Знаю вес...

Так часто, что мороз по коже...
Но сны - они не лгут.
Вон поправляют вожжи,
мозг скручивая в жгут.
Ну, что? Поехали? Закрой глаза.
Доверься мне и испытай
смятение и грусть.
Гроза?
Пускай.
Иисус?
Поплачь.
Но, где светильник есть и чаша,
там гвозди выбирал палач,
а рядом совесть наша
на рты накладывала кляпы, икая в страхе,
и шла солями в плоскость спин...
Там женщины роняли "Ахи",
и кровью пах жасмин.
Звенел трамвай. До Бога ли подкинет?
Губная плакала гармонь,
а я смотрел на пики в линиях...
   Там бушевал огонь.
Он жадно жрал эдемский парк,
тату вбивал в плечо
неистовой (для Жанны Д'Арк),
а было горячо
моей сердечной плоти...
   Молчи, молчи, молчи!
Ложись на камни готики,
к подножию свечи.
Иголки, гвозди, плети - в почку.
К чему мне сон, скажи?
Пошла к разрыву оболочка,
весь мир вдруг вспыхнул, сжался в точку...
Он был поставлен на ножи.
Так быть или не быть? Вот в чём вопрос.
И доверять ли сну?
Входил в глаза ко мне Христос,
- Сейчас ополосну
твои заплаканные блюдца,
должны быть чище хрусталя...
Но я пытался увернуться.
Не мне в наследство здесь Земля...
Сумел лишь вымолвить: - "Налей.
Твоё вино душа пригубит".
Но в чаше был столярный клей,
а для игры янтарный кубик...
Бросая кости, знал я вес -
Не тяжелее плети.
- Иисус, куда? Зачем? Исчез
в крестах нательной меди...

10.09.2012