сполохи

СПОЛОХИ

Чем дальше пролагаю в жизни след,
Тем чаще возвращаюсь я к началу –
Туда, где перепелочка кричала,
Куда, увы, уже возврата нет.
Туда, где у печурки во дворе
Над сковородкой мама хлопотала
И из трубы, сверкая, вылетала
Звезда, чтобы погаснуть на заре.
Как зерно, забытое в стерне,
Прорастает прошлое из строчек
И, поднявшись с веком наравне,
Обнажает правду и пророчит:
«Жизни нет, где раб милует власть,
Там, где с душ не сорваны оковы.
Нет и там, где жизнь разорвалась
Пустотой беспамятства людского.
Пустота не вечна пустотой.
Ложь придет и все собой заполнит,
И пребудет истиной святой
Для того, кто прошлого не помнит».
Родились мы в разных весях,
Но в одной большой стране.
Он – в мятущейся Одессе,
Я – в раздолье поднебесном
Кустанайском – не стерне.
Потому-то нам с пеленок
Занесли в судебный лист:
Я – кулацкий обделенок.
Он – интернационалист.
Он родился в сытом благе,
Млел у дедушки в гостях.
Мой же дедушка в Карлaгe
Что-то строил на костях.
Той порой верхам и низу,
Ставя уйму всяких клизм,
Завлекаловки марксизма
Перешили в сталинизм.
Были тщательно убиты
Киров, Троцкий и мой дед...
Бесконечен жуткий свиток
Ставших строчками анкет...
Жизнь скукожилась и смялась
На рубцах саднящих ран,
А окрест соединялись
Пролетарии всех стран.
На страну мою дивились,
Кляли личную юдоль.
И, пока им счастье снилось,
Припожаловал Адольф.
Этот знал, откуда свищет
По Европе сквознячок.
Дойчланд весь сплотил по тыщам
И вручил один зрачок.
Воедино слитый с мушкой,
Зрак был алчностью бездон.
Раззадоренный, бездушный,
Он нацелился за Дон.
Он нацелился за Волгу –
В твердокаменный Урал,
За которым я в ту пору
Сил умишком набирал.
...Наш Чандак принял Приволжье,
Крым, спустя чуток – Кавказ,
И одесское безбожье,
И ингушеский намаз.
Стал Чандак наш Вавилоном.
Здесь потомок Соломона
В горький час осиротел. –
Хоть война была за Доном,
Ангел смерти к нам драконом
Ненароком залетел.
Был Швеченко финагентом...
Есть ли где страшнее пост? –
Долгом мытаря моментом
Мог спровадить на погост.
Где налог, там недоимки.
Где налог, там и нужда.
Он заглядывал и в кринки,
Где хранилась лебеда.
Видел: пятеро на печке.
Знал: истают до весны, –
Брал последнюю овечку
Страшным именем войны.
Видел: дед едва ступает
С хрипом в высохшей груди,
Бабка – в рев! – полуслепая,
Но корову уводил...
Видел! Очень много видел
И не меньше, верно, знал.
Сколько он людей обидел?
Кто велел? Война? Казна?
Может, трус какой старался,
Чтобы нужным быть в тылу?
Финагент наш надорвался
И – к ружейному стволу!
Взгляд шальной, стопы босые,
Мужику за тридцать лет...
«Бей жидов – спасай Россию!» –
И – чудовищный дуплет...
Долу рухнула главбухша
Черноморской красоты...
На ногах ее опухших
Пировали пауты...
И в степной истоме жаркой
От зловещих новостей
Всполошился тихий Джаркуль –
Средоточие властей.
На разбитой легковушке
К человеческой беде,
В кобурах ощупав «пушки»,
«Понеслось» энкавэдэ.
А испуганным поселком,
Вдовам души леденя,
Волочил в пыли двустволку
Вурдалак…
К исходу дня,
Одолев степную «трассу»,
Грозно рявкнул капитан:
-Где шакал? Кайда барасын?
-На Камышное!
-Шайтан!!!
И завыли хором бабы...
И хоть был глубокий тыл,
Бой чандакского масштаба
Прогремел до темноты.
И уехало два тела...
Боже, сколько разных лет
Проползло и пролетело –
Тот же день оставил след.
Мать взяла парнишку.
Днями
Он молчал, как истукан.
Но у нас его отняли. –
Кто ж доверит «кулакам»?..
Может, выжил он в детдоме...
Может быть, родня нашлась...
Кто в сиротстве том виновен –
Время иль Швеченка «власть»?
Ставь – не ставь ту власть в кавычки,
Будет в истине проем,
Потому что злу в привычке
Брать чужое, как свое.
Будь ты смерд иль «совесть класса»,
Есть над всем Верховный суд.
Он решит – и государство
По полену разнесут.
Ибо боль в душе копится
До неведомой поры...
Если в ночь тебе не спится,
А уснешь – кошмар приснится,
Значит, в селах и станицах
Ты обшаривал дворы.
А потом ты был конвоем...
А потом был палачом... –
Ты «дерзал» во имя строя.
Так скажи мне, что почем:
Сколько стоит та главбухша?
А мой дед? А мой годок?
Ты не знаешь. Ты бездушный,
Как любых кровей стрелок.
Зря твердят, что время – лекарь.
Эту тему я поднял,
В ней узревши злобу века,
А никак не злобу дня.


***

Муллы, настоятели, раввины,
Мне какую выбрать из кровей? –
Русскую? Но это половина
Сущности украинской моей.
Предпочесть украинскую – то же!
Сколько ж ипостасей у меня,
Если от Читы до Запорожья,
Где ни спрыгну с поезда – родня?!
Жаль,  что в жизни что-то сорвалося,
Как джигит оплошный на скаку,
И зятек мой все, что было, бросив,
Мало верит в сказки о Баку.
Вопиют прибалты... Что творится?
Почему все рушится окрест? –
Потому что "Вени, види, вицы" –
Вечная утопия и... крест.
Тяжкий крест, наброшенный на плечи
Мирно уживавшихся отчизн,
В черный день собравшихся дале-ече! –
В выдуманный Марксом коммунизм.
О, мечта изверившейся массы,
Как же ты уродуешь людей,
Поделив по-дьявольски на классы
Острием несбыточных идей.
Как могла ты в светлое рядиться
И вещать пространно о любви,
Если глас твой выдохся в темницах,
Захлебнулся в собственной крови?
И еще ты теплишься... Доколе
Можно изуверствовать в умах,
Искажая человека в школе,
Довершая дело в психдомах?
Никогда мордвин не станет турком,
Грек – якутом, нивхом – армянин,
Эскимос не облачится в бурку,
Не наденет палицу грузин.
Совместимость – это совместимость.
И когда доходит до души –
Предпочти всему одну учтивость,
А по части «братства» не греши.
В мире все наречья – величины,
На каком из них ни говори.
«Старший брат» и «младший» – это мина
С хрупким детонатором внутри.
Что же до естественных смешений
Разных вкусов нравов и крови,
То не вижу в этом прегрешений,
Если Сам Господь благословил.
...Гунны, россы, скифы да сарматы –
Все менялись кровью, как могли,
Разноликий суржик каганатов
Высевая в пустошах Земли.
Дикий плод бесчисленных смешений,
Что собою представляю я
В череде несметных колошений
Мыслящих былинок бытия?
Плохо мне от боли и тревоги,
Отбиваюсь от химер идей. –
Нет беды страшнее для людей,
Чем обман, открывшийся в итоге.
Верившим, что может прорасти
Счастье на руинах разоренья,
Карой на неправедном пути
Явится жестокое прозренье
Не грядущей карою богов,
А реальной болью человечьей...
И поймешь, что не был «враг» врагом,
другом – «друг», а ложь идеи – вечной.
От прозренья мыслью обомлев,
Бросишься на лоно под ногами,
Благодарный матушке-земле,
Что хоть с ней не сделались врагами.
Лоск химеры с болью отлетит –
Прозреванье – дело непростое,
И земля простит.
Земля простит,
Если ты прощения достоин.

***

Играют сполохи во мгле ушедших дней,
И памяти назойливой неймется. –
Что в ней еще в какой-то миг найдется,
Чтоб день грядущий стал чуть-чуть видней?
Как распознать, где больше встречу мрака –
В том, что ушло, или еще грядет?
Что нас, доверчивых, и в кои веки ждет
В припрятанных надеждой буераках?..

1986-2008 гг.