О различии между церковью и религией

В миниатюре «О конфессиональном зловонии», да и не в ней одной, я употребляю слово «религиозный» в кавычках, потому что этого требует контекст, в котором оно действует как выражающее нечто социальное, в то время как я этого социального смысла в нем уже не вижу, в отличие от дорогого мне смысла – индивидуально-духовного. Дело в том, что до сих пор нет и не было – точнее, как бы не было – никакого различия между «религией» и «церковью»; считалось, что вторая есть видимое проявление первой как невидимой, так сказать, тело, демонстрирующее душу единого церквосущества. Разумеется, этого единого церквосущества никогда в реальности не было, но тут был своего рода идеал нового общества, переходящий как бы в осуществляющуюся на глазах утопию, которая транслировалась социальной организацией «церковь» на сознание сообщества верующих. Ядром этой внутренней стороны церкви, ее души, «церкви невидимой», религии, был «бог», «дух божий», сознание «божества», то есть усвоенные и переработанные когда рационально, когда мистически, элементы Библии и предания. Сознательно обладать этой душой церкви, размышлять о ней и выражать ее имел право только входящий в тело церкви и то только с санкции мистического церковного центра, фактически же – с разрешения чиновников иерархии. Таким образом, религия была церковью приватизирована и узурпирована в качестве ее абсолютного свойства. В то время как религия есть доцерковная древнейшая форма проявления сознания человека, состояние его связи с мировым целым, и вытекающая отсюда сфера высших свойств и деятельности человека, подобная поэзии, науке или философии; она относится к области целей, а не средств. Здесь произошло примерно то же, что, в другом масштабе, – с советской литературой: союз писателей, то есть литературная церковь (продолжая сравнение, можно сказать, что сегодня литературная карта России представляет собой поле литературных сект), стал диктовать писателям, что можно, а что нельзя. И там, и там религия (применительно к литературе, мы говорим о религии в широчайшем смысле, то есть о творящем единстве с миром), подчиненная социальной структуре и ее целям, уродовалась в угоду обществу, отрицающему индивидуального человека («раб божий», «совокупность общественных отношений», то есть тот же раб государства и общества). С царской высоты высших свойств человека церковью-государством-обществом религия была опущена до презренного положения подсобного средства быта и политики, поставлена, по сути, на один уровень с пещерной магией – в таком позоре мы и находим сейчас то, что называется современными конфессиями. Но человечество изменилось, прежнего детского доверия к социальным воспитателям в нем уже нет, и потому час конфессий пробил – недалек миг, когда они опадут, как осенние листья. И религия наконец выйдет на свободу, чтобы окончательно слиться с культурой, куда она веками пробивалась и просачивалась, как мать, отторженная от своей семьи, и занять свое законное место десятой музы. Верней, первой. Ибо даже для того, чтобы бросить первый взгляд на Млечный Путь, Урании потребовалась поддержка ее любви и доверия к миру.         
                13–14  сентября 2012