В равнинах памяти

В слезах душа считает уходящий день, его шаги,
Как много пролито мгновений, миражей, потеряно секунд,
Как больно оживают отраженья в битых зеркалах сейчас,
Над неподвижной гладью синевы взлетает белая страница – голубь,
Он, сизокрылом опахалом красного крыла извечного заката
Он, прикасается к ресницам, к двери в декабре,
Где я в отчаянье была,
Где я в тоске шептала фразу «помоги»,
Где страшным криком смерть разносит совершённый мною суицид…

Тяжёлы, неподъёмны веки,
Упавший локон у зимы окрасил в пепел сгинувшие сны,
В бездонной пропасти надежд по мановенью поднимается прощальный век,
У мачты шёлковой зари становится незримый чей-то силуэт,
И вдоль по тихим волнам бесконечного пути,
Сквозь, оголтелые бравады безысходности моей
Плывём,
И скальпелем звезды иссякшей в свете маски исчезают на чертах…

Нестройны замки, линии судьбы,
Безлики лица во толпе,
Но, стоит только приглядеться –
И узнаю я – это воспоминанья же мои,
Страницы цифрами мелькают на прямой во мгле,
И перекрещена реальность с грёзами за оберегом у безмолвья,
Там чувства нападают на меня,
Рождённую во мёртвом свете фонарей,
Там поедает разум червь печали,
Там нить предельна,
Там в чётной дате января…

Как странно слышать шелест вёсен,
Как странно снова ожидать,
Вот осень уж звонит в набат и смотрит в даль за мною, вникуда,
Вот гнётом мысли оседают на скамье,
Вот расщеплёны, вот остаточны и отрешённы все абзацы прозы,
Не наважденье это,
Нет.
И полчаса на состраданье,
И летний дождь капелью кровь смывает на асфальте в каменное солнце,
В равнинах памяти блуждать так предписала я себе,
В равнинах памяти лишь только я увижу истину свою и более нигде…