Первые воспоминания Аватара
или
НОВЫЙ КОДЕКС
НА ПЛАНЕТЕ ЗОЛОТОГО ГНОМА
Сказка для взрослых
ЧАСТЬ 1.
В далёкой галактике, в самом конце одной из её спиралей, жил да был Золотой Гном – небольшая скромная звездочка, которой удалось создать свою семью – небольшую планетарную систему. И система эта была очень даже славной и миловидной, и состояла из нескольких вполне себе пристойных планет, некоторые из которых вполне могли приютить Жизнь, как того и хотел наш Великий Отец. И Золотой Гном, был весьма доволен своей работой, ведь он угодил Отцу… а что может быть лучше этого?...
Золотой Гном, как всякий добрый родитель, внимательно присматривал за своими чадушками и заботился, как мог. Он обеспечивал им и тепло, и безопасность, оберегал от бродячих комет, рыщущих в округе, и от беспризорных останков планет-неудачников, и от вредоносных излучений соседних звёзд, и вот, наконец однажды, он дождался, когда на одну из его замечательных планет младшие дети Отца из далёкой галактики, завезли и посеяли Жизнь, так необходимую Отцу.
Ответ на вопрос: зачем она нужна Отцу? – Золотой Гном не знал… да и не важно это ему было – Отцу лучше знать… а дело звезды простое – обеспечить нужные условия для выполнения Замысла. Так протекало его время, и он был, конечно, счастлив, ведь он оказался нужным Отцу …
А Время-река текла и текла, забыв о своих границах, забыв о своих истоках, забыв о том, что всё имеющее начало, прибудет когда-то и к своему концу. Эта необозримая река, как и всякая река, просто наслаждалось тем, что она есть, что она свободна… в пределах Великого Замысла… и посильно участвует в нём.
Зато материя и пространство, омываемые рекой Времени, под воздействием Законов, написанных Отцом, всё время изменялись, развиваясь и преобразуясь – они двигались по дороге, предписанной им, двигались, чтобы результат был достоин приложенных усилий.
На третьей планете Золотого Гнома, случились перемены! Здесь происходили очень-очень важные дела: в морях и океанах, в чашах вулканов и глубоких пещерах, на склонах гор и расщелин – везде без остановки разрасталась и развивалась Жизнь во всех возможных её проявлениях и вариантах…
Ну, а об этом вам будут рассказывать мои аватары, которым повезло прожить несколько жизней на третьей планете…
ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ
Первое, что я помню, это раннее прозрачное и влажное утро в лесу с огромными деревьями, с росой на всём, куда ни упадёт взгляд.
Я вижу мир наоборот: над головой у меня гладкая маслянистая поверхность воды, в которой отражается всё, что рядом. Поверхность эта не ровная, она выгибается кверху кое-где из-за травинок и кустов, торчащих из неё, и прогибается под тяжестью лежащих на ней листиков, букашек, водомерок и прочих соседей моих. Они мне безопасны и потому я спокоен и счастлив – есть от чего: ночь я пережил, у меня ничего не болит и всё, что было у меня вчера, мной пока не утрачено. Воздух тёплый, насыщенный ароматами цветущих растений, влагой и запахами гниющей в воде листвы, не несёт сигналов опасности, никто не подкрадывается, никто не хочет съесть меня – и я счастлив.
Я маленькое существо, вишу под своим листом, смотрю на мой мир, и у меня нет причин для грусти, потому что даже голода я пока не испытываю.
Утро становится всё светлей, сквозь деревья и клочки ночного тумана сюда, ко мне, начинают проникать наклонные колонны света, и мой мир откликнулся: заискрился-засветился изнутри, заиграл всеми цветами радуги, которую я уже однажды видел после дождя. Особенно красиво смотрится здесь сеть из паутины: она вся покрыта мелкими каплями влаги – это туман оставил её, и теперь каждая из капелек играет и сияет в пришедшем с неба свете. Сеть – это опасность. Обычно её не видно и потому можно задеть её, запутаться и всё: сразу придёт это многоглазое страшилище, пронзит голову своими жвалами и жизнь тут же закончится.
Я это знаю, но об этом не думаю – надо жить и радоваться, ведь жизнь коротка. Особенно у таких маленьких существ, как я. Сейчас я просто получаю удовольствие оттого, что я жив, что прекрасный рассвет и нет опасности, во мне бурлит ощущение: я счастлив, что молод, здоров и готов к встрече с молодой здоровой самкой, чтобы продолжить жизнь.
Кто я? Я и сам не знаю. Я житель этого леса, чуть затопленного тёплой застоявшейся водой, житель, который готов состязаться с кем угодно за возможность жить и продолжать жизнь. И мне очень нравится жить.
Это воспоминание жило где-то глубоко-глубоко внутри меня, но вот сегодня утром, на рассвете, оно зачем-то всплыло из тёмных глубин памяти и то, что я уже почти совсем забыл, ожило под закрытыми веками, засверкало, заиграло яркими красками, нахлынули ароматы, звуки просыпающегося леса!
Кто послал мне этот подарок – не знаю. Зачем? Возможно потому, что в последнее время я много думаю о смерти… и меня нужно было подбодрить? Может быть и так. Но сейчас меня не интересует причина, по какой всплыли эти воспоминания – я наслаждаюсь! Наслаждаюсь, как давно уже не мог. Потому что тугие и тяжёлые мысли постоянно ворочаются в моём мозгу, и мысли эти, как тенета паутины в старом непроветриваемом чердаке висят повсюду! Она липкая, серая от пыли и внутренней своей мерзости, она сплетается, становится прочнее и всё больше походит на железные цепи, опутанный которыми я погружаюсь всё глубже и глубже… в бездну…
Но не теперь! Сейчас я раздвоился: один лежит сложившись в калачик на своей постели и сквозь полуприкрытые веки разглядывает этот удивительный мир, о котором он почти забыл, а другой, который может быть, моим первым воплощением на этой планете, переживает мгновения осознания себя, своего существования, красоты этого мира и счастье того осознания переполняет его! Ему хорошо, и мне – хорошо! Мы – счастливы!
* * *
Время – понятие относительное.
Когда живёшь, оно бежит-летит, как ветер, и, кажется, что у того ветра скорость с днями и годами становится всё быстрей и быстрей. Возможно, от того что я над этим думал, однажды ночью мне приснился чудный сон, где я был малой частицей в воронке с водой.
Вначале, когда я только родился (в тот раз), я плыл около самого бортика воронки, а события проходили мимо моего просыпающегося сознания с неспешностью каравана: важно и размеренно. Но дальше, как в мультипликационном фильме, время сменялось всё быстрей, и вот, я уже в середине своего физиологического пути: тут уже борта моей воронки высоки, а я всё также плыву по максимально возможной окружности, вдоль бортика. Но длина той окружности (длительность очередного года жизни) стала уже значительно короче, да и скорость моего движения значительно увеличилась – это потому, что отпущенный мне объём жизни (жидкости в воронке) уменьшился и конус воронки на этом уровне, имеет уже другой радиус вращения, ведь часть отпущенной жизни уже прожита.
Вот ещё прошло тридцать лет. Перед глазами гладкая внутренняя поверхность конуса, поднимающегося куда-то вверх, и теряющаяся там, в дано уже прожитых годах. Она теперь мчится мимо меня со скоростью поезда, а где-то там впереди и внизу, я слышу шум – там сливное отверстие, там то место мимо которого никому из рождённых не удаётся проскочить!
Мне любопытно, как это будет? Какие будут ощущения и переживания – этого у меня в воспоминаниях, почему-то нет. Явственных нет, есть какие-то неопределённые картинки и сюжеты, но насколько они имеют отношения ко мне – это вопрос…
ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ
Достаточно явственно я помню одну картинку: стою перед кем-то важным, толи князь, то ли мандарин, не гляжу на него – по этикету мне положено смотреть только вниз. Я и смотрю вниз перед собой, вижу свои руки, сложенные на эфесе меча. Рукава мои из плотной красивой ткани восточного рисунка, скорее всего шёлк из Китая, под моими ногами чистый пол, видимо это дворец хозяина. Тот, перед кем я стою, мне что-то говорит, и я подтверждаю коротким поклоном своё согласие, через каждые несколько слов. Я – воин, и мне сейчас была поставлена задача, я обязан её выполнить любой ценой – это закон, и без обсуждений. И ещё: я понимаю, что это – последняя моя задача… но ни сожаления, ни горечи не испытываю – так надо. Так принято здесь: жизнь не дороже дня.
Потом, я куда-то скачу и со мной несколько всадников. Мы попадаем в засаду – нас уже ждали. Началась жестокая рубка… и я рубился сколько мог, но я не бог… я как и все: делаю, что могу… а боли нет, или я её не помню. Просто – наступила тьма и за нею свет…
Кто говорит с нами в эти часы? Он передаёт нам какие-то знания, основанные на наших и чужих воспоминаниях, он говорит так, что иногда ясно, а иногда нет. И когда – нет, я думаю, это значит, что мы не готовы понять сигнал, значит, не доросли душой или умом.
Были и ещё несколько фрагментарных и ярких, хоть и непонятных воспоминаний в виде странных снов. Причём, события, всплывающие из памяти, не подвержены хронологии: то вспоминаются вертолёты и пулемёты, то почему-то арбалеты и мечи…
То, что почти всегда оружие – это не удивительно, ведь человечество воюет столько, сколько существует. Даже кто-то высчитал, что только по известным нам свидетельствам, человечество за всю историю не воевало (если суммировать всё время мира) менее ста лет! Но это, скорее всего неправда! Хотя бы уже потому, что были времена, когда континенты в потоке времени плыли обособлено. Мне кажется, одно это характеризует нас гораздо хуже и страшнее, чем хищных зверей, что лишает нас всякого права считаться разумной расой… и тогда вполне понятно, почему с нами не хотят иметь дело другие разумные расы.
А однажды, в следующей жизни, я всю ночь бегал по крышам сросшихся домов Лондона или Стокгольма – убегал от викингов – волков моря. Их было много, не меньше двадцати, а нас только двое, и бежать вместе нам не имело никакого смысла. И потому, в самом начале той истории мы потеряли друг друга из виду, и каждый сам спасал себя. Больше я о нём, своём спутнике, ничего сказать не могу. Единственное, что мне вспоминается, так это их громкий торжествующий рёв на крыше одного из домов на другой стороне улицы, из которого я сделал вывод: не повезло ему.
Преследовали меня коренастые, широкоплечие, волосатые и звероподобные войны. Одни были с короткими широкими мечами, другие с секирами на недлинных рукоятках, у всех ножи за поясами. Страха, как и сомнений, они не знали – это было видно по их поведению: только весёлая злоба и азарт, удаль и показное бесстрашие – вот, всё что они проявляли. Одеты они были кто в кожаные панцири-нагрудники, а кто в кольчуги. У большинства рогатые шлемы и щитов они не носили – то ли вовсе не боялись смерти, то ли были очень уверены в себе. А зря. У меня был арбалет и я неплохо умел тогда стрелять…
Меня в этой страшной погоне какое-то время спасало только одно: знание местности. Я точно знал, как и где бежать, знал переходы с одной крыши на другую, возможно, я тут вырос или жил. Используя эти знания, мне даже удалось проткнуть двоих из них, первого – стрелой, после чего я бросил арбалет за ненадобностью, а другого, молодого и резвого, клинком в темноте чердака, где он неосмотрительно догнал меня.
Эти успехи очень подбодрили меня, мне даже показалось, что у меня есть шанс. Я в него стал верить ещё и потому, что те потери, которые я нанёс этим двуногим волкам, хоть и не остудили их пыла, но заставили преследовать свою жертву, то есть меня, осмотрительнее, и между нами появился заметный просвет.
Почему они гнались за мной – я не помню сейчас, а гадать не хочу. Но раз гнались, значит, им это было нужно. Как я умер в тот раз – это я тоже не помню, единственное, что вспоминается – это то, что уже перед самым рассветом, когда восточная часть неба стала серой, в меня попали из лука.
Выстрел был так себе: стрела пробила мне бок, и если бы не эти волки, если бы не погоня, к новой луне смог бы я снова одеть латы… но расклад был не тот… догнали меня, перебили руку, которой я держал меч…
Потом куда-то тащили… видно, к ярлу своему…
* * *
Сколько раз приходилось воплощаться – то закрыто для меня. Да, я и не стремился никогда проникнуть за завесы дозволенного: закрыто – значит так надо. И я их и не звал, те воспоминания, они сами внезапно приходили ко мне из глубины души. Обычно во сне. Когда сознание дремлет…
И в этот раз был будто бы сон! Но такой явственный и свирепый, такой жестокий и реальный, каким не бывает и сама действительность! И после этого, поднявшись посереди ночи, на 33-м году жизни (более 20-ти лет назад), я реально страдал от тех страшных переживаний: меня колотил озноб, а тело было измученным и влажным от пота. Острота пережитых только что событий была такова, словно та действительность была реальней нашей многократно! Было ли то переживанием аватара, или это нечто иное, я не знаю и сейчас. Но было так…
ВОСПОМИНАНИЕ ТРЕТЬЕ
- Серое, почти чёрное, небо, которое, кажется, никогда не знало звёзд. Я стою совершенно один и у меня такое чувство, и даже уверенность, что здесь, в этом мире - всегда так. Это не ночь вовсе, как может показаться. Это – такой особенный сумеречный мир, мир, который существует где-то совсем рядом с нашим. Он такой же настоящий, как и наш, только он – параллельный. Как сюда попал и зачем я здесь – мне непонятно, но есть для этого какая-то причина, и я осматриваюсь.
Знакомый пейзаж. Это очень похоже на те места, где я родился тридцать три года назад. Так и есть: в отдалении лысые, покатые холмы, переходящие в горы, такие же лысые и неприветливые, а под ними изгиб широкой реки, отблескивающий в призрачном свете небес. Холмы, горы и река совершенно такие же, как и в нашем мире, а на этих холмах, и на том же месте - небольшой посёлок. Он очень похож на тот, который в нашем мире назывался сладко и не правильно – Сахарный. Посёлок такой же, как и у нас, два десятка убогих бараков двух- и одноэтажных, но он иной: здесь совсем нет частных домов. Одни бараки. И ни в одном окне посёлка, почему-то, нет света. То ли там давно не живут, то ли что-то случилось и живых там не осталось. От всего этого веет тоской, безнадежностью, и мне становится страшно. Я начинаю понимать, что то место, где я сейчас нахожусь, не Земля, вернее не совсем Земля, а какая-то её отдалённая неудачная копия, может, это один из возможных вариантов развития нашей планеты?..
Жутковатая картинка в серых тонах оживляется: в большом доме, стоящем особняком, ярко освещёны высокие окна. Дом этот – дворец, на фоне окружающего его убожества. Он – вне посёлка, и место занял лучшее - на берегу реки, там, где у нас, в нашем мире, пристань. Смотрю на это издалека, от изгиба реки, на берегу которой и стою. В чёрной, водной глади чётко отражаются яркие огни и силуэт дворца. А я вдруг понимаю, что мне нужно идти туда, в сторону тех тёмных, убогих домов, только пока не знаю - зачем. Там я должен буду сделать что-то такое, что изменит жизнь мою, и может быть чью-то ещё. И это важнее всего остального, что было в моей бессмысленной жизни. Подчиняясь этому приказу, иду в сторону посёлка по берегу свинцовой реки, вдоль широкой излучины, увязая ногами в иле и песке.
Воздух неподвижен и спёрт, как в могиле. Он – густой и больше похож на воду, потому и в лёгкие вливается с трудом. Ещё труднее его оттуда вытолкнуть. Чем дальше иду по берегу, тем глубже проваливаются ноги и каждый шаг - то по щиколотку, а то и по колено. Но вот, наконец, пришёл: передо мной высокий щелястый забор из старых, не струганных досок. Мне даже показалось, что дальше, к посёлку – не пройти: кому-то не хочется пускать туда посторонних. А там за забором, в каменном дворце – свет и вечный праздник. Там - хозяева жизни. Там нет места таким, как я. Да и я не сюда шёл, мне, зачем-то, надо в тот тёмный, жуткий посёлок. Обхожу стороной огороженную территорию и иду вдоль забора в поисках прохода к посёлку. Наконец нахожу узкую дыру в заборе и, с трудом, обдираясь о колючки и щепки, пролажу в неё.
Теперь я, скользя и спотыкаясь, тяжело иду вверх, сквозь сетку мелкого дождя. Передо мной горбатая дорога, мощёная булыжниками, осклизлыми и поблёскивающими своими спинами в тусклом, мертвенном, разлитом вокруг, свете. Что за свет, откуда он – непонятно. Кажется, будто светятся красновато-серым сами небеса. Воздух, всё гуще и дышать становится всё труднее, только я иду всё выше и выше. И вот я уже не могу удерживать своё тело вертикально. Или склон такой крутой, или я так ослаб? Я – задыхаюсь, теряю силы и оттого склоняюсь вперёд и вниз всё сильнее. Мне кажется, что на мне лежит огромный груз. Но, уже и согнувшись, и опираясь мокрыми, в глине, руками в осклизлые булыжники, которыми выложена дорога, я всё ещё иду, или уже ползу, скользя взглядом по влажной брусчатке. Силы кончаются.
Но я всё-таки дошёл. Передо мной барак: длинный, двухэтажный - чёрные окна. Часть окон разбита, однако понимаю: здесь, внутри, живут люди. Просто они забыли - кто они. Они забыли важное, что они – люди. Они давно не знают электричества – у них свечи. Они многое чего не знают или когда-то забыли. Тусклый свет их свечей виднеется сквозь грязные, никогда не мытые окна. Кругом запустение, мусор и грязь. И безнадёжность, как покрывало, как и это странное небо, накрыла всё вокруг.
Захожу в барак через единственный вход и поднимаюсь сразу на второй этаж. Длинный, через весь барак коридор, от стены до стены, а концы коридора упираются в проёмы окон. Пусто. Десятки дверей – все закрыты, но из-за них слышны голоса. О чём они там говорят? Где-то ругаются, где-то спорят, где-то спят – везде живут. Зачем я здесь? Ведь зачем-то я сюда шёл? Я – не знаю. Стою, думаю – нет, не могу вспомнить. Что-то очень важное выпало из головы. Что?? Я выхожу из барака.
Стою возле стены никому не нужный, одинокий и несчастный. С неба моросит мелкий, тёплый дождь, а за тучами полыхает невидимая луна. Или это не луна. Какая-то она странная, эта луна - не земная. Из-за неё тучи светятся красноватым светом. А может здесь солнце такое?..
Далеко внизу, в призрачном сумраке - река, отсвечивающая своей чешуёй. Одиночество, безнадежность и дождь обнимают меня. И горечь переполнила душу. Ей, душе моей, больно и я теперь точно знаю, где она прячется, моя душа. Она посередине груди, там, сразу под сросшимися рёбрами, от ключиц до подвздошной впадины – там теперь и щемит. А кругом мир – чуждый и неприветливый. И всё – не так! Не так!
Я возвращаюсь в барак. Опять поднимаюсь по старой, выщербленной лестнице на второй этаж, и иду к окну в конце коридора. Стою и смотрю: передо мной склон, круто спускающийся вниз, где в призрачном сумраке – широкая, тёмная речная долина. За серебрящейся рекой темнеют кусты, деревья, и опять река. А за рекой - горы, такие же лысые и унылые, как и те, на которых этот посёлок и я. Правее чудятся мне развалины другого посёлка, того в котором я когда-то, давным-давно, родился и вырос. В этом странном мире он не выжил.
Всё, пора – решаю я. Отворяю створки окна, в которых нет стёкол, и встаю на подоконник. Стою недолго – сомнения исчезли. Да, пора! Прыгаю изо всех сил, отталкиваясь ногами от подоконника и широко раскидывая руки. Сзади кто-то кричит, но я не оглядываюсь – мне уже не до того. Я стремительно падаю вниз, в глубину и, вдруг, остро ощущаю, что мне хочется дотянуть до реки: свидание со смертью нужно отложить. Вытягиваюсь, изо всех сил, и начинаю планировать. Тут же, вдруг понимаю, что я могу не только задержать падение или изменить его траекторию, но смогу и вверх. Пробую: прогибаюсь в груди, вытягиваю вперёд и вверх руки, сильно напрягаю живот и грудь - получилось! Изнутри, там, где пластина разделяет грудь и живот, возникает подъёмная сила. Я весь напрягаюсь до кончиков пальцев широко разведённых рук и – лечу! Лечу по крутой вверх, воздух рычит вокруг, а радость вскипает и переполняет меня. Всё поёт внутри от счастья: я могу летать. Я летаю, летаю… И буду всегда летать!
Пора назад, к тем, кто в бараках. Я сегодня научу их летать, научу их быть счастливыми. Я покажу им, как можно жить и ничего не бояться. Вот, оказывается, для чего я здесь! Всё, возвращаюсь. Легко разворачиваюсь под облаками, снижаюсь и влетаю в то же окно, из которого совсем недавно прыгал, переполненный недоумением, горечью и отчаянием.
Влетаю слишком быстро - там, в коридоре, народ. Они ждут меня, о чём-то оживлённо говорят, спорят, жестикулируют, показывают на меня пальцами. С разгона пробегаю несколько шагов по коридору, сталкиваясь с ними плечами, и останавливаюсь. Я говорю им, что я такой же, как и они, и, что сегодня я понял, как можно жить без страха и как научиться летать. У меня не хватает слов, чтобы рассказать им, как это прекрасно. «Попробуйте, и у вас получится» - говорил я им. Но они только смеялись, качали головами, и никто не захотел.
А я, желая подбодрить их своим примером, побежал к окну и рыбкой выпрыгнул наружу. Сначала я опять быстро падал вниз, и даже испугался, что не получится у меня полететь, но, раскинул руки в стороны, сильно напрягся и – полетел. Почти сразу ко мне приходит понимание, что теперь уже можно не напрягаться – полёт стал для меня таким же естественным, как дыхание или сердцебиение. Я – совершенно счастлив! Я летал для них, как птица: легко и радостно, а они смотрели раскрыв рты, но глаза их были, как у кукол - мертвы.
Я летал и летал, а мелкий дождь ласково облизывал меня. Когда я вернулся в барак, в то же окно, они уже разошлись по своим комнатушкам. И я понял, как велик их страх. Страх – их господин. И тогда, в отчаянии, я закричал: «Я могу научить вас летать - вы станете свободными…» Но никто не вышел из сотен дверей, зато загрохотали тяжёлые сапоги на лестнице, и в коридор вбежали солдаты. Они бежали ко мне, и они хотели меня схватить. За что? – промелькнула мысль. Я повернулся и побежал в сторону окна, а они мчались следом, тяжело дыша и топая тяжёлыми сапогами, подбитыми железом.
Я добежал, успел. Прыгнул и полетел сразу легко и свободно, а сзади звучали крики, полные страха, изумления и злобы. Я прокричал им, в отчаянии: «Люди! Почему вы так ненавидите?!»
Я летел по тёмному небу, а мне некуда было лететь! Меня никто не ждал - я был не нужен здесь никому. И тут я заметил, как из-за туч вынырнул небольшой вертолёт. Он шёл, рыча в мою сторону, и я сначала думал, что это случайность. Но он включил прожектор и стал им обшаривать пространство, желая отыскать меня. И тогда я, сколько было сил, помчался прочь от него. Я попытался скрыться за сопками. Однако, луч прожектора поймал меня - осветил, и я услышал басовитый треск крупнокалиберного пулемёта. Всё! – понял я, и тут же почувствовал, как моё тело сотрясают и рвут раскалённые пули, а внутри у меня разгорается страшный огонь…
… Я стоял на полу того же грязного барачного коридора, только не ощущал под собой ног. Их, как будто не было, или вес мой сильно уменьшился. Я даже поглядел вниз, туда, где должны были находиться ноги, но там, ничего не было. Вернее: подо мной, на полу, лежала маленькая кучка то ли трубок, то ли косточек тонких и обугленных, и клочков чего-то, что дымилось и тлело. Что это? Что же это?? И вдруг я понял: это – я! Это всё, что осталось от меня! И в душе у меня стало так горько и обидно, так защемило в груди, что я заплакал безутешно и горестно, как дитя. Всё – кончено! И ничего уже, никогда не будет у меня. Ни полётов, ни того счастья. Ничего. Всё было зря. Ничему я их не научил, и никому не смог помочь. И ещё мучил меня вопрос: почему всё так?...
Открываю глаза – темнота. Ночь. В горле горький и болезненный тугой ком. Тишина, мама спит – значит, я не шумел. Поднимаюсь со старенького дивана и выхожу на кухню, чтобы записать этот удивительный «сон», который страшнее всякой яви…
Мне – тридцать три. Я недавно потерял семью, работу, квартиру – всё в течение одного лета 1985 года. Теперь живу у мамы, в её однокомнатной квартире. Так сложилось. И не везде, и не всегда я виноват. Видимо, где-то, на каком-то перекрёстке, я не туда свернул, сделал что-то не то, и не тому или не той руку подал. А в последнее время я много думаю о смерти. И вот, похоже, она пожаловала ко мне в гости. Пока во сне.
Сижу на кухне, записываю свой сон и не могу отделаться от ощущения: слишком всё реально, чтобы это было сном. Я был где-то только что, и там ещё хуже, чем здесь. Там вообще – страшенная безнадёга и мрак. О чём же этот жуткий сон? К ведьме надо – думаю, пусть разгадает этот сон: что предвещает он. Хотя мне уже и сейчас кое-что ясно. Я понял, что мне показали цену и смысл жизни, той единственной и неповторимой, подаренной нам Создателем. И ещё – мне дали надежду…
Свидетельство о публикации №112091808470