На троне короля Артура

Так случилось, что в 1986-м мне довелось побывать на киностудии Довженко, причем, как раз  во время съемок известного ныне, к сожалению, далеко не всем художественного фильма.
Режиссер фильма "Новые приключения Янки при дворе короля Артура» - Виктор Гресь - длинные темные волосы, густая борода, горящий и немного нездешний взгляд (целиком - в своем детище, только краешком с вами) - усадил меня на трон самого короля Артура, присел на корточки  прямо напротив, опершись руками на подлокотники. Оказавшись в таком плену, я слегка запаниковала, ощутив себя кем-то вроде беззащитного бандерлога  под гипнозом пристального взгляда бывалого Каа.
Гресь, тем временем, восторженно обнаружил, что у меня «святое лицо», пожурил, что не читала «Янки при дворе короля Артура» Твена, и  начал мне - ошарашенной, растерянной, сбитой с толку всем, что происходит – растолковывать, как важен эпизод картины, в котором мне предстоит сниматься.
Эпизод - момент крещения главного героя. Моя роль (увы, несостоявшаяся) - девочка-подросток, которая в фильме (это уже после просмотра) секунд на пять появляется в кадре: купель наполненная водой, свечи...  и  огромный битком набитый рыцарями, монахами и монархами зал. Это вавилонское столпотворение  и заставило меня отказаться от столь заманчивого и волнующего предложения.
Почему? Все дело в том, что моя героиня должна была войти в купель на глазах у всей вышеозначенной публики в наряде своей праматери Евы...
Виктор Гресь говорил что-то о ключевом эпизоде картины, о контрасте старости с юностью (в фильме глубокая старуха-монахиня, стоит прямо за девочкой, несколько возвышаясь над ней  настоящим олицетворением времени). Как сквозь сон, слышу его увещевания, что вот! именно  таким и должен быть мой взгляд (будто внимательно смотришься в зеркало)…
Подозвав гримершу, Гресь живо обсудил с ней детали моего грима: можно будет немного "подтянуть" глаза – взгляд пронзительнее, да и шансы узнать меня, преображенную,  приблизятся к нулю (это после моего нытья),  а еще - надеть длинный парик (представь – ты заходишь в воду, волосы всплывают.. интересно, а у Евстигнеева ничего не всплывет?... - это опять Гресь). Евстигнеев  в фильме – высокое духовное лицо - могущественный служитель католической церкви.
Я, - четырнадцатилетняя, но совсем еще неоформившаяся худышка, к тому времени уже сталкивалась с подобными шуточками  взрослых мужчин, но от этой  окончательно смутилась и зашлась праведным гневом, внутренне протестуя – ну что это!?
Моя тетушка Римма Гельц (свободный кинокритик при студии – именно она и провела меня в  святая святых киевской «кинолаборатории») была человеком со странностями. Под широкими нахмуренными  бровями, почти соединявшимися на переносице, жили ее умные, скорее даже несколько безумные  глаза - глубоко посаженные угольки. В  гневе, надо сказать, они были устрашающими до мурашек…
Тетушка, конечно же, моментально притушила своим фирменным взглядом мечтательную улыбку режиссера, который, успел, однако, улыбнуться еще шире этаким чеширским котом, и только потом с деланным испугом протараторил: «молчу-молчу…»
…А знакомство мое с ним состоялось, когда тетушка Римма,  выловив занятого режиссера в коридорах студии,  буквально  на бегу поинтересовалась, можно ли снять меня  в массовке. Гресь остановился, быстро и внимательно оглядел "объект" с головы до ног, и, на секунду задумавшись(лукавые искорки мелькнули в глазах), бросил задорное: «Ну, и как у нас ножки?» «Худые», – не особо понимая,  при чем здесь ножки, в смущении буркнула я.
Еще раз окинув меня  профессиональным взглядом, Гресь отвел Римму в  сторону,   с минутку  заговорщически о чем-то с ней пошептался, а потом мы направились в актерское кафе - находилось оно на "производственной территории", т.е прямо по коридору - направо.  Там они продолжили  "переговоры",  я тогда и не подозревала, что обсуждались несколько щекотливые обстоятельства моей намечавшейся крохотной роли. Не мешая тихой беседе, я, пока суд да дело,  с восторженным интересом разглядывала посетителей необычного кафе - разношерстную актерскую публику, загримированную и нет, неторопливо попивающую, смакующую или же в спешке проглатывающую кофе. Сказочная атмосфера меня, далеко не завсегдатая таких местечек, просто заворожила. Чуть не вскрикнула «ой», когда в коридоре через стеклянные стены кафе увидела Мкртчяна в джинсах: живо  жестикулируя, он что-то втолковывал своему собеседнику.
После беседы тет-а-тет  Римма вручила меня Гресю и мы с ним прошествовали в тот самый громадный тронный зал, где, собственно, и состоялся исторический для меня разговор.
Чудо-режиссер все меня уговаривал (да ты знаешь, сколько желающих - только объяви - выстроится здесь на эту роль?), а мои страхи и комплексы, ну и какие-то, к тому времени  сформировавшиеся, внутренние убеждения боролись с жутким желанием  попробовать себя в качестве актрисы. Победили, конечно, страхи  комплексы и убеждения. Так провалилась моя «актерская» карьера.
По прошествии времени понимаю, что профессия актера заставляет обнажать перед публикой не только тело, но и душу, а такая публичность требует огромного запаса мужества и смелости, даже отчаянности, которых  мне не хватило бы… Это, как позволить добраться до самого интимного, самого глубоко скрытого переживания тысячам тысяч, отдать себя на растерзание толпе…
Вспоминаю, как волшебный сон, потрясающие декорации средневекового замка: величественный зал, королевскую спальню с массивной широкой кроватью под балдахином, библиотеку с древними фолиантами (я тайком попыталась извлечь один из стоящих рядком на «потемневшей от времени» деревянной полке – оказалось – мастерски имитированные корешки одним массивом).
Помню самые настоящие каменные стены, которые внезапно превращались в крашеный пенопласт. Это - только если подойти к ним совершенно вплотную, буквально уткнуться носом. Но даже после такого разоблачения, стены ничуть не теряли своей значительности и «настоящести» - и правда удивительно! Понимаешь – пенопласт.., а ощущения – камень, самый что ни на есть! Вижу как сейчас  вход в мрачное подземелье,  лабиринтом убегающее в кромешную тьму (подземелье тоже пенопластовое, но от того еще более таинственное). Факелы  по сторонам от входа, монахи, шагающие гуськом по извилистым коридорам подземелья, в широких, подпоясанных "вервиями" домотканых ризах, из-под которых выглядывают вполне современные джинсы и босоножки,  свечи  в их руках, только что извлеченные на свет божий из внушительного картонного короба и зажженные  спичками "Гомельдрев", таинственно мерцают и потрескивают, выхватывая из полумрака склоненные долу  лики духовников,   и еще множество маленьких чудес, которые поразили до глубины души – мастерство  на грани колдовства!
А Виктор  Гресь,  показавшийся мне, тогдашней,  чересчур напористым,  напролом идущим к цели балагуром, да и вообще, каким-то несерьезным, на самом деле оказался мудрым,  глубокомысленным человеком, гениальным философом и творцом. Одним словом, настоящий Мастер таинственно-сказочных  мистерий в джинсовом костюме со спортивной сумкой через плечо.
Встреча с  таким Мастером вовсе не соответствовала моим, основанным на 14-летнем жизненном опыте, тщательно выверенным  представлениям  о высоком.   Стандартное пионерское детство, наивные ожидания необыкновенных приключений, путешествий, волшебных стечений обстоятельств и прочие мечтательные предвкушения, как следствие взахлеб перечитываемых Бронте, Лондонов, Цвейгов, Драйзеров и Бальзаков, надежно ограждали  мой хрупкий сказочный  мирок  от посягательств слишком уж стремительных и не в меру саркастичных Мастеров...
Если б могла тогда догадаться, что сарказм - самая надежная защита от грубости и глупости людской и порой единственный способ выжить для умеющих остро чувствовать и глубоко понимать...
С превеликой радостью узнала, что Виктор Гресь и ныне жив-здоров, продолжает работать, творить, вот только печально, что  самое свежее упоминание  о нем связано с обращением киевских режиссеров к президенту Украины, который до сих пор не подписал бумаги, утверждающие премию киностудии Довженко за 10-й год, хотя на дворе уже давно 11-й…
Времена…  - подумалось мне, как только вынырнула из тех, по-детски счастливых, и очутилась в нашем - мутном и смутном.
Фильм от начала до конца пересмотрела только сейчас - хвала Интернету.
Соцветие актеров, завораживающий  сюжет, потрясающие диалоги.
Даже  для меня сегодняшней явился откровением.
Символический и на удивление пророческий (выпущен в 1988 году).  Этаким  Мерлином заглянув в будущее, Гресь, как режиссер и  один из сценаристов картины, сумел жестко и емко высветить все стороны и последствия острого конфликта между хлолдным прагматизмом  и живыми общечеловеческими ценностями (дружба, доверие, честь, любовь).
Именно они, эти ценности, идут сегодня с молотка в нашем мельчающем, суперпрагматичном современном мире. Все больше напоминает он театр абсурда и все меньше Эльдорадо - пресловутую «страну счастливых праведников и вечного изобилия». Рыцари круглого стола В. Греся ежегодно отправляются на ее поиски. Пока рыцари занимаются поисками Эльдорадо, король нищим  странником пускается в  долгое, полное лишений  путешествие «испытать на своей шкуре действие законов, понять простых людей». «А много ли пользы от слепца на троне?» - восклицает он в ответ на возмущение молодого американца - нашего современника, угодившего по воле фантастических обстоятельств в прошлое («подумайте о себе, вы нужны своим близким и своему народу»).
И напоследок - слова короля Артура из этого замечательного фильма, снятого замечательным режиссером: «если в человеке исчезнет все рыцарское – он станет мертвецом».

ДЕКАБРЬ 2011   С благодарностью Виктору Гресю за удивительные встречу и фильм…