воплощением!
А н г е л. Эк загнул!
К л о п о в. А я это всегда чувствовал, только выразить так не мог. Животные, они, проще нас, искреннее. С ними легче, чем с людьми. Не выгулял,  – простят. Не покормил, всё равно на ноги ложатся, от ревматизма подлечить. А люди?! С ними ведь тяжело.  Нервные какие-то! И запросы у некоторых просто неимоверные!
(Косится на М а р г о ш у.)
М а р г о ш а. Конечно, с простейшими легче…
Б е з у г л а я. Нет, вы скажите, как на актрису эту, которая сучку играла, потом в других ролях смотреть-то? Должно же быть у режиссёра уважение, если не к актрисе, то хотя бы к зрителю?!
А н г е л. У режиссёров?.. К актрисам? Ха-ха! У них к ним подъём чувств несколько по иному проявляется! Правда, до определённого возраста.
М а р г о ш а (Х а б и б у л л и н у). Вам тут хорошо рассуждать! Того не надо, этого нельзя. А разум человеческий не кастрируешь, душу от жестокости бытия в пластик не закатаешь!
Х а б и б у л л и н. Ладно, проехали... Творец творца не тронь! Закон вроде не писанный, а строго выполняется! Меж собой, в союзах своих, – дерись, сколько тебе заблагорассудится, а соседа не трожь!
Б е з у г л а я. Нет... Можно и в союзах мирно жить. Художники вот, друг дружку не обсуждают, а значит, и не обижают!
А н г е л. У них на то искусствоведы есть. Бей, не хочу!
Х а б и б у л л и н. А на нашего брата, писателя, – критики совсем перевелись, как градом их побило... Вот и жрут заживо братья по перу тех, кто на локтях в люди карабкается!
А н г е л. Можно и ползком…
Х а б и б у л л и н. Особенно, если масштаб сменить собираешься…
К л о п о в. Это как?
Х а б и б у л л и н. Был, к примеру, писатель районного
масштаба, а норовит – в областные податься, или из областных – в российские!
А н г е л (Х а б и б у л л и н у). Да нет, не перевелись ваши критики, и градом их не побило, в писатели же и подались! Раньше их на версту туда не подпускали, за чистоту рядов, видите ли, боролись, а теперь, чем больше членов – тем больше взносов! А чем больше взносов, тем больше вероятность выжить творцу среди акул новорожденного капитализма!
М а р г о ш а. Культуру гады на самоокупаемость спихнули! Всё – за шелест «зелёных»... Вот и развелось этих членов – тьмища тьмущая!
Х а б и б у л л и н. На собрания стало противно ходить! Кто больше книжонок своих продал (порнухи да чернухи) – тот и гений! Романов совсем не пишут. Душа человеческая их не волнует! О смысле жизни уж не гадают, даже на гуще кофейной… А попробуй-ка настоящий писатель...
А н г е л (с ехидцей). Член из членов?..
Х а б и б у л л и н (продолжает). …хоть один роман за свой счёт издать, пупок развяжется! У меня их уже штук двадцать набралось… Шкафы все забиты, вот и складываю в туалете на полку над унитазом.
А н г е л. Поближе к реализации?
М а р г о ш а. Спонсоров искать надо!
Х а б и б у л л и н. Мне по баням, да ресторанам воз-раст не позволяет ходить. А на фирмы ихние – не прорвёшься!
А н г е л (вздохнув). «Ихние...» Никаким литинститутом этих романописцев от сохи не обстругаешь...
М а р г о ш а (А н г е л у). Интеллигент лишь в четвёртом поколении высококультурных семей проклёвывается.
А н г е л (Х а б и б у л л и н у и М а р г о ш е). Это вам, после перестройки этой, опять лет двадцать ждать?..
М а р г о ш а (А н г е л у). А как же вы хотели?! У нас всегда – с чистого листа!
К л о п о в. Ну вот, ещё о русском менталитете начнёте!
Лучше бы магнитофон или  телевизор включили, всё-таки – выходной!
Б е з у г л а я. Не даёте вы нам, Николаша, языком адреналин погонять. У нас, у пенсионеров, теперь вся жизнь – выходная! А по «телеку», всех новостей, – только, где кого пришибли, или – где что взорвалось! Новости – то ли для идиотов, то ли – от идиотов! Такое впечатление, что люди не работают, не учатся, детей не рожают, а только воруют и из автоматов палят как сумасшедшие! А погляжу кругом, никто из соседей, вроде, с оружием не бегает… Одна брехня с экрана, и ещё – политика. Так эта, право слово, – ещё хуже брехни!
К л о п о в. Точно! (Включает магнитофон, приглашает на танец М а р г о ш у.  Х а б и б у л л и н – А с ю. Б е з у г л а я пританцовывает, сидя на стуле.
А н г е л. (берёт из ниоткуда зонтик, идёт к выходу.) Пойду-ка я, пройдусь, хоть на Божий мир посмотрю. Вроде, и старовата конструкция,  давным-давно  менять пора, а всё ещё – занимательна…               
               
Занавес.

Действие второе

Обстановка та же. Б е з у г л а я  сидит. Все пляшут.

Б е з у г л а я (печально). Похоже, я здесь самая…
А с я (входя). Мудрая!
Б е з у г л а я. Да нет, Асёк…
Неужели ж нет никакого средства от этого безобразия? (Оглаживает своё бесформенное тело.) За мольбертом да за красками и не заметила, куда жизнь делась…  Как-то сразу – раз, и старуха!
А с я. Соседке нашей, Петраковой, массажист, который и вам тогда звонил, помните? – вроде, принёс что-то… Ей помогает. С пяти шагов – и не узнать! Скачет по лестнице, как девочка. Помолодела лет на десять. Только, говорит,  – больно дорого… Безуглая (вздохнув). Дороже здоровья ничего не бывает. Ась, сбегай к ней, может, даст в долг, до пенсии?..
А с я (неуверенно качает головой).  Пенсии не хватит.
Б е з у г л а я. А не хватит, так займу. Не впервой уже. (Кивает на танцующих.) Вон у меня теперь их сколько, любой взаймы даст! Без друзей в нашем, пенсионном, положении – совсем капец!
А с я уходит.  Танцоры, наконец, устают и садятся за карты. Звук магнитофона убавляется.
Б е з у г л а я (М а р г о ш е). Ишь, зарделась, как цветочек! Подай-ка мне парочку... (Берёт карты, плюётся.) Фу, гадость какая!  А ведь карты жизнь нам должны продлять!
М а р г о ш а (Б е з у г л о й, вытирая пот у неё со лба). Сама – как розочка в росе… (Передаёт Х а б и б у л л и н у под столом карту для отбоя, пинает его ногой.)
Х а б и б у л л и н (роняет карту, начинает, фальшивя, напевать).  «Как у нас в садочке, у соседа дочка – розочка цвела… Шёл нашей розочке, маленькой козочке», семидесятый год...
К л о п о в. Фант, фант – с него! Да ещё – с целую коробку!
Х а б и б у л л и н. Пардон! (Неловко достаёт из кармана брюк, шоколадку и тоже роняет её.)
К л о п о в (Поднимая шоколадку, обнаруживает под столом ту самую карту и кладёт её на стол). Глядите-ка! Они тут с Маргошей нам зубы всякими «розочками» заговаривают, а сами мухлюют по чёрному!
Все склоняются над поднятой картой.
Б е з у г л а я (Х а б и б у л л и н у). Ещё пиджак белый надел! А сам, глядите-ка, дамам хамит, да ещё и карты передёргивает!
А с я (входит с какой-то коробочкой в руках). Ой, Камиль Маратович, плохо вы в этом доме кончите...
Б е з у г л а я, как бы  угрожая Х а б и б у л л и н у, начинает покачивать заварочным чайником над его белыми брюками. Несколько капель проливается. К а м и л ь  очень огорчён.
М а р г о ш а (пытаясь носовым платком оттереть пятно на брюках К а м и л я). Да отцепитесь вы от него! Вот, брюки человеку испортили! Это я семёрку козырную уронила...
Б е з у г л а я. Так я тебе и поверила! «Уронила...» Это ты опять кавалеру своему отбиваться помогала, подлиза!
А с я (протягивает Б е з у г л о й  коробочку). Вот, выпросила, с рассрочкой на три месяца. У неё таких много. Она взялась этому массажисту глубокого массажа помогать с реализацией. Он ей двадцать процентов обещал.
Б е з у г л а я. Тогда можно и на всех взять.
М а р г о ш а. Чего это там – на всех?…
Б е з у г л а я. Средство для омоложения. Помнишь, мы в брачной газете объявление читали? Так вот наша Петракова откликнулась!
М а р г о ш а. Это массажист, что ли, этот? Втюхал всё-таки! Он и ко мне приходил. Дорогая штука. Зёрнышки какие-то… Четыре зерна проглотил, и опять – зелёный, как огурец.
Х а б и б у л л и н. Неужели правда?
К л о п о в. Лишь бы – не синий!
Б е з у г л а я (кивая на К л о п о в а). А ещё говорит, что глуховат… Когда надо, всё слышит! (А с е.) Положи коробочку на подзеркальник, я за водой схожу, а то ещё застрянет это зерно  в горле, тогда и молодость не понадобится.
А с я относит коробочку на подзеркальник и уходит. Б е з у г л а я – за ней.
Пауза.
М а р г о ш а (встаёт). Пойду-ка я, хоть в зеркало на себя погляжу. И нос припудрю… (Направляется к зеркалу. Воровато оглядываясь, достает из коробочки одно зерно. Разглядывает его, обнюхивает… И вдруг, махнув рукой, быстро суёт его в рот, проглатывает и, поправив причёску, танцующей походкой  возвращается на своё место.
Х а б и б у л л и н (М а р г о ш е на ухо). Воровать нехорошо! Вас в школе этому не учили?
М а р г о ш а. Я ведь только одну, попробовать… Может, у меня аллергия? Деньги-то – приличные! Жалко на ветер выбросить. Кстати,  вам-то кто мешает?
К л о п о в. Совесть!
М а р г о ш а. Какая-такая совесть?! Мы же друзья! Вот попробуем, и если сработает, все себе по коробке купим!
Х а б и б у л л и н. Правильно! Друзья делиться должны, а  Н а т а ш а – зажала! (Подбегает к подзеркальнику и, достав зерно, быстро прячет его в карман.)
К л о п о в. Ну, тогда и я возьму! Всем и ответ держать. (Тоже берёт зерно. Проглатывает его и, подавившись, надолго закашливается.)
Х а б и б у л л и н (испуганно). А вдруг это яд, или миазмы какие-нибудь?!
К л о п о в. Мы уже сами – почти миазмы. А потом, китайцы за свою продукцию отвечают. У них медицина самая древняя!
Х а б б и б у л л и н (вздохнув). Ну тогда… (Достаёт из кармана зерно и глотает его.)
М а р г о ш а. Вы хоть Натуле-то оставили?..
Б е з у г л а я (входит со стаканом воды). Это что вы там мне оставили? (Видит раскрытую коробочку.) Вот безобразники! Ничего-то от вас не спрячешь! (Кладёт в рот последнюю семечку, запивает водой.) Со всех – по триста рубликов, в эту самую коробочку! И не позже четверга! Ася в пятницу обещала отдать.
К л о п о в. Спасибо, хоть не долларов. (Раздаёт карты.)
Б е з у г л а я (К л о п о в у). Шестёрка козырная у вас, ну и ходите!
М а р г о ш а (дотрагивается до шоколадки, положенной на стол Х а б и б у л л и н ы м). Тёплая… Подтаяла шоколадочка-то, от темперамента, наверное!
К л о п о в. Я читал, у женщин за сорок – такая болезнь есть, у них мозжечок отключается, и они возраста своего не чувствуют.
М а р г о ш а. Сами вы – «мозжечок»! Допрыгаетесь сейчас до фанта! (О картах.) Надо пересдавать.
К л о п о в. Да, да... (Пересдаёт карты.) И от этого дамы в возрасте немножко смешны  бывают...
М а р г о ш а. А мужчины от этого смешны не бывают? (Выразительно смотрит на К а м и л я, потом переводит взгляд на К л о п о в а.) Это не вы ли, Николаша, перед соседкой вашей, Валентиной, всю зиму, по пояс голый, снегом растирались, фигуру вашу спортивную демонстрировали? Я вас потом два дня молоком с мёдом отпаивала…
К л о п о в. Не обидел бог мускулатурой, есть, чем и похвалиться!
М а р г о ш а. Ну вот, что и требовалось доказать! Фигура, конечно, – фигурой, а вот мне сорока на хвосте вашу фразочку, коронную принесла: «Ниже пояса – табу!» (Делает двусмысленный жест в сторону К л о п о в а.)
К л о п о в (испуганно отскакивая). Это вам, М а р- г а р и т а  П а в л о в н а «Секс в большом городе»
по ночам спать не даёт! Меньше телевизор смотреть надо! Меняетесь прямо на глазах… Что уж о молодёжи говорить?!
Х а б и б у л л и н  и  К л о п о в  заканчивают партию.
К л о п о в. И всё же скромность –  украшение женщины.
М а р г о ш а. А что? Вам скромницы ещё в молодости не надоели?
А с я (входит). Вам чаю ещё не согреть? А то у меня – зачёт.
К л о п о в. Можно, только погорячей!
Б е з у г л а я. (К л о п о в у).
У нас, Николаша, на скромность уж времени не осталось!  (Со смаком отбивается.)
М а р г о ш а (подбрасывая ей карту). Да и здоровья!
Б е з у г л а я  (поймав неодобрительный взгляд А с и, – М а р г о ш е). Ладно тебе, раздухарилась тут... Даже перед Асей неудобно! (А с е.) У нас, Асенька, вся бесстыжесть уже – на языке только. Так, – одно воображение…
А с я, собрав чашки, уходит.
М а р г о ш а. Натуля, только без нытья! У нас столько хороших воспоминаний, что другим и не снилось! На три жизни хватит! Вот только, научиться бы плохие из памяти стирать... Я к одному гипнотизёру за этим самым обратилась, а он, представляешь, говорит: «Вы, дорогая моя, зациклились на своих негативах. Вам, явно, оргазмирующего эффекта не хватает!» А сам по коленочке меня гладит, гладит… Сейчас, говорит, разворошим сознание, а потом просеем... Двести рубликов взял, а я после его сеанса, не то, чтобы что-нибудь плохое забыть, а наоборот, – ещё две глобальные гадости вспомнила!
Б е з у г л а я (М а р г о ш е). Ты играй, играй… «Ничего, прорвёмся! – как мой первый любил говорить – Фрейд нам поможет!» Кто читал, рассказывали, что он, Фрейд этот, душу нашу женскую до атомов, до нейтронов изучил, под каждой из нас землю на семь метров видел!
Х а б и б у л л и н. Мне бы…
М а р г о ш а. Женщина, она, как почует мужское тепло, так и прёт на ласку, вслепую, аж буруны хвостом подымает...
К л о п о в. Такую только на спиннинг брать!
А с я, уже в плаще, приносит чай и уходит. Постепенно все становятся слишком оживлёнными и шумными. Ведут себя, как пьяные, – галдят, задираются, откровенно флиртуют.
К л о п о в. Ха-ха…Как беля акула из «Челюстей»?
М а р г о ш а. Ага!
Х а б и б у л л и н (М а р г о ш е). Ну, пожалуй, «хвостов» у вас с Натулей уж – более чем достаточно!
Б е з у г л а я. А разве вас, лично, «бесхвостые» когда-нибудь интересовали?..
Х а б и б у л л и н. Такая уж порода наша, мужская, – противоречивая. Не можем не преодолевать...
М а р г о ш а. Так и мы, какая б из нас, праведная да хорошая не была, а если в дому тепло остыло, у мужа законного... (Кивает на К л о - п о в а.) одни съёмки, таксы да катушки в голове! Тут нос по ветру и направляешь...
Б е з у г л а я (М а р г о ш е). Точно, Маргошенька, будь мужичонка – хоть кривой, хоть косой, хоть полметра ростом, а если ходит под окном месяц за месяцем, да  «люблю» говорит, рано или поздно, любая из нас в окошко выпрыгнет!
М а р г о ш а. И правильно сделает! Это мужики, они, –  для дела, а бабы для любви сделаны! (Обнимает К л о п о в а  и целует в щеку.)
Б е з у г л а я (Х а б и б у л л и н у). У нас без мужчин смысл существования теряется! (Кладёт К а м и л ю голову на плечо.)
М а р г о ш а (зевая на плече К л о п о в а). А у меня и мама, и свекровь даже гордились в старости, что никого и никогда не любили. А всё-таки какой-то червячок им покоя не давал... Допытывались у меня иногда: «Ведь, правда же, Маргошенька, этот секс нам и не нужен вовсе? Так, – одна маята, притворство да дурь от безделья?!» В глазки заглядывают, а я молчу. Что им объяснишь-то?
К л о п о в (зевая). Хороший мужик им не попался!
Х а б и б у л л и н. Один на двоих?
Все никнут головой на стол и засыпают. Пауза.
А н г е л (вбегает с мокрым зонтом, чихает). Ну, так и знал, что опоздаю! (Бросает зонт, подбегает к столу и накрывает всех крыльями.)
Пауза. Свет на  искажённое внутренним  напряжением лицо  А н г е л а.
А н г е л. Да… Крепко тут этот «массажист» поработал. (Обессилев, уползает к себе на комод.)
Б е з у г л а я (просыпается.)
Ой, и что это я среди дня спать надумала? Правда, сон приснился такой… Будто мне семнадцать, и я в бассейн с вышки прыгаю. Лечу, лечу, а до воды никак не достану… Она всё уходит и уходит, как в пропасть падаю! Слава Богу, проснулась…
А н г е л (с комода). И мне… – хоть малюсенькая, да – слава!
Все, просыпаясь, начинают пошевеливаться.
Х а б и б у л л и н (поднимая голову). А мне запах ванили и миндаля приснился. Будто, как в детстве, мама печенье печёт. Даже слюнки потекли!
М а р г о ш а (со сна протирая глаза). Ванилью, говорите? И на всё-то у вас слюнки текут, сладкоежка вы этакий… А мне танцы приснились! Кипарисы. Море. Площадка под луной. И я в белом платье, как чайка летаю. И все на меня смотрят. А ноги – лёгкие, лёгкие, и волосы по ветру вьются…
К л о п о в. А я  Светку свою видел, перед самой свадьбой. Сидим мы с ней в скверике, перед училищем нашим. Сирень цветёт. И я ей пальцы сладко так зажимаю… А она на солнышко щурится.
А с я (входит в мокром плаще, с полной сумкой). А Петракова-то умерла! (Роняет сумку под стол.) Там на лестнице – целая толпа. Врачи со «скорой», милиция…
К л о п о в. Земля ей – пухом. Жаль, славная была женщина, мечтательная такая…
М а р г о ш а  легонько толкает его в спину.
Б е з у г л а я. Всю жизнь не работала, на мужней пенсии сидела, сказочки свои писала.
А книжку выпустить так и не вышло! Очередь  у них в Союзе писателей, так до неё и не дошла...
М а р г о ш а (разглядывая коробочку).  До нас, кажется, тоже…
Б е з у г л а я. Интересно, и чего это нас за столом, как косой, покосило?
А с я (снимая плащ). Может, от зёрен этих?.. Я вошла, вы спите все! Испугалась, и – на лестницу! А там – ещё хуже… Врача вам позвала, возвращаюсь, а вы уже опять сидите!
К л о п о в. Надо бы выйти, с милиционером поговорить.
М а р г о ш а. Не хватало нам ещё врача. Выяснения всякие начнутся, заявления… Сидите и молчите!  А с милицией лучше вообще сейчас не связываться, только уж – в крайнем случае.
Х а б и б у л л и н. Это, когда уже сандали откинешь? Хорошо, хоть мы эту дурь на всех поделили, а то бы, точно, Наташе – каюк!
К л о п о в. И, правда… (А с е.) Пойдите, Ася, откажитесь от врача! Сами разберёмся.
А с я (уходя). Знали бы вы, как я испугалась! Зёрна-то эти, чёртовы, я принесла…
Х а б и б у л л и н. Надо чаю побольше, и горячего!
М а р г о ш а (берёт поднос с чайниками). Сейчас сбегаю, поставлю! (Выходит и тут же возвращается.)
К л о п о в. А я лимон нам принёс!
Б е з у г л а я. Хорошее слово – «нам», тёплое, надёжное.
К л о п о в (достаёт лимон). Люблю кисленькое…
А н г е л (с комода). Кислота все яды нейтрализует.
М а р г о ш а. Лимон тоже – на всех! Для очистки! (Режет лимон на кусочки. Все  усиленно жуют.)
Х а б и б у л л и н. Ох и кисло… Дайте хоть сахарку!
Б е з у г л а я  (ехидно,  К л о п о в у). Мужчины, которые любят сладкое, – самые добрые да ласковые, и не пьют к тому же! (Подмигивает М а р г о ш е.)
М а р г о ш а. Те, которые пьют, – солёное любят...
Б е з у г л а я. И плачем мы от них горькими слезами!
К л о п о в. А от сладкоежек – сладкими?
Б е з у г л а я. Вот, кажется, и чушь всякую несём, а как  на душе-то хорошо! У меня всю жизнь кроме Маргоши друзей не было. Не умела я дружить. Всё любить норовила… (Тасует колоду карт.) Только теперь и научилась...
К л о п о в. Может, для этого старость и даётся?
М а р г о ш а. Николаша, с вас штраф, у нас – табу!
К л о п о в достаёт из кармана второй лимон и кладёт его на стол.
Х а б и б у л л и н. Не выйдет! Я тут у вас со стула не слезаю...
М а р г о ш а. Правильно! По полной программе его!
К л о п о в (М а р г о ш е). Это за всю-то любовь?
М а р г о ш а. Вы собачек своих больше любите! Я давно заметила, кто собак уж очень обожает, тот людей не любит! (Подмигивает  Б е з у г л о й.)
К л о п о в. Ну, не правда! Не правда, же!
Б е з у г л а я. А вот мы сейчас и проверим! (Подмигивает М а р г о ш е.)
М а р г о ш а (К л о п о в у).  Пойдите сейчас вниз, Николаша, и выпустите собак из машины! Пусть бегут, куда хотят!
К л о п о в. И маленьких?..
М а р г о ш а. Не пропадут, сейчас – лето. А я тогда, обещаю, что к зиме замуж за вас выйду! Когда квартира проветрится...
Х а б и б у л л и н  вскакивает!
Б е з у г л а я (Х а б и б у л л и н у). Садитесь, садитесь! До вас ещё очередь дойдёт...
К л о п о в (М а р г о ш е). Если вы так! Если вы так, с маленькими, пусть тогда на вас
Хабибуллин женится!
Ангел хлопает в ладоши.
Х а б и б у л л и н (опять вскакивая). Наконец-то… Вся его натура открылась!
М а р г о ш а. Это же шутка была!
К л о п о в (вскакивая). Хороши шуточки в этом доме!
А н г е л. И не говори, брат…
Б е з у г л а я. Мужики, ну вы что, не поняли? Это же фант был – вам, чтобы не задирались!
К л о п о в   и  Х а б и б у л л и н  садятся.
Б е з у г л а я. Ну, что, успокоились, петухи вы этакие? У кого козырная шестёрка?
Х а б и б у л л и н. У меня!
К л о п о в. Вечно вам везёт!
Б е з у г л а я. А ещё, говорят, кому в карты везёт, от того любовь шарахается…
М а р г о ш а. От Камиля не шарахается, у него секрет есть!
К л о п о в (М а р г о ш е).
И всё-то вы про Хабибуллина знаете! Подозрительно...
А н г е л. Подозрительно…
М а р г о ш а (А н г е л у). Ты всё ещё здесь?
А н г е л. Полчасика ещё осталось. Вот чайку с вами попью, с лимончиком, и – адью-с!
К л о п о в (М а р г о ш е). Вы, кажется, сама с собой уже разговариваете?
М а р г о ш а. Это я ещё ото сна не отошла.
Х а б и б у л л и н (М а р г о ш е). А вам сон на пользу пошёл, вон, как посвежели…
Б е з у г л а я. Ну, теперь начнутся комплименты…
А с я (входя). Как же без комплиментов? Вон у вас, у всех, как глаза-то блестят! Действуют всё-таки Петраковские зёрнышки! Всё, отказалась я от врача. Пойду на кухню, чайник там уже подпрыгивает…
Х а б и б у л л и н (глядясь в зеркальце). Правда ведь, действуют! Только дозу надо поменьше…
А н г е л. Мало им… Вот и спасай таких, перья последние трать!
М а р г о ш а. А и, правда, жить захотелось, любить…
К л о п о в (М а р г о ш е). Хорошо, что вы, радость наша, на родственниц своих не похожи! У вас любовь прямо с кончиков пальцев капает!
А с я вносит чай. Ставит чашку и перед А н г е л о м, он целует ей руку.
Х а б и б у л л и н (оглаживая лысину). Ну, пожалуй, мужчины тоже в любви – ничего бывают!
Б е з у г л а я (Х а б и б у л л и н у). Вы жуйте, жуйте лимончик! Рекламировать себя, потом будете... Встречаются и среди вас редкие элементы Земли... Спорить не буду. Но на них, увы, не всем везёт!
М а р г о ш а. Ладно, не прибедняйся! А «соловей» твой?.. Помнишь, как мы ансамбль Александрова в сокращённом составе на восьмое марта заарканили?!
Б е з у г л а я. Это не мы, это Катя, бывшая моя квартирантка, Асина предшественница! Взяла, и позвонила в гостиницу. Хотела нам, вдовам да бесприданницам чудо устроить! Нас тогда дур двенадцать собралось, и ни одного мужика! Стол ломится, а тоска – смертная...
М а р г о ш а (вскакивает). А они как ввалились, человек семь, все в форме парадной – погоны в звёздах, пуговицы горят! «Шипром», как в ельнике, шибануло! Да, как ахнут «Вечерний звон»! Так что на два этажа вверх и на три вниз слышно было!
К л о п о в. Не могут русские женщины без скрипа портупеи... Рецидив постоянно тлеющей войны.
Б е з у г л а я (мечтательно).  А после войны… Я, правда, девчонкой тогда была, но помню – самым мужским запахом, запах бензиновой зажигалки был! Аж голова плыла…
А н г е л, зевнув, отворачивается на комоде к стене.
М а р г о ш а. Так вот – о «соловушках» наших... Самый толстый из ансамбля  высоким, тоненьким голоском «Калинку» выводил, а самый тощий да длинный, как жердь, – басом...
Б е з у г л а я. А потом этот бас все пирожные с кремом слопал! Кадык у него так ходуном и ходил...
Б е з у г л а я. Хорошо, мой последний муж не дожил до этого, а то бы лопнул от ревности!
Х а б и б у л л и н. Ревность это – спутник страсти!
К л о п о в. От этого спутника у меня половина волос белая...
 
  ПЕРВЫЙ  ЗВОНОК  В  ДВЕРЬ.
А с я  (бежит открывать). Военный какой-то…
Б е з у г л а я (вскакивает). Это ко мне!
М а р г о ш а (вскакивает). Это ко мне!
А н г е л. (преграждая им путь). Остановишь их... –  танком прут!
Дамы... Не могут без чудес!
А чудеса-то, они и чёрными бывают! Тут, пожалуй, одного ангела маловато будет, но не подмогу же просить?..
Отдалённый раскат грома.
А с я. Ему квартира тринадцать нужна была. Он адресом ошибся. А сам в комнату лезет, лезет… Я еле его грудью выдавила! Ходят тут всякие…
А н г е л. Сильна девчонка, САМОГО выперла!
Женщины оседают на стулья.
К л о п о в. Ваши военные, знаете, где все уже?.. Может, споём?
А с я. «Ромашки спрятались»?
Б е з у г л а я (упрямо). Нет. «Вечерний звон!»
М а р г о ш а (Б е з у г л о й, с ехидцей). Воспоминания покоя не дают?
К л о п о в. Мы его, «Звон»  этот, тоже, бывало, всей семьёй, по вечерам, на несколько голосов пели... Сядем на брёвнышки, под сирень, и поём... Соловьи завидовали!
Х а б и б у л л и н. Чур, я первым голосом!
М а р г о ш а. И я первым!
А с я. И я тоже...
К л о п о в. Ну, ладно уж, я подбасю, как смогу.
Запевают. Х а б и б у л л и н  выводит тонким голоском.
М а р г о ш а. Камилюшка, – выше! Ещё выше!
К а м и л ь, подстелив платок,  забирается на свой стул.
А н г е л. Я же говорил, что ты от этого стула никуда не денешься!
М а р г о ш а. Ещё выше! К а м и л ь перебирается, подстелив платок, на стол.
А н г е л. Заметный рост…
М а р г о ш а. Ну, ещё выше, выше, пожалуйста!
К л о п о в ставит стул К а м и л я на стол и помогает Х а б и б у л л и н у забраться на него. К а м и л ь обнимает люстру, как женщину, и берёт последнюю ноту, давая «петуха». Все смеются.
М а р г о ш а (Х а б и б у л л и н у). Камиль, вы там, как белый парус нашего корабля!
А н г е л (поднимая крыло). У меня бы лучше получилось.
М а р г о ш а (А н г е л у). Скромности – ни на пятачок!
К л о п о в. А я  – шкипер этого корабля!
А с я. Шкипер, и без бороды? Б е з у г л а я. Аська, тащи мою мерлушку, будем Николаше бороду клеить!
А с я. Совсем забыла!   (Достаёт из забытой под столом сумки вино, хлеб и  колбасу). С повышенной стипендии!
К л о п о в (потирая уши). Вот это – по-нашему! А то всё –  ваниль, да ваниль…
Х а б и б у л л и н (К л о п о в у). Алкоголик!
М а р г о ш а. А всё-таки и в нашем возрасте неплохо!
 
ВТОРОЙ  ЗВОНОК  В  ДВЕРЬ.
Б е з у г л а я (А с е). Посмотри, кто, и скорей назад! У нас сегодня – бал вчерашних грёз!
М а р г о ш а. А, кстати, – неплохое название для спектакля...
А с я  идёт открывать. А н г е л  на комоде, встав на колени, весь напрягается, как собака, чующая чужого...
А с я (возвращается). Мужчина какой-то, в шляпе, с бородкой, в туфлях  лаковых, странно так улыбается... Говорит, – по объявлению!
Б е з у г л а я. Ещё маньяк какой-нибудь…(А с е) Скажи, здесь все уже замуж вышли!
А с я идёт к двери. А н г е л –  следом и крыльями перекрывает вход. Вспышка молнии!
А с я (вернувшись). Я ему всё сказала, а он стоит себе, улыбается. Ну, я дверь у него перед носом и захлопнула! (Уходит на кухню.)
М а р г о ш а. Правильно!
Б е з у г л а я. А мы, пока Ася стол накроет, потанцуем?..
     Две пары танцуют.   

      ТРЕТИЙ  ЗВОНОК  В  ДВЕРЬ.
А с я (входя). Это, кажется, массажист Петраковский…
Б е з у г л а я. Скажи, в аптеку ушла, нет, лучше – умерла!
М а р г о ш а. Умерла, так – умерла! Тогда и деньги отдавать не надо! И так чуть не уморил всех тут!
К л о п о в. Точно! К чёрту его!
В с е. К чёрту его! К чёрту!
На лестнице – хлопок, распахивается дверь, тянет дымком. За дверью – никого.
Б е з у г л а я  и  К л о п о в  выглядывают на лестницу.
А н г е л. Всё! Разбегается, подпрыгивает и улетает.)
               
Конец.
Занавес.