Воспоминания из детства

Внучке Кате

В семнадцать пятнадцать,
Уже на закате
Короткого зимнего дня,
Родилась девчонка,
По имени Катя,
В шестнадцатый день января.

1

Как за речкою, сонной Кревчёгой,
Как за церковью в Барском саду
Я просил: - Память! Детство не трогай.
Нынче сердце с тобой не в ладу...

Приносил почтальон похоронки
И с чужими браталась родня...
Их рыданий, пронзительно-громких,
Не забыть мне до Судного дня.

...Многодетная выла соседка
(Телогрейка пестра от заплат)
И под вой её кура-наседка
Разве высидит в мае цыплят.

Её дед и отец, под фанфары,
Удобряли собой Соловки.
Хутора им сменили на нары
Под хихиканье, брань и плевки.

Ну, а дочь, от любви той весною,
Бросив тело на голый матрац,
Перерезала горло косою,
Сенокосом затупленной враз.

...И конца не предвиделось вою,
Как проклятью на всём их роду:
Сын за Родину пал под Москвою,
По весне в сорок третьем году.

Её руки, воздетые к небу,
Я из памяти вряд ли сотру.
Дёсны, жадно приникшие к хлебу,
Без единого зуба во рту.

Заполошно кричала: - А муж-то
На студёной пропал Колыме...
Видно вспомнил я всё потому, что
Вся их боль возвратилась ко мне.

2

Звёзды в небе над крышей всплывали
Под завывы голодного пса.
За один трудодень выдавали
Двести граммов гнилого овса.

Караваем румяным по дранке,
Из-за облака выйдя сполна,
Как по скатерти, по самобранке,
На конёк забиралась Луна.

Свет её золотится в окошке.
Рамы старые зябко сквозят.
В доме нет никого, кроме кошки
Да ещё трёх игривых козлят.

Я делюсь с ними затхлой овсянкой.
(Вместе легче нам страх превозмочь)
Мать не справилась за день с делянкой
И осталась горбатиться в ночь.

Тот отрезок по времени вечен.
(Испытавший лишь в силах понять)
На другой только день, да под вечер,
Измождённую встретили мать.

Звёзды в небе над крышей всплывали
Под завывы голодного пса...
За работу в колхозе давали,
На день кружку гнилого овса.

3

Как давно, как давно это было:
Первый дождик и первый снежок.
Детство лебедем белым уплыло
И с ним шаткий и валкий шажок.

На завалинке дедко Арсеньев
С непокрытой сидел головой,
Потерявший и ногу и зренье
Ещё в Первой войне, мировой.

Пригревало весеннее солнце,
Коз некормленных слышался плачь
И вышагивал важно с поклонцем,
По темневшим прогалинам грач.

Церковь к миру крестами взывала.
(Это чувствовал даже слепой)
Из далёкого лесоповала
Бабы мрачной валили толпой...

Помню, был до удушья простужен,
На растопленных маем снегах,
В заколенных отцовых по луже
Я в охотничьих плыл сапогах.

Плыл по луже, как море широкой,
Превратив сапоги в корабли,
Намечая свой курс к синеокой,
Конопатой трёхлетней любви.

В дом, который ютился в низинке,
Что от нашего метрах в семи.
Я стремился к Арсеньевой Зинке,
От своей удаляясь семьи.

Незамеченным был бы тот случай,
Средь войной обезлюдевших сёл,
Не предстань предо мною бодучий
С хитрым норовом старый козёл.

То, что было потом -  не случайно:
Примеряя копыта ко дну,
Он, обнюхав меня изначально,
Сзади ласково рогом боднул...

Я не чувствовал боль в пояснице
На той первой любовной тропе
И улыбки скользнули по лицам
В проходящей угрюмо толпе.

...Я был согнут, как спринтер на старте.
Сколько было протянуто рук!?
Не упомнить, поймите, представьте,
Сколько хохота было вокруг.

Не пошёл бы искать я везенья,
Разудалым, бесштанным мальцом,
Если б курицы кладка весенняя,
В голод самый, под шатким крыльцом,
Не открылась пред внучкой Арсенья,
Что манила меня яйцом.

Лейпясуо. май 1999г