Двадцать два рассказа. Часть I

                Спасибо вдохновенной Азии!
                Спасибо сердцу, рвущему жилы
                В тоске о просторах русских!

     Прошу за ранее меня простить если кому то вдруг показалось не политкорректным название моего опуса. На самом деле все что я хотел бы написать ниже, к арабским сказкам, да и к самим арабам отношения ни какого не имеет.

                Трубач
     Его кираса блестит на солнце, но ее блеск затмевает сияние золоченой трубы, что держит рука в кожаной перчатке. Броня досталась всаднику, как дань ушедшей моде. А потому защищала ни чуть не лучше сложенного пополам листа писчей бумаги, которая разожгла в нем любовь с новой силой, а теперь греется от этого тепла. Но увы он лишь замечтавшаяся статуэтка что стоит на комоде. Освещенная утренним солнцем сквозь мутное от потеков стекло.

                О комоде под трубачом
    Когда я был маленьким, ну совсем как ты сейчас. Когда дед мороз еще приходил ко мне сам, а не посылал вместо себя отца. От которого немного пахло сигаретами, алкоголем и мандаринами. Был у меня комод, доставшийся в наследство от бабушки, что жила до меня в этой комнате и умерла как раз в тот день, когда мои родители узнали о том, что у них будет ребенок. Причем я абсолютно не сомневаюсь в случайном совпадении времени тех двух событий, но своим детям посоветую призадуматься. Так вот на том самом комоде и стояла маленькая статуэтка трубача непонятной национальности. И каждое утро я просыпался от того что солнце отражаясь от нее солнечным зайчиком истаптывало мне все веки.

                Выросший из комода.
    Если становишься старше, чем был и не знаешь таблицу умножения на зубок, вычисляешь методом интерполяции. То начинаешь задумываться, в моменты когда не мешает соседская дрель, задумываться о том почему потолок который ты наблюдаешь над собой выкрашен в белый цвет, водоэмульсионной краской, а например не обит матовым шпоном. Вместо лампочки на проводе не висит роскошная люстра в стиле хай-тек являясь (*** се слово с тремя «я»), центром тяжести картинного тайфуна. Который был изображен моим другом художником за еду, когда в его коморке на тех этаже соседней девятиэтажки делали евро ремонт.

                Вот, мол, есть! Ё!
    Пожадничаешь иной раз, пока ни кто не видит. И совесть вроде бы молчит. Скажешь вслух: «падонак», ни где не ейкнет. Скорее вызовет улыбку, перед всплывающей в памяти Жироморды, царского клоуна. Главное то в этом деле вовсе и не совесть, а что? Главное это знать меру и не спалится на мелочах. Типа: я не люблю когда едят из моей миски. Нужно отрастить псевдосовесть, периодически показывая ее окружающим: вот, мол, есть!  А потом раз и «Чичиковым» сразу взять весь банк.

                Рассказ пятый.
    Жажда публикации, которую увидят три – четыре человека, гонит вперед. Рисует в воображении толпы поклонников бегущих ко мне высказать свои восторги. Разбирающих на цитаты буквально построчно. Ради них любимых, не жалея себя, заставляю буквально насильно скакать пальцы по клавиатуре и натужно думать свой хилый остаток мозга из которого как из рога изобилия сыпется полнейшая чушь. Причем с таким остервенением стремится ожить в бегущей строчке, что я не справляюсь с ее напором. Потому мне и приходится разбивать весь текст на двадцать два коротких рассказа. Из которых только что вы дочитали пятый до конца.

                К нам приехал цирк.
    К нам приехал цирк с моржами и тюленями. Весь день по городу гоняла машина с мегафоном и сообщала каждому о том, что к нам приехал цирк. Место печальнее, которого на свете не найдете. Замученные долгою дорогой звери, пропитанный загаром персонал. Клоун, проклинающий обед, запивая горе коньяком, тайком утащенным из ресторана, жалеет о прошедшей жизни. О той где он под купола взлетал бесстрашно и будучи неосторожным сорвался с высоты балконов третьих этажей. А скользкая после дождя вода, коварно, из под ног ушла, досадную оплошность, в ошибку роковую, превратив.