Похороны Майского Жука

Похороны Майского Жука:пиеса о 3ех актах
Franky Maybug & Виталий Жуков
2012





Акт 1

Действующие лица: 
Арнольд Сергеевич Послезнаев – служащий театра, реквизитор
Петр Семенович Тугоплав – рабкор в еженедельнике  «Ударный Петроград», поэт-реалист
Агрепиана Свирель-Пропащая – аферистка
Кортье Гнилье – действительный французский эмиссар
Любовь Михайловна Головешка – секретарь еженедельника «Ударный Петроград»
Эдуард Олегович Потемкин – главред еженедельника «Ударный Петроград»
Сегодня-не-Иван – швейцар в "Юбилейном"
Зинаида Потаповна Головешка-Старшая - ударница полевого труда, мать Любови Михайловны
Лев Юрьевич Журавель – поэт-декадент
Аристарх Анатольевич Крылатый – председатель овала и директор красного космоса

Петроград, 1923












Действие 1


Помятый, немолодой мужчина суетливо мечется в помещении конторы, сплошь заваленной шубами и накладными бородами. Подходит к окошку, любуется секунд с 30 пейзажем, и тут же устало произносит:  «Даа-с!»
Отступается от окошка, вместе с этим, одновременно похлопывая себя по карманам пиджачка в поисках папироски; обнаружив папироску и установив ее во рту, подходит к конторскому столу и начинает  резко открывать вертикально расположенные ящички в поисках спичек. Дойдя до 3ьего ящичка книзу, отчаянно и задумчиво произносит: «Чёрт знает что!» Обнаружив в 4ом ящичке заветные спички, выдыхает:  «Вот-с!» Нервно прикурив слегка трясущимися руками, тут же бросается к телефонному аппарату на конторском столе. Сняв трубку и приложив ее к уху, пальцем дымящейся второй руки, спешно набирает нумер.
Услышав гудки, затягивается папироской.  Контакт, молвит:
- Петр Семенович?
- Это вас Арнольд Сергеевич беспокоит.
- Как какой, Послезнаев...
- Да-да, Послезнаев!
- Спасибо, хорошо!
- Я, собственно, по какому делу смею беспокоить вас, Петр Семенович. Третьего дня, вы не вернули реквизит.
- Ну что вы, у меня все записано!
Открывает журнал, что лежал на столе, и пальцем находит нужную строку:
- Вот, нашел: 22ого апреля сего года Петру Семеновичу Тугоплаву выдано. Обязуется вернуть к 7ому мая.
- Как не слыхали?
- Ну что вы, не принимайте столь близко к сердцу, Петр Семенович!
- К понедельнику? Но это..., а в прочем..., так уж и быть, Петр Семенович, СОЙДЕТ! СОЙДЕТ!!!
- Благодарю вас. И вам! И вам того же!
Вешает трубку, ослабляет галстук, курит, очень медленно подходит к окну и вновь любуется пейзажем.


Действие 2


Арнольд Сергеевич не первый день чувствовал некоторое  недомогание в области подвздошной кости. Не помогали ни пилюли, прописанные давеча  провизором  Вмятинским, ни пресловутые припарки  Агрепианы: то и дело Арнольд озабоченно ощупывал бока, отслеживая блуждающую боль на предмет исчезновения, и лицо его становилось преисполненным печали и предчувствия надвигающейся старости, хотя со стороны могло показаться, что он просто рассеянно ищет что-то по карманам своего твидового пиджачка. Это странное, хоть и слабо выраженное, недомогание мешало повседневной рутине Арнольда: конторские дела шли из рук вон плохо. Вместо того, чтобы заняться неотложным отчетом о потерях и приобретениях, он лишь машинально перекладывал бумаги из одной стопки в другую, а то и вовсе подолгу праздно смотрел в окно: «Но кто там, уж не Агрепиана ли?»
Из-за угла в жуткой склоке выкатились двое: Агрепиана - молодая на вид особа, экстравагантно и не по моде облаченная в темно-фиолетовое приталенное пальто, с алой, видавшей виды и повядшей розой в петлице, и франтоватый эмиссар Кортье, в атласной безрукавке и сандалиях на босу ногу. Юноша одной рукой размахивал открытым журналом , а другой пытался ухватить за волосы Агрепиану, явно норовя ткнуть ее лицом в издание:
 - Слезы моря? Дар солнца, голубушка? Штучный товар?- ревел Кортье.
 - А ну отпусти! Не трожь волосы, ирод неблагодарный! – в приступе скромной истерики отмахивалась Агрепиана.
 - Прочти, дУша мОя, или ты из народа, и грамоте не обученная?
 - Да сам ты простолюдин заморский! Грамоте учить вздумал! ДУша мОя! Езжал бы ты ко своим моншерам, да и издох бы там от своего мигрЭн как пес!
 - Ехидна!
 - Скупердяй!
 - В последний раз заклинаю тебя, Агрепиана, верни деньги!
 - Это что ж? Головушку отпустило, так он коршуном тут бьется окаянным? А мигрЭн твой не вернуть в лучшем виде?
 - Уууух! - Кортье все-таки изловчается и тыкает Агрепиану в журнал лицом, однако читает сам из журнала громким надсадным голосом, специально неправильно ставя ударения:
 - Ентарь - «камЕнь зелО честЕн, Един от недрАгих кАмней такО именуем, златовидЕн вкупЕ и сребровидЕн». Чертовка, ты можешь постичь это? Един от  недрАгих кАмней! Ты с чего, нечистая, с меня по три с полтиною за кусок смолы с гулькин нос величиною взымаешь?
Агрепиана, вырываясь и колотя Кортье в живот кулаками продолжала оправдываться:
 - А вот и неслед ко мне за смолой ходить, отведай в следующий раз копеечных пилюль от Вмятинского, будь здоров, хранцуз поганый! - тут Агрепиана больно укусила Кортье за запястье, и, пользуясь моментом его замешательства и пока еще невыраженной ярости, скрылась за углом. В порыве она теряет розу, теперь уже совсем никудышного вида. Кортье в сердцах топчет ее, щедро мешая с дорожной пылью и бранью: «Putain chienne, sorci;re!»
Арнольд Сергеевич, не без интереса наблюдавший эту коллизию, теперь безудержно хохотал, позабыв о своем недуге. Кортье отвлекся от своего занятия: он был раздосадован тем, что у его конфуза обнаружился свидетель и исступленно выкрикнул:
 - Скрабезничать вздумал, старый прыщ?- запустив в окно первым попавшимся под руку предметом,  – костылем, забытым или брошенным кем-то у забора, после чего, последовав примеру своей недавней визави, поспешил скрыться за углом, оставив Арнольда Сергеевича в изрядной досаде и с разбитым окном.


Действие 3


Тугоплав положил трубку, скроил лицо куриной гузкой, передразнивая Послезнаева: «И вам того же, серпом по роже!»
 - Ага, к понедельнику, пой, Петя-петушок. Когда в кинематограф пойдем? Контрамарку небось уже использовал, - ехидно заметила секретарша «Ударного Петрограда» Люба.
 - Ах, Люба-Люба-Любушка, ну чем не хороша, ах Люба-Люба-Любушка, и юбка, и душа! – парировал Петр Тугоплав.
На этой поэтической ноте в кабинет ворвался Эдуард Олегович Потемкин, главред «Ударного Петрограда», и, сверкая моноклем, грозно двинулся в направлении Тугоплава:
 - Тугоплав! Вот вы где! Опять линию занимаете?! Я смотрю, и ты, Любушка, над отчетностью работаешь!
 - А я что? Это Петька зубоскалит!  - и добавила тихо в сторону: «А в кинематограф не ведет».
 - Тугоплав! Я к вам обращаюсь! Где ваш очерк о подвиге Брумса? Брумс-то сам в одном сапоге до Сургута за неделю дошагал, а вы очерк в два столбца две недели коптите!
 - Это ли подвиг?! Я вот после отчетного концерта в филармонии и вовсе без сапог до «Юбилейного» дошел. И это в феврале, заметьте!
 - Анекдоты ты Любке рассказывай, а мне изволь до вечера очерк на стол положить или квартальной премии лишу.
Тугоплав, быстро просчитав потери от возможного лишения премии, сделался невозможно серьезным, переложил носовой платок из одного кармана в другой, а потом и вовсе выбросил в окно.
 - Ох, мировая революция совершается,  а мы тут о каком-то сапоге полчаса уже говорим, а у меня, меж тем, уже и заголовок готов - «Босой герой», что уже полдела. Мысли рождаются долго, да излагаются быстро.
 - Вот и излагайте, да без ошибок. Через два часа жду вас в своем кабинете.
Потемкин удалился столь же поспешно, сколь и появился. Любка хмыкнула в сторону Тугоплава и нацелилась коготком в телефонный диск, давая тем самым понять, что и она не намерена с ним более разговаривать. Тугоплав почувствовал вдруг сильнейшую экзистенциальную тоску и понял, что нужно срочно состряпать очерк, пока за привычной тоской не последовала черная волна меланхолии, которая неминуемо приведет его в «Юбилейный» и заставит распроститься с остатками аванса, так весомо еще вчера лежавшего в его портмоне. Он не соврал Потемкину, когда сказал, что заголовок готов, но кроме него у Тугоплава пока, естественно, еще ничего не было. «Ну вот и что этот Брумс? И кто его гнал в этот поганый Сургут?» - картинно в одиночестве сокрушался Петр, после чего открыл ящик стола, достал потрепанную линованную тетрадку, открыл на последней странице и записал: «Босой герой».


Действие 4


Кортье был измотан столь длительным пребыванием в стране, абсолютно чуждой его пониманию бытия. Эти русские совершенно не были похожи на тех наивных, где-то даже простоватых и беззаботных героев книг, которые он в изобилии читал в родной Нормандии, готовясь к эмиссарской миссии, возложенной на него.
Он не то, чтобы не мог понять значения выражения «русский авось», но все чаще ловил себя на мысли, что сам уподобляется этому виду мышления: безынициативному, местами абсурдному и абсолютно неоправданному реалиями жизни. Казалось бы, что может быть проще русской души: обнять березу, прильнуть к порогу, чтить отечество и исполнять долг. Но нет, теперь они обуреваемы идеей обобщения и совместного стремления к революции и новому устройству мира, тогда как с неистовым постоянством все также держатся за домострой. Решительно, это была страна парадокса, где каждое устремление наталкивалось на волну невежества и слепой упертости в желании довести изначально утопическою идею до такого же утопического финала, да еще и радоваться столь же утопическому результату.
В раздумьях, которые порядком поднадоели ему за 3 года, проведенных в России, как ему казалось абсолютно без толку, Кортье неспешно тащился по набережной, так как понимал, что спешить некуда, и лично его действия, как и действия любого индивидуума, беспробудно теряются в массовом психозе; он нещадно давил майских жуков, беспомощно барахтающихся на своих усталых спинах. Досадно, что самые благородные порывы, будучи подвергнуты непреодолимым обстоятельствам, становятся смешны и бесполезны. Он давно понял, что в России существовал единственный несокрушимый по своей мере воздействия способ борьбы с забродившими мыслями — забродивший виноградный сок. Поймав себя на этой мысли, он направился в «Юбилейный»: a la Russo, - усмехнулся он про себя.
- Товарищ, в зале аншлаг, у вас заказано? – прогремел швейцар у входа в «Юбилейный», не отнимая мизинца ото лба.
 - Нет, Иван, по долгу службы, - осклабился Кортье.
 - Сегодня-не-Иван! - сказал Иван, прикладывая мизинец второй руки к своему многоступенчатому лбу.
Кортье порылся в карманах и достал совершенно замасленную бумаженцию, на которой в двух строчках было описано его положение, что всегда безотказно служило ему пропуском повсюду да при любых обстоятельствах.
- Пролетарии всех стран объединяйтесь, вот-с, и вы уже тут! Пожалуйте за столик! Быстрее, за столик к Тугоплаву! – снизошел Сегодня-не-Иван.
 - Я бы предпочел en priv; – взмолился Кортье.
 - Невозможно, поскольку гуляют-с.
 - А что, партсобрание?
 - Нет-с, по личному.
 - А что же Тугоплав, не по личному?
 - А Тугоплав - завсегдатай, он гуляет и по личному, и после партсобрания, да и до иногда гуляет-с.
 - Проводите, - в смирении выдохнул Кортье.
У Тугоплава выдался нелегкий день: ему пришлось держать удар от бушующего главреда Эдуарда Олеговича, который давил на сроки, а после довольствовать барышню кинематографом, тогда как сборник его собственных стихов оставался лишь мечтой, пылящейся рядом с заметками о нелепых прецедентах человеческого геройства. В этот майский вечер Тугоплав догуливал остатки аванса с неугасающей надеждой на квартальную премию, и тут, осушив стакан и поставив его на столик, обнаружил глазами аккурат перед собой непонятного господина:
 - А что гуляют? - сказал Кортье, присаживаясь к столику и делая призывный жест официанту.
 - Гуляют по Волге, здесь отдыхают, - огрызнулся Тугоплав.
 - Волга, матушка-река, где связь? Парадокс.
 - Вы ко мне? Кто вы?
 - Кортье Гнилье. Меня Иван к вам назначил.
 - Он сегодня не Иван! Иностранец значит? Угощай! - срезюмировал Тугоплав.
 - Что пить изволите? – не стал спорить Кортье.
 - А что изволите, не пить что ли?
 - Я вот,  хоть и недавно в вашей стране, однако понимаю, что не пить у вас не позволительно, но вы не представились.
 - Петр Тугоплав, поэт, - гордо ударил по столу кулаком собеседник.
 - И что, хорошо оплачивается?
 - Не ради длинного рубля!
 - А на жизнь чем имеете?
 - В «Ударном Петрограде» служу, сургутские подвиги описываю. Но это так, суета, а вот послушайте-ка! Тут, Тугоплав резко встал из-за столика и с драматическим, нетерпящим насмешек выражением на лице, гордо задекламировал:
Багряные грозди калины,
Пустое молчанье полей,
В России все мы едины,
Попробуй-ка нас одолей!

У нас есть зубастые грабли,
У нас есть заводы и ярь,
И дети наши стремятся,
Даже в мае в октябрь!

 - Вы,  я вижу, талант. Я третий год слежу за нынешними поэтическими течениями: слыхал и Щлындаковского и Арбузкина, но вы постигли глубже вопрос. И вот эта ярь! А что это, кстати?
 - Щлындаковский  - лебезятник, приспешник идеи серпа и молота, а Арбузкин и вовсе нуль. Послушай, привязалось:
 
Стой!
ВашО БлагОродиё!
Лови гранату!

Стой!
Помещик-живодер!
Лови лопату!

Получите-ка, скоты,
Красную расплату!

 - Ах какая pastorale, но никакой идеи, - согласился Кортье.
 - Выпьем!
 - Извольте.
 - Извольте заказать, а то уж я всю столичную выкушал.
 - Иван, столичной!
 - Рюмку?
 - Графин и две.
 - Буженинки нарезать?
 - Ах, оставь, это все не о чем. Столичную на стол!
 - Пожалуйте.
Единственное, чего всеми силами избегал Кортье в исследовании русского духа, была водка. Он считал водку не аристократической забавой, но губительным бичом. Однако сегодня он осознал, что напал на самого настоящего русского, который немало может продвинуть его в эмиссарской миссии, и с омерзением, но чувством долга, опрокинул рюмку водки в рот, а остальные полграфина пролил на сюртук Тугоплава, чем вызвал его негодование и пару жалостливых слез.
 - Иван! Графин опрокидывается! Замени! – в смятении простонал Тугоплав.
 - Не положено-с. Аккуратней кушайте!
 - Халдей!
 - Попрошу без оскорблений, - Сегодня-не-Иван принял жесткую осанку.
 - Водки не подашь — получишь наотмашь! – не унимался Тугоплав.
 - Гришка, выведи товарищей! Да посмотри чтоб хранцуз счет оплатил! - призвал на помощь своего собрата Сегодня-не-Иван.
 - Картуз, прочь из этого ада! – не стесняясь, выкрикнул Тугоплав, обращаясь к Кортье.
 - Я? А счет?
 - А счет — не в с счет — хватай остатки графина!
 - Зачем?
 - Это такая русская забава! Позже!
Ловко перепрыгнув через стол, Тугоплав увлек за собой сомневающегося Кортье с графином, на своем пути успев нанести Гришке физический урон, да и Сегодня-не-Ивана ухватить за мизинец. Удачно избежав погони и расправы от разъяренных халдеев, Кортье и Тугоплав обнаружили себя все на той же мостовой, щедро припудренной майскими жуками. В обоих чувствовался азарт и радость того, что они ловко обжулили «Юбилейный», оба были расхристанны и оба желали продолжения.
 - Пойдем, Кортуз, в мой терем скорби! – с легкой небрежностью предложил Тугоплав.
 - Я — Кортье! Гнилье! – сдавленно пропищал Кортье.
 - Гнилой Кортуз! А на вид — нормальный такой Кортуз!
Кортье может и не до конца понял иронию, но жутко обиделся и демонстративно разбил остатки графина с остатками водки о фонарный столб на глазах у недоумевающего Тугоплава.
 - Какая потеря! И все из-за издержек перевода! Дрянь! За мной, Картуз! Дома в серванте нас ожидает примирительный эликсир.
Кортье ничего не ответил, но, сам не понимая почему, быстро зашагал за Тугоплавом; ему мерещилось, что Тугоплав может как никто другой пролить свет на «русский авось» и, тем самым, ускорить его возвращение в родную Нормандию из этой нелепой страны.
За этими мыслями, он не заметил, что обогнал Петра на полкорпуса. Тугоплав прибавил шагу и недолго шел в ногу с Кортье, но Кортье и не думал сдавать темпа в направлении к своему спасению. Впрочем, путь оказался не долгим и вскоре концессионеры обнаружили себя у двери квартиры.
- Пьер, пока вы рыщите ключ, я быстрей ногтем-ногтем открою, – скороговоркой выпалил Кортье.
 - Изволь! – с азартом хмыкнул Тугоплав.
 - Voila! - Кортье достал и кармана длинный желтый человеческий ноготь-ноготь и, насвистывая марсельезу, ткнул ногтем-ногтем Петра в нос так, что тот сразу нашел ключи.
В апартаментах имелся вышеозначенный сервант, ржавый чайник, грабли, черный литой телефон и орден посла доброго мира.
 - Садись, Кортуз и выпей водки, да убери свой поганый ноготь-ноготь от убранства!
Разлив содержимое из чайника, Кортье сделался серьезным и позволил себе тост:
 - За возвращение?
 - Почему и нет. Хороший тост. Емкий. Куда?
 - ; ma ch;re Normandie...
 - Слушай, а вот не понимаю, ты чего это в РЕСЕФЕСЕРЕ забыл с картузом своим? Убирайся-ка ты к себе в Нормандию! Псих!
 - Эх, я и рад бы, да mission impossible, – жалобно вздохнул Кортье.
 - Развел тут гнилье-импосабле. Что тебя держит?
 - Я три года уже ем вашу березовую кашу и овсяной кисель, а вот никак не пойму что есть «русский авось».
 - И что это — миссия? - зашелся в смехе Тугоплав и подавился слюной.
 - Месье Дугоглав, ваш смех неуместен, эмиссарская миссия «русский авось» была возложена на меня моей великой страной, вынужденной изучать ваши глупые традиции, чтобы более никогда не сгореть и не замерзнуть как сто лет назад, – отрапортовал Кортье.
 - Кортуз, так в этом все дело?
 - Пьер, объясни, если знаешь! Я домой хочу! - Кортье шмыгнул носом и мечтательно закурил.
 - Изволь, сие не составляет труда.
С этими словами Тугоплав ринулся к форточке, где его как будто специально дожидался майский жук. Петр схватил его за панцирь и аккуратно положил на полированную поверхность серванта. В глазах Кортье читался немой испуг:
 - Ce qui est?
 - Жук. Майский. 1 штука. Гляди, Кортуз! Чуешь мощь?
 - Oui.
Тут Тугоплав с омерзением взял щипчики и перевернул гудящего жука на спину:
 - А теперь?
 - А теперь жюк на спин. Я не понимать.
 - Авось перевернется.
Не отрывая обезумевших и испуганных глаз от барахтающихся ножек жука, удивительным образом Кортье смог постичь эту завуалированную метафору. Перед глазами стали мелькать родные пейзажи. Он никак не мог поверить, что ответ на вопрос, столь тщательно исследуемый им на протяжении трех лет, находился у него под ногами. И, вместе с тем, какая глупость этот их авось. Кортье закинул ноготь-ноготь в чайник и воскликнул: «La libert;!»

 
   


Действие 5


Этот день в «Ударном Петрограде» ничем не отличался от предыдущих, по крайней мере для секретарши Любочки, должность которой была иллюзорной — вертеть телефонный диск и разливать чай под стол. Лишь изредка врывался главред Олег Эдуардович Потемкин и кричал: «В печать!» или «Ы». Каждому незнакомому посетителю Любка радовалась как салюту. Вот  и сейчас, во время болтовни с Нинкой, обсуждая открытие нового универмага, Любкино внимание привлек помятого вида господин со следами томатного пюре на лацкане, нервно елозящий по дивану:
 - Товарищ, не царапайте обивку, у вас назначено? - исполнительно выпалила Любка.
 - Да! Здравствуйте! Распорядитесь, пожалуйста, меня к Петру Семеновичу Тугоплаву! – отчитался в свою очередь Послезнаев.
 - Вы его отец? – предположила Люба.
 - Нет. А почему? – удивился Арнольд Сергеевич.
 - А почему и не отец. А кто?
 - Арнольд Сергеевич Послезнаев, реквизитор.
 - После чего знаев?
 - Девушка, я по важной оказии. Проводите!
 - Нету Петьки. Болеет он. Головой. Не первый день.
 - Что-то серьезное?
 - Что может быть серьезней пьянства?
 - Театр, девушка, вот где истинная экспрессия.
 - Экспресс чего?
 - Оставьте.
Любка поняла, что имеет дело с человеком культурным, возможно даже со связями в элите и сразу взялась за дело: смахнула остатки пюре с лацкана Послезнаева накрахмаленным платочком с возгласом: «Да вы изгадились, товарищ Послезвонов!»
Послезнаева посетило некое приятное чувство. В том, как Любовь смахнула пюре была и забота, и ласка, и намек на более интимное расположение. В припадке забытого чувства радости, Арнольд, скривив зубы, позволил себе очевидный вопрос:
 - А вас, простите, как величать?
 - Ой. Люба я. Любовь Михайловна, - зарделась Люба.
 - Любовь...
 - Ну да.
 - А что, театром интересуетесь, Любовь?
 - Все больше кинематографом. А что?
 - Кинематограф! Оставьте эти современные забавы, в них одна пустота! Театр — вот где жизнь, вот где душа и страдания народа, вот где истина! – разошелся Послезнаев.
 - Угу.
 - Вот, Любушка, не хотите ли сей же вечер со мною в первом ряду постановку «Птичьего Короля» наблюдать?
 - Я? Да, я хочу. «Птичьего короля» наблюдать. В первом ряду.
 - В котором часу вы кончаете?
 - Я...
На этой неоднозначной ноте в помещение ворвался Потемкин с возгласами:
 - Тугоплав! Где подвиг Брумса? Что за бедлам? Номер сдавать через час.
 - А Петьки нет сегодня. Звонил с утра, больным сказался, - выдала Любка.
 - Больным? Я его сейчас вылечу! Потемкин схватил телефонный аппарат и, сопя, начал крутить диск: «Я его сейчас ооох как вылечу!»
 - По телефону?
 - Нет, по патефону!
 - Тугоплав! Кретин! Где «Подвиг Брумса»? - пролаял при соединении Потемкин.
 - В Сургуте. Чего орете, у меня от вашего крика органы меняются местами. Всю ночь не спал, Брумса обхаживал, сейчас сам позвоню в наборный, надиктую и прямо в печать. Запускайте, не волнуйтесь, все в лучшем виде.
 - Тугоплав, вы — лентяй, но марку держите. Если Брумс будет доволен,  жалуем вам орден «Паленой ваты», а вы сами понимаете, что это значит.
 - Брумс от моего очерка вдохновится настолько, что из Сургута по почте вернется, - уверил Петька.
 - Посмотрим, звоните немедля в наборный! Все.
Если бы Тугоплав знал, чего стоит «Паленая Вата», то несомненно бы сто раз подумал перед тем, как звонить в наборный, но он не знал. И никто не знал:
 - Наборный? Это Тугоплав. Записывайте!
Потемкин вернулся к своему бюро, но, терзаемый смутными опасениями по поводу судьбы Брумса, решил все-таки сходить в наборный после обеда, который правда как-то не заладился - ежовый суп горчил, а брюквенный мусс и вовсе стух: «Тьфу, столовка, общепит. Гадость форменная!» Внезапно он схватился за ноги, упал со стула, и взвыл: «Что же это делается, товарищи! Главреда травить? Диверсия! На язве сыграли!» На помощь к безвольно валяющемуся и корчащемуся в желудочных коликах едоку примчалась кассирша с лентой чеков. Она быстро вправила ему желудок, так как такие недомогания  случались не впервые в столовой №516. После злосчастного обеда у Потемкина не было сил вернуться на службу, он пополз в направлении дома, где его уже ждали наглаженные простыни, там он и провел без малого сутки, пока не окреп. Пополудни простыни сжалились над больным и отпустили его. Прибыв на службу, Эдуард Олегович обнаружил у себя на кипарисовом бюро свежеотпечатанный номер “Ударного Петрограда”, где на первой полосе красовалось: «Босой герой».  «Ага, вот и он, очерк. В стихах!? Молодец, Тугоплав!» – вдохновился Потемкин и приступил к чтению: “Ты сказал, что дойдешь до Сургута!” По мере того, как Потемкин читал о подвиге, лицо его цвело то багряными гроздями калины, то пунцовым маком, то цветной капустой, а под конец и вовсе напоминало земляную грушу. Топинамбур, так сказать. В кабинет вбежала Любка и прокричала:
 - Сам!
Потемкин болезненно скосил топинамбур и проковылял к телефону, у него не было сомнений в том, кто и зачем это звонит:
 - Да, так точно, – начал было Потемкин.
 - Как умер?
 - И что теперь будет? Ответа на этот вопрос не последовало, короткие гудки  означали конец разговора.
«Прощай выслуга лет, прощай родное кипарисовое бюро, да и жена с детьми, прощайте. Сразу в ЧК идти или обождать?» - гладил руки главред. Потемкин медленно встал, потому что во время разговора он неоднократно падал на пол, протер руки асбестом, чтоб не потели, если придется стреляться. Он без слов прошел мимо конторских к вешалке, надел шляпу и бoлоньевый плащ. На улице был май, но Эдуард Олегович застегнул все пуговицы, начиная снизу; потом передумал, расстегнул их и проделал то же самое, только начиная с верхней пуговицы, пересчитал родинки на лице и, успокоившись, двинулся к трамвайной остановке. Он не заметил, как прошел его путь, но очнулся только у двери Тугоплава; тот встречал его в накинутой на голое тело занавеске, небритый, преисполненный драматизма. Потемкин молча достал из портфеля аккуратно сложенный выпуск «Петрограда» и бросил им в Петра:
 - Вот, Петр, прямо из-под пресса! Любуйся творением!
 - Чего любоваться! Вот и реприза:

Ты сказал, что дойдешь до Сургута,
Что не можешь на месте стоять,
Ты сказал, что дойдешь до Сургута,
Ты сказал, что Сургут покоришь!

Что ж ты медлишь, товарищ, ступай!
Обойди Эверест и Алтай
И дойди до Сургута, товарищ,
Ну а после в ВЛКСМ вступай!

 - Петр Семенович, вы понимаете, чем теперь дует? Вы чувствуете запах паленой ваты? Я — нет. Знаете, что я чувствую?
 - Нет, позвольте полюбопытствовать. Иду на госпремию «Железный муравейник»? Так!?
 - Не так. Отнюдь. Идете в Гулаг. Пешком. Босой.
 - Что так? Что? Что не так? – сбивчиво замямлил Тугоплав.
 - Все не так. Смотрите: был дан торжественный обед во Дворце Правды по случаю представления Брумса к званию Героя Первопроходца. Собралась вся партийная верхушка, и главным блюдом подавали свежий номер «Ударного Петрограда». Брумс первым взял номер,  вслух прочитал ваш опус и распался на части. Он теперь мертвый. Благодаря вам, как вы понимаете.
 - Дело дрянь. А как же вата? Как же муравейник? – занервничал Тугоплав.
 - Не знаю как там ваты, но вы — свободны от занимаемой должности, а то и того хуже.
Тугоплав прислонился к стене и скатился на пол клубком, но тут его взору предстал чайник, который он задел при падении, в нутре которого что-то спасительно звякнуло. Открыв его, Тугоплав обнаружил желтый человеческий ноготь-ноготь:
 - Картуз! Эмиссар! «Русский авось»! Стойте, мы спасены! – возрадовался Петр.
 - Что вы несете? Так и до Кащенко недалеко, а, впрочем, в нашем случае — это, и правда, единственное спасение.
 - Бывал у меня давеча один примечательный француз... – многообещающе взял под локоток Потемкина Тугоплав.


Действие 6

В этот вечер подле театра собралось немало разномастных ценителей искусства: и партийные, и студенты-комсомольцы и множество бородатых мужиков. Все были в предвкушении показа нашумевшего, скандального «Птичьего короля». Послезнаев беспокойно слонялся у входа, то и дело проверяя не стерлось ли томатное пюре, на этот раз специально намазанное на лацкан в надежде на проявление Любиной заботы. Он не сразу узнал ее, пока она не подошла к нему сама: в вечернем туалете дивной красоты, с многообещающим декольте и невообразимой башней из дополнительных волос на голове. В руках у Любы был веер и что-то другое. К счастью, Люба сразу приметила томатное пюре на лацкане Послезнаева, и, больше в угоду ему, чем себе на радость, исправила нетеатральность его гардероба. Послезнаев вторично испытал приятность от Любиных манипуляций и подумал про себя: жениться что ли? А ей сказал:
  - Любовь, вы...
  - Да-да.
  - Вы...  как сама любовь!
Любка довольно хихикнула, взяв под руку Послезнаева и, досадно вляпавшись в остатки нетщательно вытертого пюре, протащила его через все слои общества, с гордостью заняв место в обещанном первом ряду. Послезнаев с щенячьей и где-то детской улыбкой сидел рядом с Любой и без конца повторял: «Сейчас начнется! Сейчас начнется!»
Первым делом на сцену вышел конферансье и, после сдержанного приветствия публики, начал:
 - Товарищи, потише, пожалуйста! Перестаньте кушать! Спасибо. Добрый вечер, товарищи! Сегодня вашему вниманию предстанет воистину достойное произведение наших отечественных современников Блинова и Сметанникова «Птичий король». Это трагическая история о невозможности любви. Более того, о губительной силе этого чувства, затронувшего наших героев — земную женщину и мужчину-полуптицу. О том, как они были гонимы общественностью, их семьями и рабочими коллективами. Трепещите и наслаждайтесь! Товарищи в первом ряду, уберите фасоль со сцены.
Софиты по-тихоньку угасали, а вместе с тем расстояние от Послезнаева до Любы все сокращалось. Люба хихикала и делала вид, что все ее внимание приковано к сцене, тогда как Послезнаев вырывал случайные фразы из реплик и тихо шептал их Любе в ухо, тем самым щекоча ее, от чего она еще больше хихикала. Во всей этой романтической кутерьме, они не заметили, как пьеса подошла к кульминации и в их сторону полетели на вид соколиные перья в огромном количестве , что все-таки вернуло их внимание к самому действу:
 - Мы не можем быть вместе!
 - Да, не можем, в вашем жестоком мире, иди со мной в мир птичьего благоденствия!
 - Ах если бы у меня были крылья! В твоем мире мне без крыльев не жить! Меня заклюют!
 - Не посмеют! Я — птичий король!
 - Я не достойна тебя, я - простая швея!
 - Прячься, они идут!
Тут на сцену выбежала толпа оборванцев с вилами и факелами наперевес:
 - Вот он! Бей птичьего короля!
 - Любимая! Я спасу тебя и мы будем вместе навсегда!
Послезнаева настолько взбудоражила массовость мероприятия на сцене и богатый реквизит, что он забеспокоился не прогадал ли, взяв места в первом ряду: не зашибли б часом. Нервно жуя ворот рубашки, он крепко схватил за руку Любу, которая тоже начала побаиваться за свой веер и что-то другое. Тем временем на сцене неумолимо одержал победу над всеми птичий король, в том числе, над своей возлюбленной простой швеей, чем, судя по его поредевшему оперению и финальному монологу, был немало раздосадован:
 - Что я наделал? Я убил свою любовь своими же крыльями. Зачем я вообще спускался на эту землю? Любовь — невозможна!
 
Занавес.

Люба, кажется, поняла во всей глубине конфликт птичьей души и даже прослезилась на рукав Послезнаева. Арнольд, заметив это, подумал про себя:  «Какая чуткая, ранимая натура! Определенно, -  женюсь.» А Любе предложил пройти в буфет. Еще не дойдя до буфета, они почуяли запах наваристого борща, и у обоих заметно поднялось настроение: лучше уж борща отведать, чем этого Блинова со Сметанниковым, его и заказали.
 - И что, Любушка, как вам пиеса?
 - Я тааак плакала.
 - Реквизит, заметьте, какой богатый был: и грабли, и вилы, и факела. И перья, - соколиные.
 - А почем вам знать, что соколиные?
 - Как же откуда? Я ими сам заведую.
 - Перьями?
 - И вилами, и факелами, и прочая, и прочая. По долгу службы — реквизитор я!
 - Угу, а как вам борщ?
 - Да, большой я человек в театре, главный, - загонялся на пустом месте Послезнаев.
 - Со свининой.
 - Что?
 - Борщ, говорю, со свининой.
 - А. Ну да.
 - А я вот лучше готовлю. С косулей и изюмом.
 - Отведать бы такой экзотики!
 - А заходите, когда выходной будете, я вас с мамой познакомлю.
 - А маменька — обязательна в меню?
 - Что? Нет, без меню, просто борща поедим, побеседуем.
 - Всенепременно, Любушка.


Действие 7


Утро Тугоплава задалось — он купил новый чайник и любовался «Железным муравейником», гордо водруженным на сервант: «Теперь-то они все знают, каков Тугоплав! Из простого рабкора в признанного мастера пера!» Теперь сам Журавель обзавидуется! Срать вам в руки, Лев Юрьевич!» Петр начищал штиблеты зубной щеткой, напевая бравурный мотивчик:

Это все ваши злые духи,
Ваши злые  "Nuit de Noёl"...

Он готовился к своему победоносному появлению в редакции. Да, он был герой, спасший всех от сургутского катаклизма. И богат. Ранний час не помешал Тугоплаву изрядно насладиться коньяком, находящемся теперь в избытке в его родном серванте. Выйдя из парадного, Тугоплав подошел к дому напротив, и, ухватившись за железные прутья решетки,  постучал в окно и полным жизненной силы голосом воскликнул: «Эй! Два пятьдесят на стол положи!» Не дожидаясь ответа, браво гарцуя навеселе отправился он к родной редакции. Пребывая все в том же радостном и бодром настроении, Тугоплав пересекал мостовую. Тут он увидел героя своего нашумевшего сенсационного материала — Кортье. Тугоплав удивился: еще на свободе? «Надо бы избежать встречи», - однако любопытство не позволило ему обратиться в бегство. Кортье участвовал в какой-то поистине странной стычке: некая растрепанная и растерянная особа отчаянно бросалась ему на шею, а Кортье отпихивал зонтом озлобленных мужчин в рясах, по всей видимости, попов. Кортье, и правда, пытался спасти от разгневанных служителей господа несчастную беглянку  Агрепиану, за которой еще не так давно бегал сам, взывая к ее совести. Но Кортье был в радостном расположении духа — он рапортовал во Францию об успешном завершении своего задания, ему уже выслали дорожные, так что душой он был уже в родной Нормандии, а какой француз не заступится за женщину?
 - Господин, вы не ведаете кого защищаете! Это сущая ведьма! Побойтесь бога, она обманет вас! – дали знать попы.
 - Религия что ли снова в моде? Убирайтесь, покуда я городового не призвал для пресечения вашего  auto-da-f;.
Попы, услышав про городового, быстро скинули с себя рясы да накладные бороды и сиганули в реку.
 - Кортье, моншер, вот спасибо-то! Они-то вот чего удумали: бесов из меня изгонять! Сами беси окаянные!
 - Агрепиана, ты и правда sorci;re! - усмехнулся Кортье.
 - Ох, хранцуз, не уходил бы ты. Смотри, они глазьями своими из реки сверкают, тот час как ты уйдешь, они обратно повылезают, снова в рясы, в бороды и за мной! Горе мне!
 - Агрепиана, душа моя, едем в Нормандию, там тебя никакие попы не достанут, будешь мне мигрЭн лечить. Я тебе тогда гуся подарю, хрустального. Им моя прабабка, говорят, диабет лечила!
Агрепиана очень быстро соизмерила опасность в реке и неудобство дальнего вояжа:
 - Кортье, с тобой — хоть в Нормандию! Бежим!


Действие 8


Петр Тугоплав бодро приблизился к конторской двери, за которой его ожидало неизбежное признание, но, желая сделать свое появление как можно более эффектным, заведомо достал из клетчатых штанов стеклянную тару, доверху набитую муравьями, аккуратно открыл ее и, прислонив к замочной скважине, прошептал:  «Аntre!» Прильнув ухом к двери, он принялся ожидать реакции коллег. Ожидание было не долгим, спустя несколько минут реакция последовала:
 - Товарищи! - вскрикнула Люба, откусывая от персика, сплошь унизанного муравьями, - невозможно заниматься!
Тугоплав, обрадовавшись успеху своего предприятия, широко распахнул дверь ногой и, выкатывая перед собой банку из-под муравьев, воскликнул:
 - Муравьи нынче в фаворе! Извольте любить и жаловать, непревзойденный мастер пера – Петр Тугоплав – собственной персоной!
 - Мастер чего?
 - Люба, ты такая прекрасная девушка, - проблеял Тугоплав.
 - Я ничем не отличаюсь от остальных: две руки, две ноги.
Петр опешил, будучи срезанным на столь высоком взлете своих порывов, ведь не далее как именно сегодняшним вечером, в его планах был и кинематограф, и прочие увеселения, которые обычно следовали за кинематографом. На этот раз все было приготовлено на высшем уровне: он тщательно спрятал ноготь-ноготь за плинтус, равномерно расстелил листья фикуса по полу, не закрыл дверь в душевую и выбрал из канделябра свечи от греха подальше. Финальным штрихом в интерьерной композиции оказался железный муравейник, который гордым горбом под плетеной циновкой не давал никому зайти в комнату.
 - Любовь, я восхищаюсь вашей головой, я бы сказал! И вот эти вот дополнительные волосы великолепно сочетаются с черепаховой расческой. Люба, а пойдем-ка сегодня вечером-с в кинематограф на «Вечернюю вечность»?
 - Вечно все вечером, а теперь муравьи в персике. О чем кино-то?
 - О неизбежности: снегопада в тайге, пересыхания глотки, лысения младенцев, обеззараживания от клещей.
 - Фи, кинематограф — пустой. Вот театр, вот где настоящий экспресс.
 - Я так понимаю, это отказ?
 - Угу.
Почуяв, что Любовь Михайловна совсем не желает его компании на этот вечер, Тугоплав предпринял последнюю сокрушительную попытку очаровать Любу, выдавив из себя экспромтом:

В небе синева синевеется,
А вы все также: падки, неприступны.
Я вас хочу,
Пойдем ко мне!

Обработав количество поступившей информации, Люба пришла к выводу что ее, должно быть, оскорбили и, схватив со стола огрызок персика, кишащего муравьями, запустила им в Петра, после чего незамедлительно села писать отчет о пагубном влиянии.


Действие 9


В светлой истопленной комнате, за тисовым столом, под зеленым абажуром вечерело в семействе Послезнаевых. Дымился самовар, кисла капуста. Арнольд Сергеевич Послезнаев высиживал радикулит в ожидании тарелки фирменного наваристого Любиного борща, ел хлеб, почитывая свежий выпуск «Ударного Петрограда». Новости были все те же, что и позавчера: потерявшийся козел в Навятке, украденные с прилавков дары моря, приезд главного лесничего в Большой Театр и массовый исход карпов с берегов Забайкалья.
Напротив Арнольда Сергеевича находилась его теща, Зинаида Потаповна, которая суетливо отбирала рис от гречки и горох от червяков; в виду сложности этой умопомрачительной задачи, Зинаида Потаповна никак не могла преуспеть ни в одном из процессов, и червяки уже поглядывали в сторону гречки, а рис прорастал на глазах.
Люба обреченно помешивала борщ, и даже со спины ощущалось, что некая тайна неумолимо заставляла ее через каждые 33 помешивания борща выбегать в уборную.
 - Любовь! Тащи щи! Я уже весь хлеб искромсал! – взмолился Арнольд.
 - Да не сбивай ты, Арни, - отчаивалась Люба.
Арнольд своей нелепой репликой сбил Любу со счета и, сделав судьбоносный 34ый круг около борща, чуть задев ящик с кусками косули и изюмом «Султан», она рванулась было к уборной, но не поспела и представила своему узкому семейному кругу полупереваренное содержимое завтрака. Зинаида Потаповна, хоть и была увлечена процессами, производимыми ею над зерновыми культурами, в силу своего пола и житейского опыта, смело и азартно предположила:
 - Любочка, уж не на сносях ли ты, голубушка? Заладила ты тошнить тут не по делу.
Люба, услышав правду, доселе известную только ей самой, предательски повторно вытошнила на ящик с косулей, тем самым подтверждая догадку прозорливой маменьки.
 - Ну как есть, беременна! Вон и поплыла уже... Ой, поздравляю вас, Арнольд Сергеевич, в ваши-то годы.
Арнольд Сергеевич молчал, в его голове ворочались беспокойные мысли по поводу услышанных новостей. Вытаращив глаза и нервно ссутулясь, он принялся собирать разбросанные по малиновой скатерти крошки бородинского и, собрав их достаточное количество, не раздумывая, засунул  в рот Зинаиде Потаповне, со словами:
 - В какие это мои годы?! Это вы это к чему это?!
 - Внучка-то мне быстро сострогали, вон и свадебный винегрет еще не доели, – путаясь в хлебном мякише, приметила теща.
Арнольд Сергеевич и вовсе исказился в лице, так как более интимных моментов, нежели традиционное стирание томатного пюре с лацкана, до сей поры не приключалось. Дети, насколько было известно Послезнаеву, случались от более сложных анатомических манипуляций. Люба, пытаясь замять этот сложный, но ожидаемый поворот сюжета, сняла кастрюлю с плиты и подала ее Арнольду:
 - Кушайте, Арнольд Сергеевич, хоть все выкушайте!
 - Отчего ж не откушать? Коль такая оказия, – не нашел причин для отказа Послезнаев.
Все еще прибывая в состоянии шока от того, что он засунул крошки Зинаиде Потаповне в рот будучи человеком весьма культурным, Арнольд Сергеевич, засучив рукава принялся поглощать содержимое кастрюли пятерней, добавляя по вкусу косулю и изюм из ящика.
 - Борщ не комильфо! Рис с гречкой смешался.
Пережевывая хлебный мякиш, навязчиво сунутый зятем ей в рот, Зинаида Потаповна подтвердила:
 - И то правда, я о червяках замечталась и сей раз вместо султана курагу в борщок обронила. Исправлюсь, Арнольд Сергеевич. Радость-то какая!
 - Любовь! - вскрикнул Арнольд, - рожай своих детей сама и про суп их обманывай!
Люба понимала, что где-то это является переломным моментом в ее жизни и чувство неотвратимости надвигающихся на нее печальных событий сподвигло ее броситься на шею к теперь уже горячо любимому мужу с криками: «Не виноватая я! Это все проклятый Кинематограф!»
Арнольд Сергеевич впервые в жизни почувствовал в себе суровую решительность и, скрестив руки на груди, закрыл глаза и отпихнул Любу обеими ногами. Сей акробатический этюд неизбежно привел к его падению на пол, в ходе которого, подвздошная кость Арнольда Сергеевича предательски вырвалась наружу, вскрыв тем самым его таинственный недуг. Зрелище было воистину чудовищным и произвело неизгладимое впечатление на новоиспеченную супругу, да и на Зинаиду Потаповну, чего уж там. Но они не успели в полноте испытать масштабность этого события, потому как свершилось кое-что, во многие разы превосходящее этот регулярный бытовой конфликт: в комнату на полном ходу прибыл городской трамвай номер 4 назначения  «Центр — Юбилейный» и уволок за подвздошную кость Арнольда Сергеевича Послезнаева в неведомую даль.


Действие 10

- Агрепиана, в погреб, кабаны идут! – возвестил Кортье  о надвигающейся опасности.
 - АААААААаа!
 - Укройся зеленью, да смотри, чтоб не покусали!
 - Да ты, должно быть, сошел с ума, какая зелень от кабанов! Ружье надо!
 - Не разводи базар, да прячься поскорей!
Агрепиана бросила потухший взгляд и окурок в сторону Кортье и, не посмев перечить его прогрессирующему делирию, со всех ног бросилась в погреб, где ее уже ждал соломенный тюфяк и пресловутый бесполезный гусь а ля хрусталь. «Дьявол! Уже шестой действительный набег за вечер, не считая 3ех ложных вызовов, когда месье Гнилье воображал вражески настроенных вепрей. Ах, Агрепианушка, не лучше было б тебе сдаться на милость православия, да принять помазание от свирепых попов, все ж на родине», - размышляла Агри.
Ну, а пока она сидела на тюфяке и гладила гуся, Кортье принял героическую позу, ожидая неминуемой схватки с 12ью разгневанными кабанами. История месье Гнилье сложилась печально. Вместо заслуженного почета и признания в родной Франции за успешно выполненную эмиссарскую миссию, Кортье, не без медвежьего поступка Тугоплава, потерпел невыносимое фиаско. Он был позорно разжалован из почетной лиги действительных эмиссаров и отлучен от дальнейшего служения в ряду честных бойцов за процветание отечества. Ему было настоятельно рекомендовано убраться из Нормандии, может быть и недалеко, но надолго. Трагично сложились и семейные отношения Кортье: его главный дед не только не согласился укрыть его в гусятнике своего шато, но и вовсе отказался от признания Кортье как живого, а именно, не призвал его на помощь в давлении винограда фамильного сорта «Кортенуар».  Кортье не надо было больше слов, он все понял и отбыл действительно не очень далеко, - на Корсику, в городишко Солензара, где обосновался в одном из заброшенных и тщательно подготовленных к сносу из-за жука-короеда, разъевшего убранство, бунгало, которое отныне почитал своим единственным домом. Агрепиана, вопреки оздоровительным фантазиям Кортье, оказалась бесполезным и досадным компаньоном. Ее медицинские возможности, как она сама утверждала, абсолютно нивелировались с отлучением от родной земли, и даже янтарь, которым она теперь бесплатно довольствовала Кортье, не помогал. Гнилье был измотан неутихающими и прогрессирующими мигрЭнами, которые все чаще являлись причиной расстройства его картины мира. Кортье не отдавал себе отчета в том, что он беспрестанно и не к месту галлюцинирует.          Вот и сейчас, кабанов, мирно, но с ехидцей, пришедших на мандариновый бал, Кортье воображал вражеским войском и считал долгом чести отстоять подступы к родной Франции. Как и любой полководец, он не мыслил себя без своих бравых офицеров. Впрочем, последние были обыкновенными курами, ну а правой рукой полководца служил бесстрашный месье де Севиньи, достаточно затасканный в неравных боях за прованс, одноглазый петух:
 - Месье де Севиньи, прикажите примкнуть штыки, враг близко! La libert; de la Corse! За нами родная Франция!
Бравые офицеры, заслышав призывный ор Кортье, не приняли бой, а просто разбежались по углам. Но так как для петуха, в связи с этим, свободного угла не нашлось, он с досады начал клевать Кортье в сапоги.
- D;serteurs! – крикнул  Кортье, ринувшись в одиночную схватку. Кабаны были настроены на ужин, но никак не на стратегические безумия отважного полководца и, недолго посовещавшись, решили затоптать строптивого хозяина мандаринника. Они здраво рассудили, что не хотят крови, потому как кровь может пролиться на ценные фруктовые культуры, но проучить несговорчивого Кортье, который не давал им откушать, было строго необходимо. Веские доводы в виде гнилой хурмы и киви, были абсолютно проигнорированы кабанами, которые, осадив его в плотное кольцо уверенности, одновременно все двинулись к центру.
В неравном бою Кортье потерпел урон туловища, он был полностью парализован горечью поражения. Кабаны дегустировали мандарины: один из них, самый учтивый, подошел к Кортье, внимательно обнюхал, обхрюкал его и, весомо поставив передние копыта на грудь, высунул передний безобразный язык. Животное долго-грустно посмотрело  в глаза Кортье, который на секунду перестал воображать бородинское сражение и вернулся к реальному положению вещей: в родной Нормандии его более не привечали, он был не нужен не семье, не отечеству, а жил в неприглядной Солензаре с понурой Агрепианой, которая вдобавок ко всем несчастьям, заразилась от гуся диабетом, то есть, была не у дел. Кортье поспешил найти виновника этого расклада: все указывало на Тугоплава. Кабан уверил его в этом убеждении, более того, дал недвусмысленный намек на то, как поправить дело. Кортье вышел из оцепенения, дернув за передний язык замечтавшегося кабана, тут же с удивлением отметил: как легко заставить его молчать!
Отбросив кабана за ненужностью, он помчался навстречу к справедливости. Кортье второпях собрал все необходимое для своего вояжа в Петроград: фарфоровый фамильный башмак, мыльницу и сколько-нибудь денег. Подумал и взял листок бумаги со стола: а вдруг что. Сбор экипировки был прерван возгласом Агрепианы:
 - Кортье, убрались ли свиньи!?
Кортье подошел к парадной яме, ведущей в подвал и пропел:
 -  Аrevoir, mon cher, au revoir! На долгую память лет! - он захлопнул дверь, придавив ее снаружи туловищем обезязыченного кабана, - гентарь тебе в помощь, мон шер, выпутывайся как знаешь! Ты была не права.



Действие 11


Петр Тугоплав ныне был маститым фигурантом в творческом бомонде, да и среди рабочих разных профессий. Завязались новые знакомства, он стал вхож в приличные дома одноклассового общества, однако цыгане, как и прежде, помятуя о его выходках, продолжали его побаиваться и стыдливо прятались за медведей с балалайками, когда Петр кутил.
Он стал теперь настолько великим, что не помещался вдвоем со своим величием в меблированных апартаментах, а поэтому все чаще проводил время вне дома.
«Ударный Петроград» затонул в славе железного муравейника и Петр предпочел вкушать эту славу в одного и подальше от редакции, к тому же, теперь он был обеспечен рублем и почетом вне всяческих сообществ. «Министерство добрых слов», единожды выдав Тугоплаву премию, обрекло его на пожизненное безбедное существование: 543 рубля 21 копейка в месяц — шутки ли — плюс спецпаек. Единственное разумное требование, которое равнозначно применялось ко всем премиантам, представленным к выплате этой суммы (плюс спецпаек), состояло в том, что каждый первый трудный понедельник месяца, всем премиантам надлежало донести груз собственного величия, а именно монумент славы — железный муравейник весом от 27 до 48 кило в зависимости от безразличия конкретного деятеля искусства — от собственного жилища до кассы «Министерства добрых слов», ни разу не уронив «достоинство» и самовольно не оставляя славы на земле или каком-нибудь стуле, что каралось пожизненно.  Понедельничные очереди доставляли массу эстетического удовольствия посетителям мясной лавки Калигулина, располагавшейся аккурат напротив министерства. На скопление талантов современности с железными громадами на хребтах безразлично наблюдали потухшие глаза молочных поросят и коров разных мастей. Калигулин в мясном фартуке не пропускал случая ехидно осклабиться в сторону поэтической братии.
Будни Тугоплава теперь пестрели по всему городу. Его везде привечали, обильно публиковали и даже цитировали на рынке. Впрочем, это и не удивительно, ибо чаще всего подмостками для его обличительной и злободневной поэтики была рыночная площадь. Там, в самой гуще событий рыбного отдела, на бочке с сельдью «Постулат», на которой масляной красной краской было почему-то написано «Дверь», каждый день, и даже в выходные, Тугоплав пытался ответить на вопрос Чернышевского, хотя тот его уже давно ни о чем не спрашивал. Люди слушали, покупали стерлядь, пересчитывали деньги, иногда тайком  крестились  и не всегда было понятно, почему они крестятся: то ли из-за ужасного вида рыбы-черт, то ли из-за недосчитанных денег, то ли от обличительных манифестов Тугоплава. Намедни Петр осветил своим присутствием громкую и наделавшую дел своим богатым реквизитом пьесу «Птичий Король» и теперь спешил донести  до рабочего класса масштаб неизвестной и непонятной ему трагедии. Стоя на бочке с задранным подбородком, заложенным носом и усталой селезенкой в кармане (но это была его тайна), он  чувствовал себя deus ex machinа, смотря на всех свысока, он вещал:

Где это видано:
Птица и баба!
Он весь из перьев,
Она - из тряпья!
Тоже надумали -
В небе жАниться,
Да и селиться там навсегда!
Народ не обманешь –
Гнилой антураж!
Вилами вдарить
Пресечь саботаж!

Сегодняшний этюд не вызывал в слушателях должного сострадания, пока не прозвучало знакомое народу с пеленок однозначное и приятное слово «вилы». Кто-то из толпы даже прибавил: «Так их! Бей буржуев! Народ всегда прав!» Тугоплав не был готов к народному восстанию, которое потихоньку распространялось вкруговую от его бочки с большим размахом: люди побросали недоеденных карпов, деньги, шляпы, весла, все остальное и кинулись в соседний отдел. В стремительном исходе народа из рыбного отдела, людской поток подкосил трибуну Тугоплава, да так, что из нее запахло. «Любят», - подумал  про себя Петька. А меж тем, самое время убираться из этого зловонного края и устремиться к новым победам, а победы, Петр нисколько не сомневался, его ждали в большом количестве. 
Во дворце «Кристального ума» сегодня было неуютно: всюду сновали всевозможные представители народной интеллигенции и колхозного крестьянства. Все были расхристанны и взбудоражены, но, если носы первых были припорошены чем-то белым, то у вторых в бородах была неизменная капуста. Недовольство по поводу вынужденного соседства слоев общества нарастало и грозило приобрести кровавый характер. Но нам ли до соплей! Сегодня присуждалась пальма первенства среди поэтов всея РСФСР за наивысшие достижения в области поиска метафор и второго носка. Всем было известно, что несмотря на огромное количество разноперстных лауреатов, реальных кандидатов на премию было всего два, а вся публика, в свою очередь, была поделена на два, враждующих и убежденных в своей единственной правоте, лагеря: почитателей разухабистых рабоче-крестьянских экзерсисов от Тугоплава, и тонко и нервно настроенных ценителей изящной пагубности от Льва Журавеля.
Лев Юрьевич мирно испивал кофей за ширмой в буфете. Нужно сказать, что он порядком подустал от нападок не только его гнобителей из народа, которые так и норовили впутать ему в волосы капусту и намазать подошвы его туфель навозом, но и от своих почитателей, которые, завидев кумира, как один хлопались в обморок: кто-то от недосыпания, кто-то от недоедания, кто-то от избытка алкоголя и морфия, а кто-то от непонимания и общей недолюбленности. Кофей вонял. И вообще, сильно воняло.
«Только не этот», - подумал Лев и мученически скислился. В это время колхозный герой Тугоплав ледорубом прошел через скопления людских туш и оваций, щедро окативших его по спине, и, приметив своего соперника, спрятавшегося именно от его дружелюбия за ширмой, решительно направился на вонь кофе.
Тугоплав был уверен, что именно он будет признан поэтом всея РСФСР и сорвет главный приз, поэтому хотел утешить,  как ему казалось, грустного Льва. Лев понял, что никакая ширма не спасет его от навязчивых слюней Тугоплава и, прошептав про себя «кожи семи змей соткитесь крапивой и будьте едины», сказал в сторону Тугоплава:
 - И вы здесь? Зачем?
 - За тем самым! Вернее, за той самой, ну, ты понимаешь, Жураволь!
 - Ах, это. Пустое.
 - Да ладно, жураволь, не грусти, пойди в Гостиный Двор! Развейся!
 - А что там есть кроме гнили? Да и закат уже.
 - Будь ближе к народу, гниль ему! Пойди, говорят тебе, и повеселеешь! А то сходи прильни к березке, в поле пойди!
 - В поле пойдешь, себя потеряешь среди ветвей и осоки. Нет.
Прозвенело шесть отрывистых коротких звонков, а в конце один длинный и пропащий. Пора! Сейчас все решится! «Победа», — думал Тугоплав. «Мудозвоны», — думал Лев.
На сцене порхали красные флаги с разными лозунгами:

Поэты мира – пишите во славу! 
Один стих — хорошо, а 5 — сборник!
Семь лет без строчки...
Жги эпитетом!
Руки прочь от музы!
Твори, не симулируй!
Заметь остаточное явление!
Держи рояль дома, а козла в кустах!
Царя — в горох!
Вразнобой стояли стулья, но на них никто не сидел и не собирался. Среди стульев прохаживался Аристарх Крылатый, председатель овала и директор красного космоса. В зале прорастали кустики черники и лавра. Все были счастливы. Тугоплав стоял в обнимку с потными мужиками, жевал редьку и мечтал. Лев Юрьевич сторонился внимания. Он был один. Всегда. Аристарх начал свою речь неожиданно, не предложив никому сесть:
«Товарищи друзья! На соискании той самой премии, ради которой вы терпели вонь буфета и агрономов... В тот вечер я был не здесь. Сегодня совсем все по-другому. Когда мне задают вопросы, я не сразу отвечаю, а иногда и сразу бью. Но сегодня все иначе. Что ж. Кому-то нужно вручить ее, ту самую. Хотя я не знаю, какую. Хотя знаю. Но это не меняет сути. Вы все равно не поймете. Ценный дар от искусства, ненужный кусок стали, чаяния мастеров пера, надежды увядающих поэтов и призыв к человечности. Все в ней и за ее пределами, она ничья и в том же время с нами. Прошу внести «Ту самую поварешку Лермонтова» и наконец вручить ее, а то ведь нестерпимо воняет. Товарищ Шпакель, не елозьте в проходе, ее измажут, втаскивайте на президиум! Не буду лить из графина, не буду призывать партию на помощь,  я сам здесь и сейчас оглашаю: победил Лев. Юрьевич. Журавель.»
Петр и потные мужики еще больше вспотели, дышать стало невыносимо трудно, Тугоплав, как раненый птичий король, вспорхнул на президиум и простонал:
 - Но за что?
 - Как за что? За неоценимый вклад в развитие околоземности. Лев Юрьевич, пройдите к любому понравившемуся вам стулу и заберите его домой вместе с поварешкой. Тяжелая, правда, - прохмыкал Аристарх.
 - А можно я не буду. Забирать эту рухлядь и убранство залы, – выдохнул Лев.
 - Резонно. Понимаю. Прочтите тогда, Лев Юрьевич! Пройдите на трибуну!
 - Я лучше из закулисья. Тут вонь поменьше, да и не людно. Без мужиков лишних.
На этой фразе мужики взъерепенились и с враждой посмотрели за Льва. Не хотели они его слушать, предложили Тугоплаву выйти и продолжить во дворе: радость-то какая, гулянье!
Лев Юрьевич, оставшись наконец один, хотя нет,  вроде как со стулом и поварешкой, открыл окно, впуская робкий майский воздух, и прочитал:

Повержен и рассеян,
Сжат и скручен,
На хитиновой спине,
С мокрым ртом.
В судорогах, истекая слюной,
Обнажая потерю иллюзий,
В картинных шрамах,
Порезах и ранах.
Неизбежен, как последняя сигарета.
Ты должен был заметить,
Под твоими новыми туфлями 
Лежал майский жук.


 





Акт 2

Действующие лица:
Зодиак Киллер – убийца
Владимир Тугоплав ака “Веля Велимир Гном” – рок-музыкант
Надежда 17341217 – студентка института Поля и Сада
Василий Горшков – рабочий на заводе “Гром”
Акира Хирургов – доктор
Мойка Готич – народный индеец СССР
Господин Панталон — кот
Проклинарий Евстахьевич Антроп — начальник
Коля Гвоздь — наркоман
Соболль Юрьевич Гаковский — детектив-майор

Ленинград, 1971










Действие 1

Именитый убийца прихорашивался после удачно завершенного дела, тщательно вычесывая из волос  ногти и зубы потерпевших, -  на этот раз любовной парочки – Луи и Сьюзи. С ногтями было все понятно: ядовито-фиолетовые принадлежали явно Луи, а вот зубы смешались до неузнаваемости. Изначально, идеей Зодиака было сделать два ожерелья из полученных трофеев, но теперь, когда все смешалось, он просто хотел как можно скорее отмыться и отдохнуть.
Американская традиция отдыха предполагала нарочито удобное расположение на диване перед  телевизором в компании услужливого золотистого ретривера по кличке Чоуки. Утрамбовав Чоуки в виде подушки, Зодиак измождено пал на диван. Когда голова хозяина с тяжестью опустилась ему на живот, Чоуки радостно взвизгнул и принялся вылизывать волосы хозяина. Зодиак ненавидел собак, но, держа ее в доме, развивал в себе терпимость. 
Слегка придушив верного друга, Зоди наконец расслабился: плеснул себе скотча и потянулся ногой включать телевизор. Убийца имел тайную слабость к просмотру передач  о подводном мире, а также его интересовали иностранные новости, так как местные он делал сам. Чоуки уже было начал закатывать глаза от радости пребывания с любимым хозяином, его слюни обильно потекли в стакан со скотчем.
 - Плохой пес! – выкрикнул убийца, ударив стаканом по голове Чоуки.
Пес заскулил и преданно заглянул в душу хозяину, но, не обнаружив ее на месте, ринулся к двери, в которую начали настойчиво стучать. «Если хозяин дома, то придти могут только враги», - наверное, так думал пес, заходясь в истерическом лае.
Убийца поспешил к двери, он любил загадки. Чоуки кидался на дверь, роняя шерсть на обувь хозяина. Терпимость убийцы пошатнулась, он схватил с полки Old Spice, вытащил из кармана джинсов зажигалку и, как в старые добрые скаутские времена, поджег хвост Чоуки. Потянуло паленым, и пес по привычке побежал в душевую тушиться. Любитель загадок открыл дверь.
 - Верите ли вы в Бога? - вкрадчиво спросил молодой человек в тройке. В руках у него была книга Гормона и бутылочка Coca-Cola.
 - Почему?  - равнодушно произнес Зодиак.
 - Мистер, купите книгу и узнайте как спасти свою душу!
Зодиак ухмыльнулся и спросил:
 - Сколько же стоит спасение?
 - 9.95 - специальное предложение для новичков, – автоматически ответил молодой человек.
Убийца понял, что загадка оказалась дешевой и, разозлившись на сектанта, стал раздумывать не проучить ли его старым скаутским методом. В этот момент за спиной у мистера «почему» промелькнула ошпаренная собака, оставляя за собой дымный вонючий след. Гормон забеспокоился:
 - Мистер, у вас собака горит! Так и мы будем гореть в аду, если не спасем свои души! - нашелся юный предприниматель.
 - Проваливай! - убийце окончательно надоел навязчивый юнец,  который, по укороченной скаутской программе, отхватил Old Spice в глаза, но избежал зажигалки.
Зализывая свежие ожоги, Чоуки терпеливо дожидался хозяина на диване. Убийца был зол и раздосадован: даже радость от удачно совершенного им сегодня двойного убийства не могла задушить тоски по родителям, которые трагически погибли при родах. Зодиак хаотично переключал каналы, пытаясь напасть хоть на что-то, что завлекло  бы его больше, чем убийства. Он редко слушал о чем говорят по TV, внимательно вглядываясь в верхний правый угол. Каждый раз, когда что-то привлекало внимание именно в этом секторе телевизора, он останавливался на несколько минут на канале. Перебрав 12 каналов, он наконец остановился на World News, потому как в верхнем правом углу резко сверкнула коса.
 - Оу! - с интересом воскликнул убийца, пододвигаясь ближе к экрану.
 - Что за?!
Эпизод, привлекший внимание убийцы, являлся сводкой новостей из СССР. Зодиак начал прислушиваться:

«Политологи отмечают успех советской системы в отношении земледелия. За прошлый год было уничтожено 200 гектаров ценных зерновых культур. Советские лидеры не останавливаются и продолжают выкашивать посевы на корню. Смотри, Том, не пройдет и пяти лет, и мы тоже возьмемся за косы», - иронично заметил корреспондент, обращаясь к дядюшке Тому.

Зодиак врос в экран, задвигал желваками, пытаясь не пропустить инструкции по применению косы. На экране мелькали сытые довольные фермеры; легко паря косами в воздухе, они отсекали ненужное. Убийца ринулся к кладовой, где хранились инструменты для убийств, и с радостью обнаружил там косу. На секунду Зоди поднес сверкающее, гладко отточенное лезвие к глазам, увидел собственное отражение и, сгорая от нестерпимого желания опробовать новый способ убийства, побежал в холл.
Чоуки услужливо вилял хвостом, его собачьей радости не было предела:  ведь в руках у хозяина была палка! «Мы пойдем на озеро и будем там играть!» - читалось в собачьих глазах. Он заплясал на задних лапах вокруг хозяина, который, хохоча, уже заносил над собой косу.
 - That’s it! - стальное лезвие раздвоило Чоуки на две одинаковые половинки.
Зоди получил истинное наслаждение, равное по силе тому, что он испытал, когда впервые убил. Не обращая внимания на грязь, он кинулся к телефону. Ему срочно нужно было сделать два звонка. В «Evening Post» и в Pan American:
 - Я хочу забронировать один билет на ближайший рейс Сан-Франциско-СССР.
 - СССР!
 - На ближайший рейс!
 - Leningrad? Да, спасибо.
Убийца покидал насиженное место, но, как большой любитель загадок, не мог уехать просто так. Он позвонил в горячую линию «Evening Post» и выпалил на одном дыхании:
 - Зодиак переезжает. Угадайте куда? Фермер взялся за косу. Ха-ха! 


Действие 2


Наденька была образцовой студенткой второго курса института Поля и Сада. Профессия, о которой Наденька мечтала еще в детстве, требовала особых знаний и невозможного усердия. Но на вступительном экзамене ей удалось поразить комиссию своим рассказом о цветочном подвиге. Когда девочке было всего шесть лет, умерла ее горячо любимая бабушка Гертруда, и, пока все семейство скорбело от невосполнимой утраты, представляя себе мрачное будущее без маринованных субпродуктов и шерстяных курток, производителем которых Гертруда Ивановна была на протяжении многих веков, внучка проводила довольным взглядом красный гроб, который как бы от стыда прятался в землю, и начала вертеть головой по сторонам в поисках чего-нибудь интересненького. Вот, у соседей справа, например, на могилке гнездились астры в форме ромба, а слева слепые анютины глазки в форме глазок. «Тьфу, срамота какая! Я вот своей любимой бабуле макового Ленина взращу» - строила планы Надюша.
Сказано — сделано. Не прошел и декабрь, как на могиле Гертруды Ивановны заколосились маки необычайной красноты. Портрет, правда, больше напоминал товарища Троцкого, так что Наденьке пришлось провести коррекцию: кое-где прибавить, а на лысине отнять. В любом случае, вне всяких сомнений, ее призвание было определенно — в поле, в сад!
Прошли годы, Надя успешно осваивала любимое дело. В будущем ей надлежало гордо зваться инженером посева лугов. На этот раз сессия была сдана досрочно в связи с тем, что живые родители в родном городе Чайковском не могли перейти на летнее время без ее присутствия. Обнаружив себя в поезде «Ленинград-Чайковский-КТЫ»,  Надя попросила чаю с заваркой у услужливо-усатой проводницы и намертво разместилась у окна, когда ее вдруг стала донимать досужая карга-попутчица:
 - Ничего не видать, протри окошко, доченька! - проскрипел старый гриб.
 - Товарищ бабушка, я бы с радостью, да нечем, - вздыхая виноватыми глазами, ответила Надя.
 - Ой, так вот тебе сарафан, я как раз внучке в подарок купила, на танцы ходить!
 - Что вы? Оно ведь все в мухах будет! - удивилась Наденька маразму.
 - Доченька, так оно даже и лучше выйдет, жАнихи отвалятся лишние. Мух боится — не мужик. А ты в КТЫ едешь? – поинтересовалась старуха.
 - Нет, в Чайковский я, к родителям, навестить.
 - А то я уж думала: я в КТЫ и ты в КТЫ. Ну, ладно. У тебя вон сумка маленькая, а гостинцы отцу с матерью, небось, позабыла купить. Молодежь поганая!
 - Почему поганая? Я вот сессию на отлично сдала, на красный диплом иду, - начала было оправдываться Наденька.
 - Дипломом ты карасей лови, а мамке с папкой гостинцы положено. Из Ленинграда-то! Города Ленина! И Сталина! - патриотически разошлась старая карга.
«Скорый поезд «Ленинград-Чайковский-КТЫ» не может  более стоять на месте, и, хотим ли мы этого или нет, он трогается. Кты не спрятался, я не виноват» - расхлябанно и нараспев объявил проводник, - «У кого нет билетов и своего белья - выметайтесь пока не поздно!»
Надя поняла, что мало того, что без гостинцев, и правда, стыдно, а диплома пока даже караси не видели, так еще и белья у нее не было: ни своего, ни чуждого. Она действительно устыдилась, и, замяв старуху в сарафан, поспешила за гостинцами. Свалившись с поезда, Надя вопросила товарища, который тоже понял, что у него нет чуждого белья.
 - Товарищ, простите, что свалилась за вами следом, не подскажите, где взять гостинцев?
 - Товарищ девушка, - степенно отряхнулся интеллигентного вида мужчина с ружьем, - известно где, - в Гостином Дворе! – и трижды выпалил из ружья в уходящий поезд.
Надя поспешила в Гостиный Двор, по дороге размышляя над тем, что купить матери и отцу. Надина мама давно и яростно завидовала соседской тюли-тюли и мечтала иметь что-нибудь, что было бы еще более весомым объектом для зависти. Отец Нади — Грегор Константинович –  был человеком современным, и в 1961ом году,  когда Гагарин полетел в космос, надолго запил от счастья. А до этого, плакал всю ночь после возвращения Белки и Стрелки, приговаривая: «Дааа, вот бы мне таких собак!»
В Гостином Дворе обнаружился магазин «Красный Космос», где, о чудо, продавался в единичном экземпляре макет Белки и Стрелки в натуральную величину, да еще и с колесиками для удобства перемещения. Продавец даже уверял, что некоторые клоки шерсти были изъяты у знаменитостей. «Папа будет доволен!» - вдохновилась Наденька. Осталось придумать что-то для мамули.
Тут прямо в Наденьку полетел неопознанный металлический предмет. Она изловчилась и, перед самым столкновением с локтем, поймала его. Это был дорогущий вяземский поднос, расписанный тетеревами и избушками. «Вот был бы отменный подарок для мамы! Никакие соседские тюли-тюли рядом висеть не будут»    - вслух понадеялась Надя. Удивительно, но вслед за подносом не последовало никаких других предметов, зато последовал неизвестный молодой человек, несколько странного вида: его длинные рыжие волосы разделял зигзагообразный пробор, или же он просто не причесывался никогда. Глаза его бешено пуляли из под ненужных бровей, а руки и ноги, казалось, танцевали отдельно от тела, причем разные танцы. На верхнюю часть тела было любо-дорого смотреть: резвые полосы на рубашке нервно елозили! Болотные вельветовые брюки, наверняка, пересекали океан. И все это было приправлено красным галстуком с надписью «Рок».
 - Герла! Улетные собаки, пойдем со мной на сейшн!-вымолвил подозрительный тип.
 - Вы ко мне? - смутилась Надя, не выпуская подноса из рук и задвигая собак за спину.
 - Ой, да ладно, неужели «Молчание Рыб» не слышала?
 - Карасей слышала – молчат. Что вам нужно? - начала беспокоиться Наденька.
Молодой человек, поняв, что перед ним стоит девушка воспитанная и, судя по всему, иногородняя, тут же нашелся:
 - Девушка, меня вот Володей Тугоплавом зовут, для друзей — просто Веля Велимир Гном. А вас как зовут?
 - Проще просто Володя. А я Надежда 17341217, студентка.
 - Ну и славно, на «ты»?
 - Можно... - задумчиво ответила Надя.
 - Слушай, Надя, сегодня будет концик в рок-клубе, вокально-инструментального ансамбля «Молчание Рыб».  Я, между прочим, творческий руководитель, да что там, пою тоже я. Вот, нужны зрители, а ты такая прекрасная девушка, - теперь на понятном Наде языке изложил Веля.
 - А что я? Студентка-комсомолка... Я бы пошла, но у меня собаки и чей-то поднос прилетел.
 - Собак выгуляем, а поднос это мой, но можешь себе оставить — презент!
 - Ой, спасибо, вот мама обрадуется! А с собаками можно на концерт?
 - Не можно, а нужно! Я на них на сцену выеду, если позволишь,  и крикну со сцены, что они твои. Как зовут-то их?
 - Белка и Стрелка
 - Найс! - загорелся Веля и руки и ноги его сошлись наконец в едином танце.
Надя хаотично размышляла: сегодняшний поезд и так уехал без нее, так что ничего страшного не случится, если она приобщится на один вечер к свободномыслящей молодежи, а завтра, с дважды прославленными собаками, поедет домой. Будет что рассказать подружкам и, опять-таки, — человек поднос подарил, не удобно отказываться.
Знаменитый рок-клуб «Крик» располагался неподалеку от вокзала. Надя вошла в зал, концерт еще не начался, но Володя уже уволок Белку со Стрелкой за сцену готовиться к выступлению. Она смотрела по сторонам и не переставая удивлялась — какие-то длинноволосые парни и девушки закрашивали стекла окон половой краской. Из-за табачного дыма было нечем дышать и, когда Надя пожаловалась на это кому-то, ей ответили, что если она закурит сама, то положение быстро исправится. Закуривать она не стала, как и отказалась от многочисленных поднесенных ей ко рту стаканов с разными на цвет и запах жидкостями. Ей стало дурно и больно глазам, все, чего ей хотелось — поскорее убраться отсюда, но за сценой были ее собаки!
  - Хай Пипл!!! - на сцену, верхом на Стрелке, выкатился Володя, волоча за собой разукрашенную под Пьеро Белку. Вслед за ним, чуть менее помпезно, выбежали соучастники ВИА «Молчание Рыб». Пытаясь донести до публики смысловую нагрузку своего творчества, все, кроме Велимира, заклеили рты синей изолентой. Сидя на собаке, со второй собакой в руках, Веля возвестил:
 - Первая песня посвящается Наде, улетной герле, у которой я взял этих клевых собак. Молчание Рыб, поехали!
Надя схватилась за голову, услышав первые звуки ансамбля, но все-таки разобрала слова, песня же посвящалась ей:

Я пришел к тебе с жуком,
В майский вечер — майский гном,
Ты сказала: наплевать!
Не хочу тебя терять! 

Припев пелся в два раза громче и надсаднее, да еще и остальные «рыбы» подпевали сквозь изоленту:

Не зови меня Володей,
Не пойду я в комсомол!

По мере того, как Веля презентовал свое творчество, Надя все больше понимала, что она влипла. Влюбилась. В беспартийного.


Действие 3

- Говорит «Москва», радиостанция РВ1. Начинаем урок гигиенической гимнастики. Сейчас по московскому времени 6.15. Доброе утро, товарищи! Проделаем первое упражнение: встаньте в исходное положение - пятки вместе, носки врозь. Попрямее встаньте! Голову выше! Делайте сначала выыыдох, а теперь начали: раааз-два - вздох ладоней.  Захватите локти коленями, скользя левой рукой по ноге вниз, а правой за спиной. Не выпускайте локти! Три-четыре  –  взмах, продолжительный выыыдох, еще глубже, и, выыыдох. Проделываем последнее упражнение – подскоки – эть – эть – ать. Смеяться надо! И лучше дышать! Отлично товарищи! А теперь, задерживаем дыхание иии падаем.
 
Вот так и никак иначе уже 38 лет начиналось утро Василия Гавриловича Горшкова. В любой дождь и снег, он просыпался в 4 утра и с нетерпением ожидал начала утренней радио зарядки; нервно елозя в кровати, то и дело сползая левой ногой на половик, он крутил гайки - все, которые у него были.  Обычно к половине шестого он настолько изматывался, что снова засыпал, и, когда радиоточка выкаркивала начало зарядки, Василий уже не мог встать. Но вставал.
Отряхнувшись от завершающего падения, он принимал водную процедуру над раковиной типа рукомойник , выглаживал рубашку, кальсоны и щедро приправлялся одеколоном «Шипр» или «Тройной». Вот такой напомаженный он и выплывал на кухню коммунальной квартиры. В такую рань он, как правило, не заставал женской половины коммунальной общественности: Надежда спала, а Агрепиана просто отдыхала. Зато вот этот американский студент постоянно сновал на кухне ранним утром, готовя что-то сладко-пахнущее в кастрюле закрытого типа.  Американец учился в театральном институте и постоянно таскал в дом непонятный реквизит: то косу, то серп, то грязные волосы.
Американец пытался выучить русский язык по литературному методу, - он уже полгода читал «Преступление и наказание», часто оставляя книжку в уборной. Однажды, коротая время, Василий решил посмотреть, что там за преступление такое описано и подивился, как сильно Американец выцарапал любимые места ногтем и кое-где добавил свои иллюстрации, которые было не возможно постичь советскому человеку.
 - Dobre utre, tovarishchcsh Gorshchshkoff! Kak vi estj?  – придавливая крышку кастрюли закрытого типа, прошипел американец.
 - Физкульт-привет!  – отмахнулся Василий, рыская по «Саратову» в поисках кабачковой икры сливового варенья.
Василию было плохо в обществе американца, который мозолил своей дружелюбностью и задавал несоветские вопросы. Вот что это: «Как вы есть?» И вилкой есть, и ложкой есть, и кабачковая икра есть. Только зачем спрашивать об этом каждое утро? И, самое главное, - он не свой!
Американец отпустил наконец крышку кастрюли, принюхался и пропел:
 - Deliiciouuus! Tovarishcshch Gorschshkoff, hocheshscsch nemnozhschko?
Василий с пренебрежением заглянул в кастрюлю, и, обнаружив там куски фиолетового рыхлого мяса в сиреневом соку, поспешил отказаться и убраться , не доев варенья. Буквально выбегая из кухни, он споткнулся о кота, который пришел на запах американского варева. Кот запрыгнул на плиту, вылавливая куски мяса из кастрюли и урча, поглощал плоть, чему несказанно был рад Американец, гладя его тут и там, приговаривал: «Na zdaroffvje!»
Василий посмотрел на часы и ужаснулся: он выбивался из своего привычного графика ровно на 17 секунд! «Дело дрянь. Все это происки капитализма: они хотят, чтобы мы опоздали!» - вертелось в голове у рабочего человека. Товарищ Горшков всю жизнь работал монтажником карбюраторных крышек в сборочном цеху номер 512 на заводе «Гром», величайшем  в союзе по производству маслосъемных карбюраторов, чем очень гордился. Его непосредственным начальником был Проклинарий Евстахьевич Антроп, который ждал его теперь на проходной в коллективе  остальных работников цеха. У всех были грустные лица и засученные рукава. Проклинарий вышел на передовую и грозно выкрикнул:
 - Товарищ Горшков! Вы опоздали! На целых 17 секунд!  Из-за вас вся смена грустная стоит, производство остановлено! Вы что себе позволяете! Публичное порицание товарищу Горшкову! На этих словах все заулюлюкали и начали тыкать пальцем в бедного Васю:
 - Опоздаешь - не успеешь! Кто опаздывает, тот предаст! Карбюратор тебе в масло, Горшков! - весь коллектив дружно подхватил Василия и внес в цех. Работа заспорилась на глазах у Проклинария. Он выдохнул и развел носки.
Каждый день Василий ловко подцеплял крышки из чана с техническим рассолом «Гнеждь 16» и округлял их с помощью задних мостов шестицилиндрового несгорателя. Василий Горшков любил свою работу.  Отойдя от утреннего позора, он перевыполнил норму, и к концу рабочего дня на 18 673 маслосъемных карбюраторах красовались округленные новенькие крышки. 
С чувством выполненного перед страной долга Василий летел домой, где во дворе его ждал мотоцикл марки «ИЖ» модели «Планета 5». Вот уже пять лет Василий каждый вечер после работы бился над задачкой: как же ему приспособить свое изобретение: специально-модифицированный маслосъемный карбюратор, чтобы мотоцикл ездил как по маслу.  Задумка никак не воплощалась:  то бензин перемешивался с маслом, то сцепление застревало в выхлопной трубе, но чаще всего, конечно, летел несгоратель. Тем не менее, он не сдавался и приговаривал: «Завтра он поедет как по маслу, я им докажу!» Надеясь на птицу счастья завтрашнего дня, он шел в гастроном, закупался «Жигулевским»  и запирался у себя в комнатушке, где под вкрадчивый шепот радиоточки занимался неизвестно чем до поздней ночи.


Действие 4

Плавленый майский вечер томно брел по набережной. Он заглядывал в пыльные окна и лениво  перекатывал бумажные стаканчики от пломбира по мосту. Это время было славно тем, что толпы людей, уж если не закончивших, то точно побросавших свои дневные дела до завтра, уложились в пасьянсы многоэтажных домов, а улицы отдыхали от точечных уколов каблуков. Нет, до ночи было еще далеко, да и какие ночи в мае! Ленинградцы, благополучно добравшись домой после работы, поглощали «Время» вперемежку с кальмарами в собственном соку и бородинским. Все знали, что будет завтра, и все знали, что завтра будет лучше, чем вчера. На этом заряде абсурдного энтузиазма кто-то готовился к завтрашним свершениям на родном заводе, которые вне всяких сомнений будут куда как более ударными, чем вчера, а кто-то собирался на концерт в ДК.
Наденька, прошагав шесть пролетов парадного в легких чехословацких туфлях, влетела в двери коммуналки и сразу же направилась на кухню:
 - И снится нам не рокот гастронома! - напевая модную бравурную песенку, которую Веля, конечно, переиначил на свой лад, Наденька мастерски отворила ногой «Саратов» и достала треуголку молока.
На кухне кроме Наденьки были и другие обитатели коммуналки – заслуженная пенсионерка Агрепиана Игнатьевна и американский студент. На старухе был новенький парик, на сей раз из длинных гладких черных волос, впрямь как у диктора Воронцовой, прогнозы погоды которой всегда были неверными. Василия не было: он опять чинил свой мотоцикл или уже заперся в комнате, занимаясь неизвестно чем. Агрепиана и Американец дружно чаевничали. На коленях старухи громоздился Господин Панталон, зелено-черный камышовый кот неопределенного возраста. Он лизал руки и ноги Агрепианы и довольно причмокивал, она же била его тростью по голове, когда он впивался зубами в ее локоны. Время от времени Господин Панталон резко вскакивал и устремлялся к Американцу. Это происходило потому, что он то и дело ехидно высовывал кусок фиолетового мяса из кармана и дразнил животное. Каждый раз когда, Панталон уже почти впивался зубами в американскую мечту, Американец прятал мясо обратно, и коту ничего не оставалось, как позорно возвращаться обратно к Агрепиане.
 - Господин Панталон, что за неладное с вами? Чего вы мечетесь? Не крысы ли? - прокаркала Агрепиана.
 - Мээээээууууя!
 - Зоди, не балуйте! Развели тут блокадный Ленинград, Панталон от мышей теперь отказывается! – по-заговорщически усмехнулась Агрепиана в сторону иностранца.
 - Madam, potischschi, mi zhshe s vami dogovarivaliiis! - разозлился Американец и выбросил кусок мяса из кармана, который на излете проглотил Панталон.
 - Ну-ка, ну-ка, что за международный заговор? - поинтересовалась Надя.
 - Надька! Гланды! - прокричала Агрепиана, переводя тему с заговора на ледяное молоко.
 - Агрепина Игнатьевна! Глаз-квазар!
 - Ох, Надька, завтра опять кэрхэкать будешь, а того гляди и с ангиной двухсторонней сляжешь, а сессия для кого, для Лермонотовича с Гугельманом?
 - Черт! Сейчас Велимир придет, на хазе сейшн сегодня, юбку надо гладить! 
 - Надежда! Опять Володька! Да он когда заходит в дом, у яиц в холодильнике желтки чернеют! Не ходи с ним!
 - Fuckin’ hippy! - выругался убийца.
 - Хай пипл!  – выкрикнул Веля Велимир Гном из коридора.
 - God damn it! – не сдержался Зодиак.
 - Хау а ю, май американ фрэнд?  – обрадовался Веля американцу, проигнорировав дам.
 - Володя, локти убери!  - приказала Агрепиана.
 - Гоу вэст, Надин! Нас ждут.
Как только Надя с Велей Гномом отчалили, убийца схватил кота, приставил к его раздувшемуся горлу  опасную бритву, и, грозя расправой, хладнокровно и беспощадно попытался донести до Агрепианы строгость уговора:
 - We had a deal! You wear your bloody wigs and shut your fucking mouth up!
 - Пха-ха-ха, Господин Панталон вас пометил! Сам виноват, поросячий обсосок, надо было уши от мяса тщательней удалять, кухня-то общая, коммунальная! – веселилась от души Агрепиана.
 - She goes nuts, - убийца швырнул кота бабке в темя, схватил Достоевского и, направляясь к себе в комнату, подумал:  «Seems they’ve got a good habit for ages – to kill nosy old ladies.»


Действие 5


Не нужны нам васильки,
Не нужны нам розы!
Мы гуляем по проспекту,
Собираем урожай.
Мак зернится-колосится,
Он зовет нас за собой
Ты сказала «завтра»,
Я сказал «сейчас»!
Оооо мак зовет, ооо маг зовет, иди! – раздавалось дружное блеяние пипла над плитой в закопченной кухне. Втиснувшись между газовым баллоном и холодильником, Веля начал подпевать в ухо Наде гимн «племени» маковедов. Люди с гитарами над плитой были очень заняты готовкой. Надю очень удивило, что готовят только парни. Она увидела, что основным ингредиентом будущего блюда будет мак, и наконец почувствовала, что может поддержать разговор на тему, в которой она не одну собаку съела. Тем более, что Веля развинчивал баллон с пропаном и принюхивался.
 - Ребята, что хорошенького готовите? Пирог? - начала Надя, желая как можно быстрее свернуть на сельскохозяйственную тему и блеснуть академической образованностью в этой области.
 - Хехехехе, ха, что готовим? Новый фильм, лишенный всякой надежды...
 - Пирог с маком? А тесто слоеное?
 - Хааа, заслоенное слоистое слоновое тесссстО! Хаааэ.
Надежда поняла, что ее не воспринимают всерьез несмотря на то, что за ней сам Веля Гном нюхал газ, и пошла напролом:
 - А вы знаете, что если сок масленичного мака долго варить в латунной кастрюльке с корицей и кардамоном, а потом закапать это в глаза, то можно увидеть красный космос! Хихихих, нам так в институте говорили.
Пипл сотрясался от смеха, гитары валились из рук. Надя порадовалась, что наконец у нее получилось развеселить компанию. Веля не смеялся, он был занят – пропитывал тряпки пропаном.
 - Эххэхэхэ, в каком таком институте тебе такое говорили, герла? – нашелся один из поваров.
 - Во всесоюзном институте Поля и Сада! - обиделась Надя.
 - И рееезной пОлисад! На кого учишься? - деловито поинтересовался Коля-Гвоздь, поправив гвоздь. Его так прозвали еще в детском саду за то, что он во всем искал рациональное зерно.
 - На инженера посева лугов, – гордо ответила Наденька.
 - Слушай, а ты, должно быть, знаешь толк в двудольных, в эээтих ээууукариооотах, аааа? – протянул Коля.
 - Порядок «лютикоцветные», семейство «маковые», - как на экзамене отчиталась Надежда.
 - Ага. Так. Смотри, Крест, это латунь? - спросил Коля-Гвоздь, указывая на вазу, из которой торчал сухоцвет за баллоном.
 - Ага. Ла-латунь. Древняя!
 - Наденька, а сколько, говоришь, корицы нужно сыпать? - подталкивая Надю к плите, вкрадчиво интересовался Гвоздь.
_ _ _

 - Ой, красная гитара!
 - Коля, ты красный гвоздь!
 - Красный Веля нюхает красный баллон!
 - Красный магнитофон красно поет!
 - Красные реки по комнате текут!
 - Передай еще красного, у меня палец побелел!

Пипл кайфовал от Надиного компота. Все наперебой орали, что еще такого красного цвета они видят, и в конце концов оказывалось, что все в комнате красное, отчего все замолкали и умиротворенно краснели. Надя была напугана: она сама варила компот и, конечно, снимала пробу неоднократно. Эффект был неожиданным, но удивительно приятным. Веля отлип от баллона и подполз к Наде, обнял ее за колени и заплакал красными слезами. Все было красное-прекрасное.
По мере того, как действие наркотика слабело, все становились бледными и скучными и даже ранее красный баллон и гитары теперь поблекли, однако пипл был рад появлению нового кайфа.
 - Надя нашла найдин! Надя – Красная Богиня! Ставим все на красное! - ликовала коммуна.
Надя мечтательно крутила косу и думала о том, что пост богини ей очень даже кстати. Наконец-то на нее обратили внимание. Веля отпустил Надины колени, поджег немного тряпок, которые он заранее пропитал пропаном, и затянул:

Ты пришла ко мне с вокзала,
Привела ко мне собак!
На концерт! На концерт!

Остальные участники виа «МР» подтянулись за лидером: схватились за гитары и изоленту, заклеили второпях себе рты, и замычали:

 - Мм ммммммм, мм ммммммм!!!

Я крутился у баллона,
Ты варила пироги,
А сварила красное!
Красное-кра-кра-кра-сное-красн-ооо-еееееее!

 - Ммммм-ммм-ммм-ммм-мммм-мммм-ммм-мммммм! – пока «МР» исполняли новый хит, красную богиню водрузили на плиту и начали отдавать честь. Надя купалась в славе. Всем хотелось еще красного.

Действие 6

Веля  уже битый час ползал по свалке, но попадался один хлам: гардины, решето, флаги. Одним словом, почти ничего, кроме флагов , что могло бы быть выгодно всучено интуристу в обмен на деньги или звуки свободы. Володя, который не пошел в комсомол, был аутсайдером на рынке фарцовщиков, он имел малый и не постоянный доход со сбыта атрибутов размашистой советской жизни в то время, как его более прыткие коллеги торговали матрешками на развес и имели джинсы и жвачку. Самой выгодной сделкой для гнома был удачный обмен дверцы от печки “буржуйка” на сербско-английский разговорник. 
Так проходили годы; к сожалению, Велимиру пришлось оставить мечты освоить профессию летчика-симулянта. Его отчислили из института прикладной космонавтики имени Аристарха Крылатого во время первой сессии, когда он не смог синхронизировать руки с ногами у двери деканата. Однако рассинхронизация навела его на мысль заняться прямопротивоположным делом, то есть, роком. Конечно, это был протест, подрыв космогонических устоев, но кроме рока у Вели ничего не получалось, так что приходилось промышлять на свалке.
 - Княть!!! - выругался Веля, споткнувшись о чье-то величие под листом рубероида. Очертания предмета были настолько не двузначными, что гном-кладоискатель  выхватил свой знаменитый нож из ноги дикого павлина и взрезал техволокно.
 - Чтоо…? Не мог я вчера так накраситься...  Это же железный муравейник?! Княть!!! Княть!!! - Велимир не мог поверить своим ногам: они споткнулись о невозможную удачу и мечту кладоискателя -  госпремию 20ых годов, за которой гонялись все сварщики-коллекционеры мира. На громадине красовалась медная табличка с выбитыми буквами, некоторые из которых нельзя было разобрать: Пе.. Т…пл За у.. рн.. вкл..на..п..п..р..щ… поэт. Ходила даже легенда, что если пересчитать всех муравьев, разделить их количество на количество килограммов веса самого железного муравейника, прибавить кубический сантиметр и вычесть год, число и месяц розыгрыша мото-лото, то можно тотчас выехать скорым поездом Одесса-Копенгаген. 
Веля Гном всегда верил в удачу. Лишь только он нагнулся за сокровищем, с неба полетели перья, как из гусиной подушки Агрепианы Игнатьевны, и что-то сильно треснуло Велю по голове. Да так, что он увидел красный космос.
 - Княть! Твою мать! - едва рассеялся красный космос, пред  очи Велимира произошло явление двенадцати ангелов прошлого и будущего, которые после непродолжительного хаотичного порхания, выстроились в небе по форме креста. Их ангельский облик поразил бы и глубоко религиозного человека, а Веля и вовсе разделся до гола и пал ниц. Ангелы довольно кивнули, приветствуя его природную наготу и повиновение. Головы у ангелов были гладкими, без ничего. Вся верхняя часть туловища была утыкана щупальцами, которые путались и кусали друг друга. Вместо ног у ангелов были белые красивые крылья. Следуя давней традиции, они предпочитали не касаться земли.
  Появление столь благоприятного знака гном расценил как полное божественное одобрение всех своих порывов. В свойственной ему манере, Веля Велимир Гном угостил ангелов песней экспромтом:

Над свалкой городской
Кружился Веля Гном,
С прозрачными пакетами
И красною звездой.
На свалке той был клад,
Не ключ от кладовой,
Железный муравейник,
И ангелы со мной!
Ро..

По мере того, как Вова пел, щупальца  ангелов удлинялись и протягивались к нему, ласково, как казалось Гному, гладя его по голове. Ангелы не дали ему допеть и начали его душить. Веля подавился буквой «к».
 - Княть! - пронеслось в голове у задыхающегося Гнома; открытым ртом он жадно хватал воздух, который не проходил дальше гортани. Пока 12 ангелов радостно сглаживали кожу лица без ничего, уставшему и без того Велимиру явился 13ый ангел в маске Щелкунчика. Он заботливо нагнулся ко рту Гнома и откусил ему язык. Дело было сделано, ангел-щелкунчик бесцеремонно спихнул тело без языка разлегшегося человека, упаковал железный муравейник в саквояж и отбыл.
                ---

В этот вечер Надя плела узоры в ожидании Вели.  Он опаздывал уже на полтора часа и она заметно нервничала: ведь ровно в 9 в ДК “Крах Мал” МР предстояло рок-состязание с ВИА “Гнев Журавеля”. 
В комнату деликатно поскребся американец:
 - Nadezhzhzdda, vozmi telefffone, tebya sprashivajut. Bad news , - порадовался убийца.
Наденька стыдливо накинула отечественный линялый халатик и выбежала в коридор, где ее уже ждала снятая желтая трубка:
 - Алло!
 - Надежда 17341217?
 - Да.
 - Говорит доктор Акира Хирургов из Второй Городской Больницы. Владимир Тугоплав просил передать, что не сможет сегодня придти к вам.
 - Это почему же? И почему вы мне об этом говорите?
 - Я только что прооперировал Владимира.
 - Ой. А что с ним?
 - Ему оторвали язык.
 - Кто? Как?
 - Подробностей Владимир не сообщил.
 - Но вы же ему пришили его обратно?
 - Кого?
 - Язык!
 - Девушка! Вы в своем уме? Откуда я язык возьму?
В трубке послышались короткие гудки. Наденька подошла к зеркалу, висевшему в коридоре, и высунула язык.
 

Действие 7


Господин Панталон недоумевал:  что может быть неприличного в складировании мяса под диваном? Ведь не долог час, и откинется старая, то есть, было бы не дурно подумать о провианте загодя. А то, что воняет и клопы, не бог весть что, сама вон вся нафталином пропахла. Шли третьи сутки изгнания, двери логова не открывались , тем самым не позволяя Господину Пантопону тайком прошмыгнуть в родные владения. Как же он соскучился по груде грязного тряпья в чулане и по дребезгу крышки от кастрюли Американца! К тому же, ему приходилось нести и иные лишения, отнюдь не бытового характера: он пропустил матч Канада-СССР и Песню Гота. Опять-таки, приходилось якшаться с уличными простокотинами, у которых была не ухожена шуба, и от которых скверно пахло проросшей картошкой. Еще чуть-чуть, и придется ловить земляных червей, да таскаться за дворничихой и заискивающе подмяукивать в надежде на салаку. Решительно, было время предпринимать четкие действия.
Старуха уже с неделю сидела взаперти, ведь тайное общество попов, после 50 лет усердных и безрезультатных поисков, наконец-то вышло на ее след. Бедной провинциалки так и не было видно после  телефонного звонка, от которого всю ночь хохотал Американец. Сам же добрый американский человек  уложил серп и молот в чемодан и отбыл на практику; но это ладно, без гостинцев не вернется.
Таким образом, единственной надеждой господина на возвращение в апартаменты был этот заводской, Василий, который с утра, матерясь на весь двор, копался в своей любимой бесовской повозке. Ладно. Нужно только дождаться, пока прозвучит ежедневное  «завтра он поедет как по маслу», и, собравшись с шерстью, просочиться домой, назад к истокам.
 - Княть! Княть! Княяяяяяяяять! - разорался на весь двор Василий, да так, что даже бабки подавились семечками. Горячее масло хлестало на всех прохожих.
Василий был не в себе, время поджимало: ведь если масло и дальше будет растекаться по всему мотоциклу, то завтра он точно вылетит со всеми остальными.
Близился финал мото-лото, из 55 заявленных участников отборочных турниров,  13 захлебнулись в масле, 24 были невосполнимо покалечены, а трое самых отчаянных переработались в халву. Василий боролся как мог. Подойти к финалу помог  дедовский метод (ветошь) и, конечно же, черные рабочие ногти. Оставшись одним из пятнадцати дееспособных, Василий ставил все на маслосъемный карбюратор, который все никак не удавалось присобачить.
 - Княдь! - устройство практически заработало, но масло все еще сочилось из труб. Василий, нуждаясь в перерыве, отправился в ближайшую лавку взять жигуля.
Господин Панталон не мог более смотреть на техническую слепоту в таком простом вопросе. За свои 80 лет, он не раз крепил оси к каретам, запускал парапланы и топил самовары сапогами. Даже извозчик под  Варшавой не был настолько слеп, как этот Василий, - размышлял Панталон, - и смог прикрепить вторую ось , следуя кошачьему примеру. Панталон не мог больше ждать, «Время» начиналось через полчаса. «Учучив» момент, как только Василий оставил свою бесовскую повозку, Панталон напряг когти и, оглядевшись по сторонам, взял да поменял ключ 10 на 16 на такой же, но 10 на 16. 
Василий вернулся из лавки и собирался уже отправиться домой, чтобы позаниматься своим любимым неизвестно чем и попить пива, но вид разобранного и несчастного «Ижика» не пустил его к подъезду. Он бросил авоську с пивом под дуб, а потом передумал и разбил алкоголь о турник, манифестуя за ЗОЖ.
 - Давай, Василий, соберись и собери мотоцикл! Эть-ать-ать, вздох ладоней, начали!
Мотобог с интересом наблюдал из небесной мастерской на потуги мотолюбителя и наконец внял его мольбам, так как давненько так не смеялся над нелепым изобретением: «По маслу, так по маслу. Нехай ездит!» 
Карбюратор накрепко встал, готовый снимать масло в любом количестве.
Он разлил бочку с маслом по двору и поехал... как по маслу, оставляя за собой сухой след и восторг первооткрывателя. Наблюдая хаотичные метания человека на бесовской телеге, Панталон обреченно вздыхал, боясь не успеть ко «Времени».
                ---

 - Товарищи, в рамках всесоюзной межсезонной спартакиады, объявляю вам, товарищи, гранд-финал-заезд «Мото-Лото 71»!!!
Масштабное действо разворачивалось под открытым небом стадиона «Щит и Мяч Страны Советов». Стадион без труда вмещал в себя 100000 граждан, но пришло больше, чем на премьеру фильма «Поговори со мной, свеча». Собрался народ  даже из самых не освоенных республик. Из Узбекистана по этому случаю привезли все дыни и саблезубые узбеки второпях сбывали товар. Недовольные мамы покупали детям эскимо, спички и игровые карточки с изображениями героев «Мото-Лото» разных лет. Мужчины пили крымское и водку, приучая сыновей болеть с ранней юности. Под трибуной организовался нелегальный штаб «Коммунистический тотализатор», в котором нет и не могло быть победителя, потому что все средства, собранные с нечестных граждан, шли в фонд «Сибирь без снега».
В центре стадиона высился чудовищный шар из оргстекла, через люк в крыше которого клоуны уже готовились заливать масло. Василий ожидал выхода, добавляя последние штрихи: он тщательно обмотал выхлопную трубу мотоцикла эластичным бинтом, чтобы задерживалась кровь. Натер бак скипидаром, увесил руль фонендоскопами и приклеил усы. До выхода оставалось несколько минут.

 - Товарищи участники, проследуйте во входную воронку номер 4! В финальном заезде участвуют:  под номером  1 - Коооршууун Стремглааааав! Под номером 2 - Тюлеееень Жгут! Под номером 3 - Генаааа-месть! Номер  4 – Доооктооор Вааатсоон! Под номером  5... И, наконец, под номером  15 – многоуважаемый провизор Вмятинский!

Оказавшись внутри шара, участники уже негласно начали бой, хотя сигнала к старту еще не было. К примеру, товарищ  Коршун везде совал свой клюв, в то время как Тюлень валялся жгутом, забыв вообще обо всем. Василий оправлял зеленый медицинский халат с красным крестом во всю спину и влажно дышал в марлевую повязку, когда к нему подкатил Гена-Месть:
 - Хорошенькое дельце, Доктор Ватсон.  Иж ты, на планете 5 приехал. Жгут уже в Коршуне запутался, похоже, кроме нас, финал без достойных соперников. Держитесь за руль. Хахаха!

 - В финале Мото-Лото 71 стартом к началу заезда будет трубный глас от Мойки Готича, нашего народного советского индейца. Итак, приготовились! И...

В радиорубку ворвался неуловимый Мойка Готич. Это был молодой человек в длинном кожаном плаще, с такими же длинными черными волосами. Отрабатывая амплуа, выйдя на люди, он спешно украсил себя перьями с разных птиц, и, достав из под плаща готический рог, пропел в микрофон: «Вы все умрете, кроме одного. Вперед!»
Затрещали двигатели мотоциклов, наполняя дымом чудовищный шар. Мойка Готич продолжал петь в готический рог: «Забери победа слабых и отдай их души телу!» Клоуны заплясали над шаром, спустя 30 секунд чудовищный шар изрыгнул первый труп.  Толпа восторжествовала. Финал Мото-Лото 71 обещал быть самым кровавым в межсезонье.
 - Княдь! - отметил Доктор Ватсон, отбиваясь от Коршуна.  Он хотел было ампутировать скальпелем этот поганый клюв, но не успел - Коршун стремглав переселился на закорки другому участнику и принялся его долбить. Коршуну было плевать на победу и на участие, главное для него было поклевать людей. Его жертвы, одна за одной, сыпались из воронки под радостное улюлюканье узбеков и дынь.
Наступил второй этап конкурса – шар начал вращаться. Вслед за жертвами Коршуна, из воронки высыпался и он сам, без ног. В чудовищном вращающемся шару становилось неуютно. Тюлень бросался под колеса, брызгая в глаза тюленьим жиром. Участники буксовали, но держались. Из-под потолка раздавался театрально-злодейский смех Гены Мести, он был выше Тюленя. Провизору Вмятинскому  настолько надоел наглый тюлень, что даже ценой собственного благополучия, он направил свой красный «Минск» на эту тварь. Жить ему и так оставалось недолго, но он утешал себя мыслями о том, что попадет на детские игровые карточки, а Тюлень – нет.  Доктор Ватсон вступил в баталию с Удмуртом-на-Урале, который бил его прямо по красному кресту  велосипедной цепью: «Получай, аднака! По спине, аднака! Мотоцикл у тебя говно, аднака!»
Мойка Готич зажег свечи в радиорубке, задернул шторы и начал записывать альбом. Наступил третий этап конкурса – клоуны начали лить масло. Доктор Ватсон заулыбался, ведь у него было секретное оружие. К этому времени в чудовищном шаре осталось трое финалистов, которые резво бултыхались в масле: Доктор Ватсон, Гена Месть и Призрак Бинт. Только из следующего альбома Мойки Готича  «Авто-мото инфернО» стало известно, что Доктор Ватсон нашел противоядие маслу, в то время как Гена Месть продал душу дьяволу за возможность отомстить, а Призрак Бинт нес на себе проклятие фараонов.
 - Вээуэуэававээаваааэуэуэа , какооой поворот! Призрак бинт сделал лассо из бинта и бросил его на шею Доктору Ватсону. Ватсон закатывает глаза, неужели мы его потерям? Нет! Скальпель, товарищи, и Ватсон снова на свободе, - освещал событие едкий комментатор.
Гена Месть стремился к дуэли с Доктором Ватсоном, и это нечто в тряпках давно раздражало его:
 - Ну, давай, старая тряпка, это все, на что ты способен? - поймав бинт, и едва не соскользнув в масло, проорал Гена.
 - АААА, - раздалось из бинтов и зрителю вместо кровожадного Призрака Бинта предстала обыкновенная женщина, да еще и с голой грудью, которой в СССР не было. Женщина стыдливо прятала грудь руками, в результате чего было потеряно управление над мопедом, что и привело ее к воронке. Заслышав о таких делах, Мойка Готич стремительно отдернул шторку и прервался в записи, чтобы вдохновиться, но не успел, так как тело единственной женщины за историю мото-лото уже покоилось на останках тюленя.  Груди видно не было.
 - Какая интрига! Какое хитросплетение! Какая гру...! Ой, товарищи! Какая грусть, на арене осталось только двое, - чуть не оговорился комментатор. 
Гена Месть, заходясь в смехе, пулял в  Доктора Ватсона черноплодной рябиной из тростниковой трубочки и был уверен в победе. Доктор же ждал пока не подольют еще масла, то и дело проверяя состояние маслосъемного карбюратора. Гена хорохорился, он уже доставал свою шпагу, чтобы отсечь пару пальцев дурацкому доктору, как тут клоуны выдали очередную порцию масла. В этот момент произошло кое-что непредвиденное – шар сошел с петель. Толпа в ужасе разбегалась, но игра продолжалась. Мойка Готич в этот момент открыл рот. Шар изнутри теперь полностью замаслился и мотоцикл Гены начал необратимо скользить, а вот доктор наконец возрадовался: манера его езды ничуть не ухудшилась, он оставлял за собой ровный сухой след. Шар набирал обороты и катился все быстрей, пока не треснул пополам на самой красной площади. Раскол прошелся по мотоциклу Гены, которого ударной волной вынесло в холодные объятия дедушки Ленина. Геннадий лежал  рядом с вождем, такой же мертвый, но также пока еще похожий на живого.
Доктор Василий Горшков устроил парад  в честь своей победы в Мото-Лото 71. Над кремлем заходило солнце, Василий встал ногами на сидение мотоцикла и выкрикнул на всю Москву:

 - Я же говорил, что он поедет как по маслу!


Действие 8

- Володя, на кого ж ты нас покинул? – надрывалась у больничной койки Раиса Олеговна, мать Гнома. В ее понимании, человек без языка и партии был ничто, фук, так сказать. Ладно космонавтом не стал, так теперь и в продавцы не возьмут.
Веля грозно мычал в подушку, окропляя слезами наволочку с надписью «Минздрав» и махал руками как будто он или летит, или плывет. Раиса Олеговна и в этом видела пагубное влияние мировой закулисы:
 - Ничего, Володя, у меня есть связи, я пойду к самому провизору Вмятинскому и он-то выхлопочет тебе язык, лучше прежнего!
Володя приподнялся с подушки и яростней замахал руками, давая понять, что шутки не уместны, и чуждого языка ему не надобно. Еще он делал правой рукой знак, чтобы ему дали хотя бы бумагу и карандаш, но его не хотели слушать, а тем более читать. Раиса Олеговна впервые за долгие годы получила возможность поговорить с сыном. Выяснилось, что для успешного диалога с матерью, Владимиру нужно просто мычать. Излив информативный поток на сына, копившийся все это время, она погладила его по мокрой голове и попрощалась:
 - Ну ты, Володя, поправляйся. Приезжай к нам в деревню, все тебя заждались.
Не отрывая лица от подушки, Вова сделал «козу».  Мать вздохнула и обреченно подумала: «Ну хоть позорить не будет песнями своими гадкими.»
Зашел доктор Акира Хирургов. Похлопав товарища Тугоплава по лодыжкам, он сказал:
 - Жить будешь.
На что Веля радостно закивал, но развел руками, явно спрашивая: «Но как?»
Доктор Хирургов ненадолго задумался и выдал исчерпывающий ответ:
 - Провизор Вмятинский вел длительные исследования в тайге и во Вьетнаме: он наблюдал за специальными ящерицами, делал записи и вел дневники откровенного содержания. Записи не представляют никакой научной ценности, чего нельзя сказать о дневниках. Он сделал сенсационное открытие: было бы удобно готовить шашлык в церкви. Так что не грусти, Тугоплав, Москва не сразу строилась! Больше кушай витаминов, - вдоволь наговорившись, доктор Хирургов вышел из палаты. На пути его сбила юная особа с сеткой, полной заводских мандаринов.
 - Веля, хрен ли ты разлегся? Нас пипл ждет. Чего не здороваешься? – обратилась Надежда с порога к любимому Гному.
Владимир наконец смирился, он лежал ровный и святой: вода начала отступать.
- Веля, я к тебе обращаюсь. Почему ты такой красный? – не унималась Надя. Гном по понятной причине продолжал играть в молчанку, сделав робкий жест ладонью в сторону рта. Надя достала мандарин, развернула его и протянула Веле:
 - Ты что, Веля, ты что? Чего это ты?
Веля приподнялся на локтях и его прорвало:
 - ММММММмМмммммм м ммм мМмммм мм м мммммммм оооооо ууууууууууууууу ыыыыыыыыыыыыыыыыыыы.
 - Хватит прикалываться. Тебе на сцену через полчаса, вставай.
Владимир понял, что Надя накрашена и спорить бесполезно. За 11 часов, проведенных без языка, Веля понял, что не сказал за свою жизнь ни одного осмысленного предложения. Что говори, что мычи, один рок. А кстати, рок...
Цепляясь за сетку с мандаринами, Веля поднялся с койки и поклонился Наде.

---

Все еще держась за сетку, волочась за накрашенной Надей, немая рок-звезда прибыла в ДК «Крах Мал». На сцене уже бушевала группа «Гнев Журавеля» с ее черным лидером Мойкой Готичем. Народный индеец был одет во вросший в него плащ и новые рыбацкие сапоги. Из голенищ  он раз в 4 минуты доставал по черной розе и кидал в зал. Над сценой висела колыбель, в ней мирно спал трехголовый ягненок. У Мойки была клевая муля, - он всегда выступал спиной к залу, но перед ним было дореволюционное готическое зеркало, через которое он повелевал судьбами бездушной публики. На сцене были и другие представители племени, некоторые на конях. Они дули в свирели, курили и били банки. Вождь Миша-Текучее-Мыло был занят музыкальным сопровождением этого балагана. Он виртуозно запиливал  на малахитовом «Лес-Поле», украшенном скальпелями, потом перебегал к органу и неустанно давил не педали, после чего уезжал на карете с конями со свечами в зубах.
Веля с Надей успели на последнюю песню; Надя сделала умные глаза и еще раз влюбилась в зеркало. Мойка солировал:

Смерть – это дар для души,
Страдающей на дне океана.
Кровь – я вижу тебя в пещере,
Труп генерала!
Провизор Вмятинский,
Темный подъезд,
Грех!
Забери меня отсюююююда! Годыыыыыыыыы! Рвввуууээээээээээ.

Публика просто танцевала. По залу сновали обеспокоенные участники ВИА «Молчание Рыб». Увидев Велю в больничном боковом халате, они возрадовались: «Вот Веля выдумщик, все в новом! Оригинал! Как настоящий!» Оторвав Велю от сетки, они потащили их с Надей в коморку за сценой, где готовилось «красное» по Надиному рецепту. Как оказалось, молча Веля лучше слышал и видел: «Коля-Гвоздь, вон, отличный парень. Умный. Наденька-то село. Хоть и с бантом. Стас вообще голый, у окна стоит, а никто не видит. Ирэна за горло хватается, значит, спать хочет. Земфира ползает по полу, у нее адреналин.»
 - Княть, Надин, давай же скорей красное. Через пять минут Веле петь, - подгонял Коля.
 - Готово уже, сейчас процежу. Веля, неси марлю! – отмахнулась красная богиня.
Веля подошел к кастрюльке в зернистый горох и задумался: на переносной плитке рядом с кастрюлей на спине барахтался майский жук, противный на вид и бесполезный как комсомол. Тихонько мыча, Веля поднял его и кинул в красное. Красное завоняло, и на эту вонь сбежались жадные наркоманы. Но плевать, Веля укачивался на волнах сладостных детских воспоминаний. Конечно же, газовый баллон. Мамы не было дома. Веля познакомился в песочнице в жуком, быстро подружился с ним не разлей вода и привел его в гости через трубу. Не важно. Они припали к газовому баллону, принюхались и веселились пока свет не потух.
Выступление «Гнев Журавеля», видимо, подошло к концу, потому что в дверной косяк ударилась карета вождя, вслед за которой ввалилось все гневное племя. Процессию завершал Мойка, он горько плакал в лук.  Ребята выгнали всех красных кретинов. Миша и Готич собирались варить герыч, сметая с походной плиты убогую детскую кастрюльку в горох. Ребята из племени достали лабораторию и взялись за дело.
На сцене тем временем приседали рыбы. После десятиминутного атонального вступления, Веля запел:
 
Ммм м ааа аааэааэаэ мм ам
Мм ммма мммм  ыыыыыыы
Ы ыыы ыы
Ыы ы ыыыаааа
А ээээээээ эээээээ ммм
Ммммм ммм ммму уууу
Ууу ууу ууууэ э ээ ээээээээээ эээ
Аааа
О
Хфхфхфхф

Пипл кайфовал и ценил психодэл. Веля понял, что можно и так. Так, наверное, даже лучше.
 
А аа ааа ааааааээ ээээ эээээ эээээээ

Из зала начали подпевать и прыгать.
 - Княть, на какую княть я текста писал, - думал Веля и, издеваясь, мычал без смысла дальше. Надя гладила себя по голове и краснела все больше, пока не упала спину. Коля-Гвоздь хотел было помочь павшей богине, но пал следующим. В зале началось недоброе. Вся красная коммуна повалилась на спины, да и музыканты «МР» со своими гитарами. Через минуту весь «Крах Мал» кишел такими вот туловищами: на спинах и с противно дергающимися конечностями. Веля вспомнил, что тогда, у баллона, пока не потух свет, жук учил его именно этому танцу. У Вели тогда неплохо получалось.  Он замечтался и заткнулся, когда в двери ДК ворвался спецотряд милиционеров здравого смысла. Группой захвата руководил детектив-майор Соболль Юрьевич Гаковский:
 - Вяжите и уносите этот позор республики! – грозил Соболль Юрьевич.
Детектив-майор находил все это отвратительным, и уже начинал сочинять, что он соврет жене на дежурный вопрос «как прошел день». На сцене он заметил товарища в больничном боковом  халате. Странно, на вид абсолютно здоровый гражданин, не валяется. Руководитель операции по захвату наркоманов «Наркоштиль» подошел к товарищу и представился:
- Соболль Юрьевич Гаковский, детектив-майор спецотряда милиционеров здравого смысла.
- М.
- Какая мерзость, да?
- Уу.
Спецотряд собрал барахтающуюся грязь в мешки и доложил об успешном завершении операции майору. Уходя, детектив подумал о Владимире: «Хм, забавно, а этот человек не лишен здравого смысла.»


Действие 9


Василий «Ватсон» Горшков стал заслуженным обладателем приза в Мото-Лото 71 - новенького блестящего, со всеми пока еще гайками, мотоцикла Павлофф Иванович цвета спелой черники, на нем он и прибыл на родной завод. Товарищ Горшков был по природе стеснительным и не хотел, чтобы это выглядело помпезно, но скрывать новое имущество тоже было подозрительно. Было сложно добраться до завода незамеченным: единственный в союзе мотоцикл класса бэлла-люкс привлекал к себе много внимания, даже будучи спрятанным передником и фартуком.  Дети норовили подергать за колесные спицы, а девушки-комсомолки подсаживались к нему на светофорах. Помногу. Мужчины страдали больше всех: от зависти они вздыхали ладонями.
Измотанный Василий подъезжал к шлагбауму заводской стоянки. Он ловко пригнулся, проезжая под ним, а вот девушку-комсомолку сшибло. На стоянке уже толпились его коллеги, в руках их были гвоздики и гвоздики. Проклинарий заговорщически крутил воображаемый руль. Василий сбавил обороты и плавно вошел в толпу. Он хотел было сойти с мотоцикла, но в него полетели гвоздики и гвоздики. Коллеги подхватили его вместе с мотоциклом и закачали:
 - Ма-сло-съем-ный-кар-бю-ра-тор, док-тор Ват-сон мо-ло-дец! – с чувством выполненного признательного минимума, рабочий коллектив отбросил Василия и устремился к станкам. Начальник не участвовал в качке, но как только волна схлынула, вывернул воображаемый руль в сторону Василия и произнес  с завистливой дрожью в туловище:
 - Это, Василий, когда ты в отпуск?
 - 16ого февраля, Проклинарий Евстахьевич.
 - А хочешь прямо сейчас, в мае и до следующего мая? Я тебе даже путевку в Сургут выпишу, в профилакторий имени Брумса.
 - Проклинарий Евстахьевич, за что? Я же работаю!
 - Отдохнешь, развеешься, в знаменитом сапоге погуляешь! А за Пафлоффым я присмотрю. Сам. А сколько у него скоростей?
 -  Спасибо, но мне нужно готовиться к новому сезону, а 16ого февраля у меня уже все распланировано.
Проклинарий сердился и давил ногами.
 - И сцепление красивое, как не у всех, - отметил в сторону липы Проклинарий, - дай прокатиться, а?
 - У вас ногти чистые, не покатит.
 - Ах вон оно что, не покатит. Ладно-ладно.
Василий вошел в цех и сходу принялся за кругление. Работа шла своим ходом, все улыбались. Но что-то было не так. Василий обедал на рабочем месте, когда к нему со спины подошел Проклинарий и заявил:
 - Мне поступил звоночек, что вы полощите свои ноги в техрассоле «Гнеждь 16». И это правда.
 - Как? Что? Кто? С чего вы взяли? У меня все чисто.
 - Нет. Вон ногти плавают.
Василий знал, что это не так, но заглянул в чан.
 - Это не ногти, это фракталы.
 - А я говорю, - ногти. Я отстраняю вас от должности монтажника, вы теперь будете вычищать несгоратели.
 - Но...
 - Разговорчики. Завтра займете свое новое рабочее место у печки.
Василий был убит, ведь вычищать несгоратели – это самое черное и позорное ремесло. Черт. Гассель не скруглит ни одной крышки. Хоть увольняйся. По дороге домой он взял много жигуля и снетков. На кухне сидели Агрепиана и Американец. Агрепиана пряла клубок из волос, намотанных на расставленные руки Американца, а Господин Панталон скреб пластинку на патефоне, по звуку получалось что-то вроде Шаляпина.
 - Да потони они все в масле! – бросая на пол авоську с жигулем и толкая ногой холодильник «Саратов», без приветствия выпалил Василий.
Агрепиана с Американцем живо переглянулись, и, казалось, получили ответ на вопрос, давно терзавший их умы.
---
               
Убийца и кровожадная старуха потирали ладони: они только что устранили сторожа из масляного цеха, который скоропостижно скончался от одного только вида диверсантов. Долгие вечера ушли у подельников на моделирование и изготовление нарядов для убийства. Они выбрали самый народный материал для кровли крыши и просто модный в этом сезоне – пузырчатый рубероид и теперь оба красовались в небывалых одеждах: Зодиак гордо нес на себе рубероидный прототип униформы генерала конфедерации времен американской гражданской войны. Агрепиана же, памятуя о своей кокаиновой юности, имела строгий ворот и манжеты.
Дорвавшись до маслохранилища, диверсанты пренебрегли строгостью предупреждающей надписи на наборе от пожара «Рукав только для пожарных нужд», изъяли его и, опустив один конец в маслохранилище, потянули другой конец рукава в сторону сборочного цеха, где производили  маслосъемные карбюраторы, строго следуя плану, выбитому на плите.
У Василия кружилась голова из правой ноздри в другую. Ему было тяжело и гадко у печки: он чувствовал, как у него чернели зубы от несгорателей. Единственное, что не давало ему окончательно пасть духом в поддоны, был вид его новенького мотоцикла, который теперь приходилось держать на цепи за печкой, подальше от завистливых чуждых глаз.
«Надо, чтобы каждый день все улыбались!» - так думал Проклинарий Евстахьевич и следил за этим лично. Он снимал пробу в цеху Василия, подходя ко всем по очереди с лицеметром.
Под ногами вдруг зачавкало и стало скользко. Проклинарий отбросил в сторону лицеметр, в нем не было больше нужды. Все увидели в воздухе беспощадный рукав. Невероятно, но крупнейший в союзе завод «Гром» по производству маслосъемных карбюраторов затапливало маслом на глазах. Масло неумолимо проникало везде: сочилось из приборов, затопляло карманы комбинезонов рабочих, сносило горшки с геранью с подоконников. Гайки терялись в масле, в конце концов. Проклинарий пытался спасти положение: он приказал включить все готовые карбюраторы на полную мощь, но и они беспомощно тонули в суматохе. Рабочие выскальзывали из одежды, плыть в масле было сложно, ведь не было естественного трения. Пока масло не добралось до телефона, Проклинарий успел вызвать доброго и веселого дельфина Снежанну.
Снежанна быстро вникла в масло, и собиралась всех спасти, но в дело вмешался дог Гаурмеш, по оплошности затерявшийся среди станков со времен войны. У него тоже был свой план по спасению, который не совпадал с планом Снежанны, так и завязалась эта борьба за право спасти людей. Гаурмеш вырвал у Снежанны плавники и она грустно удалилась на дно, собака же отчаянно рвалась к людям, но не справлялась. «Не его собачье дело» - пронеслось в голове у Василия, который, кстати, устремился к своему Павлоффу, оснащенному модифицированным маслосъемным карбюратором.  «Эть-ать-оть», - приговаривал Ватсон, подпрыгивая на ручке стартера. «Как по маслу», - радовался Василий «Ватсон» Горшков, гоняя по цеху на Павлоффе.
Зодиак и Агрепиана дергали за рукав, радовались за Василия и наслаждались масштабом трагедии. Убедившись, что рукав исправно затопляет цех до краев, и кроме Василия ни у кого нет шанса спастись, они скинули в масло по рублю и ушли незамеченными.
Василий выжал свое красивое сцепление и вылетел, минуя рукав. Перед ним открывалась неведомая даль.



Действие 10

Вечер для господина Панталона выдался более чем удачным. Он удобно расположился на ковре Американца перед телевизором, по которому вот-вот должно было начаться «Время». Убийца явно тосковал, на него вновь навалилась боль от утраты родителей, умерших при родах. Эта боль могла означать только одно: ему срочно были нужны новые убийства. Зодиак надеялся, что предприятие, затеваемое им со старухой, надолго утолит его грусть. Масляное событие было хорошо как представление, но имело оценку  F в его личной классификации. Во-первых, не было крови, во-вторых, трупы выглядели слишком натурально, и что самое обидное – никакой романтики.
Как и любой агрессор, он был склонен к драматизму. Не имея возможности переключить канал, Зодиак обреченно ждал «Времени». И вот время началось, в правом верхнем углу показалась черная лента с телеведущим:
 - Товарищи, давайте скорбеть по погибшим героям труда! Почтим честь скончавшихся: по традиции Ленина, полагается в порядке трудовой нормы перевернуть поддиванные зеркала лицом вверх. Товарищ Готич, продемонстрируйте, пожалуйста, процедуру телезрителям! - Нет пророков в отечестве, однако, стоит отметить, что товарищ Готич...
 - Бога нет! – перебил телеведущего Мойка Готич, - я предупреждал вас об этом и о том, что бесполезные уйдут в масло!
 - С этого момента поподробней, - подхватил ведущий.
 - Товарищ, да вы совсем не следите за музыкальными новинками!  «Гнев Журавеля» в заглавии предвещал беду. Поставьте запись.

Смерть,
Вас всех постигнет смерть,
Вы все умрете здесь!

 - Этим я хотел сказать, что мы пришли из масла и в масло уйдем.
 - Оh shit! - разгневался убийца и вздохом ладони выключил TV. Обсессивно-компульсивное расстройство нарастало, валиума в советском союзе не было. Нужно было срочно кого-то убить, но все идеи были исчерпаны. Со злости Зодиак скинул с дивана гигантского кота и нацелился граненым стаканом ему в голову (как обычно он поступал с Чоуки), но камышовое исчадие ловко извернулось и прыснуло слюной в глаза. Убийца ринулся к умывальнику типа рукомойник промывать глаза:
 - Sonuvabitch! – в приступе гермафобии Зоди прикладывал к глазам проспиртованные салфетки. Как только в глазах просветлело, взору убийце предстал топор типа «руби-дрова», пылящийся под ванной, ржавый и всеми забытый. «You don’t say» - не поверил внезапному озарению Зоди и выбежал из совмещенного санузла.
 - Господин Панталон, где же вы? - изводилась старуха в поисках питомца, которому предстояло ежегодное вычесывание шерсти в фонд детских домов.
 - Бедные детки, как же вы без носочков из Господина Панталона, кис-кис-кис, – взвывала к совести кота по всей квартире Агрепиана. Надеясь, что он в чулане на своей груде тряпья, Агрепиана выскочила в коридор. Там и случилось роковое столкновение топора типа «руби-дрова» с Агрепианой Игнатьевной. Зодиака устроило то, что он увидел. После 60 ударов, крови налилось достаточное для удовлетворения его эстетического вкуса количество, труп был настолько качественно изуродован, что нельзя было определить ни возраст, ни ноги. В том, как Господин Панталон слизывал кровь с топора, Зодиак обнаружил небывалую преданность и необходимую романтику.
Зодиак собрал свой инвентарь и покинул коммуналку второпях. Его работа здесь была завершена. Панталон выдохнул с облегчением, отныне ни один человек не вмешается в его личную жизнь. Он неистово царапал экран, пока тот не выдал изображение, а потом и звук:
 - Товарищи, к нам в студию поступил звонок!
Алло, вы в эфире:
 - You,  hairy freak, enough with words, you should start killing. Right now.
Мойка открыл рот и поспешно закрыл обратно. Он понимал английский. «Пииииииип», экраны телевизоров по всему союзу покрылись растровой сеткой. Господин Панталон продолжал царапать экран.

---

               
 - Как вы себя чувствуете сегодня, 17341217? – поинтересовался доктор Акира Хирургов  у барахтающейся на спине пациентки.
 - Вставайте!  К вам парень с гитарой пожаловал из пост-суицидального изолятора. Радость-то какая, - май на дворе!







Акт 3

Действующие лица:
Джаред Летов — кумир молодежи
Игорь Тугоплав ака “Mad Randy” – продавец цветов
Григорий – студент, друг Игоря
Катя – студентка института тутуризма
Лера – подруга Кати
Сергий Рижский – митрополит всея Латвии
Гнило Кушаков – мэр Риги
Илья Ильич Безумин – лидер либерально-анархической партии Латвии
Иванс Рохлягс — известный психолог


Рига, 2012









Действие_0

¬¬¬¬ Со слезами на глазах те, кто постарше, и многие другие стекались ровными рядами к Uzvaras Piemineklis со всех районов города. Мосты трещали, газоны терпели. Долг и ощущение массового гуляния гнало людей с рабочих мест и из насиженных кухонь, вплетало рыже-черные григорьевские ленточки в косы, заставляло скупать красные гвоздики оптом, водка и двуни Walter шли на «ура».
Катя и Лерочка, две подружки по тутуризму, решив прогулять универ, давились в скором троллейбусе номер 15. Девушки подпевали старухам:  расцветали яблоки и груши. Водитель до того растрогался, что покинул рабочее место и устремился к памятнику на велосипеде, который он отобрал у латышского школьника.
 - Ej, nu tu, dur;ks, dod veliku atpaka;! – кричал раздосадованный пуйка, заправляя шерстяные носки в шорты.
 -  Атвайнойет-пиедодиет,  nakam; pietura „Uzvaras Piemineklis”, - выдал вслед новый водитель велосипеда.
Девушки, допев до фразы про Катюшу, покинули общественный транспорт и пошли ногами. Подружки прогуляли занятия даже не потому, что спешили возложить гвоздики куда надо, а потому, что на площади победы еще в прошлом году обещал выступить кумир молодежи, рок-идол Джаред Летов. «Не то, чтобы фанатки, но нравится» - вспоминали девушки клип на песню «Красное Варенье», где Джаред, с окладистой бородой и в черных рукавицах, из-под которых сочилась синяя венозная кровь, мчится на черной BMW по ночному Кенгарягу, пытаясь оторваться от ce;u полиции, смотрит на фото своей любимой и на остатки красного варенья на кожистых сидениях. 
Приближаясь к памятнику, все громче и жалобней слышалось: «Росссииия, Рооссссииия». На девушек двигался косяк из 15-летних молодчиков, упитых пивасиком, которые скандировали: «Спасибо деду за победу!» Девушки переглянулись и рассмеялись: дедушкам этих юнцов, по самому грубому подсчету, должно быть не больше 60 лет, что означало – они, максимум, могли победить черный тюльпан в Афганистане, но никак не красную гвоздику.
Выжившие ветераны утопали в анемонах и лютиках, но были там и гвоздики, конечно. Попытаемся разобрать психологию: ведь, если кто-то победил, то кто-то, соответственно, и проиграл. То есть, у тех, кто проиграл, в этот день, по идее, должны были отбирать цветы? Герань, фикусы, настурцию, или?
 - В этот день наши предки сражались. Мы должны знать, мы должны помнить... , -начал свою речь со сцены мэр столицы Гнило Кушаков, - я смотрю на всех вас молодых и вспоминаю себя..., когда я также... мм..., простите, зубная боль...
 - Иными словами, мы победили! Ура!
 - Здравия желаем, Гнило Кушаков! - отозвалась расхристанная толпа.
 - А теперь слово божье от митрополита Сергия Рижского,- отмазался Гнило.
Как только на сцене показался богоявленный Сергий, все, от мала до велика, поспешили перекреститься, кто как умел.
 – Братья и сестры, 16 веков подряд в горной Палестине плачет тело Христа о погибших в этот день. Мне был знак, что нужно продолжать в том же духе, плачьте, громче и горше, чтобы тем, кто сложил свои тела, спалось слаже. Аминь, - служил публичный молебен Сергий.
Тем временем, в кустах парка Аркадии кутили гопники. Пацанчики организовали несколько клубов по интересам: вон там, у дерева, двое захлебывались песней Цоя «Группа крови на рукаве», другие же ребята на скамеечках спорили до крови - чей дед больше победил:
 - А мой дед немцам в каски срал!
 - Хаах, Zmej, мой дед сам немец! Ой...
 - Рукаве, рукаве..., - подумал про себя туповатый студент Григорий, справлявший нужду позади в кустах, недалеко от компании.
 - Эй, ты! Нифер! - соскочили с кортов пацанчики, обрадовавшись случаю (вот, психология) проучить школоту, а, возможно, и отжать приемник.
 – Ты что, ссышь? 9 мая?! Ты че не знаешь, какой сегодня день? Мы победили, а ты ссышь! Zmej, держи его! – пацанчики ринулись в кусты.
Хватаясь за штаны, Григорий убегал вниз по лестнице в направлении сцены, где уже происходил саундчек Джареда Летова:
 - Саша, я не слышу синтИзатор, ты опять йонику притащил?! - сказал Джаред в микрофон, думая, что его не слышат.  «Фу, ****ь, жуки», - Джаред обильно мазался красными вареньями: малиной, клубникой или смородой, имитируя кровоподтеки, подчеркивая тем самым эмоциональность своей музыки, отчего в весенне-летнее время со своих опэнэйров он часто уезжал на атре палидзибе, потому как его сплошь закусывали насекомые. Настроив в унисон гитару и йонику, Джаред поспешил уйти за кулисы, пообещав скоро вернуться. Предварительно, стоя лицом к публике, он чувственно погладил бороду, да так хорошо, что все девушки на площади включая Катю и Лерочку, приняли это на свой счет и ахнули.
На сцену вышел лидер либерально-анархической партии Латвии (ЛАПЛ) Илья Безумин. После каких-нибудь аплодисментов, прочистив глотку заговорил с народом:
 - Серьезно, друзья мои, мне нечего добавить после таких маститых ораторов. Планы - это ***ня, главное идея! Голосуйте за ЛАПЛ, виват!
Люди обрадовались и закричали:
 - ***ня! Война! Победа!
Взревели гитары и йоника, загремел барабан. Джаред Летов, разбрызгивая смороду, с белой гитарой наперевес, скрючившись курткобейном, выбежал на сцену:

Этот день победы!
Творогом пропах!
Это – праздник,
Ленточки в штанах! Е! Ооуо, - вертя стойку микрофона, бесновался кумир молодежи. Девочки, переминаясь с ноги на ногу, мелко кивая головами и опустив веки с черной подводкой, шевелили губами без звука, делая вид, что знают слова. На втором припеве под коронное «оуо» ДжЛ дали праздничный салют. ДжЛ сильно нравился себе.
Сюрпризы сыпались как из рока изобилия: высоко над статуей павшим воинам завис пассажирский вертолет, из которого нежданно-негаданно вывалился в военном форме и оранжевом плаще типа «праздник» парашютист. Джаред театральным жестом сделал в сторону посланника небес, указывая на огромный полыхающий на полнеба григорьевской раскраской парашют, который медленно начал опускаться на статуи; сам же посланник достал из-за плаща автомат ППШ и начал без разбора палить по толпе, выкрикивая что есть сил «Виват!». Купол парашюта, приземлившись полностью, поглотил архитектурный ансамбль площади победы. На следующий день, специально облученные люди по приказу Гнило Кушакова, разбирая весь этот ужас, под тканью парашюта обнаружили совершенно другой памятник – гораздо лучше и красивее.


Действие первое, романтическое

Он часто думал об ускользающих запахах, заворачивая цветы в бумагу. Вот, еще один запах пронесся мимо него и растворился в смрадном воздухе торгового центра "Jubilejs". Игорь любил свою работу, а также он любил обеденный перерыв и девушек, что с иронией улыбались ему, завидя его при службе. Флористика занимала в сердце Игоря первостепенное место богопоклонения; он свято верил в то, что делает чрезвычайно важное дело для общества. Но еще больше он любил свою зарплату.
 - Ну, сколько ты можешь назвать мне профессий, полезных обществу? - каждую пятницу спрашивал Игорь своего туповатого друга Григория.
 - Эээ…
 - Вот, и я о том же. Да еще и за такие деньги!
“Jubilejs” ничем не отличался от остальных торговых центров города, но Игорь был убежден, что это место чем-то особенно. Это был отдельный маленький мир, здесь даже были свои улицы или “кварталы”, как прозвал их Игорь, здесь были свои жители и порядки. И, что самое главное, у каждого было свое особенное предназначение. Игорь работал почти без выходных, ему было необходимо поддерживать свой бюджет строго согласно кривой “приход-расход”. К тому же, мысль о том, что какой-то недомерок выполняет его общественно-полезную работу, сводила его с ума. В результате, вместо заслуженного отдыха, выходила только злость и усталость. Казалось бы, каждый герой рабочего класса заполняет пустоту незатейливыми алкогольными развлечениями, но к Игорю это не относилось, он был “чертовски крепкий орешек” по замечанию Григория. На самом же деле, у него была тайная страсть несколько иного характера, но об этом после.
В один из счастливых рабочих дней, он заметил ее. Она неспешно осматривала витрины многочисленных магазинчиков, расположенных по обе стороны его “квартала”. Она была прекрасна. Игорь начал нервничать, ведь еще несколько секунд и она заметит его – видного общественного деятеля.
 - А вдруг подойдет?! – психовал Игорь. Эта мысль была подобна молнии, так же стремительно она ударила его, появившись невесть откуда. Время замедлилось, Игорь наблюдал за ней как парализованный. Внезапно, его беспокойство смешалось с несколькими фантазиями, другая же его часть пыталась собраться с мыслями. Ее движениям была свойственна непредсказуемость, но, в тоже время, они были пластичны и грациозны. Проводи Юбилэйс конкурс красоты, она бы смело претендовала на титул нервной балерины супермаркета. Завороженный, ковыряясь в локтях, в полном беспамятстве, он обнаружил себя под прилавком, когда сверху послышался голос:
 - Лабдиэн! Я вас видела, выползайте!
Игорь схватился за лейку. Вне всяких сомнений, это была именно она.
Проанализировав, что положение не совсем выгодно для знакомства, Игорь начал было ползти дальше. Его стратегический ум жаждал спрятаться за желтые герберы. Сверху донесся недовольный возглас:
 - Хотите обедать – вешайте табличку. Не понимаю я этого нашего обслуживания, ну совсем не европейское!
Все еще держась за лейку, минуя заросли из ромашек и кривые красные розы, он уже почти дополз до желтых герберов, как вдруг врезался в мешок.
 - Ха-ха! Вы параграфом мешок порвали! - без малейшего стеснения, от души и очень громко смеялась незнакомка.
Игорь с горечью осознал всю трагедию своего комичного положения, он встал и начал ковырять что-то в кассе, изо всех сил стараясь изобразить важный вид. Бежать было некуда.
 - Вы такой смешной! - продолжала смеяться незнакомка.
Игорь потупил глаза, он перематывал чековую ленту с одного пальца на другой.
 - Пожалуйста… - кое-как выдавил он из себя, желая как можно скорее дать понять, что он здесь, и к услугам клиента. Слегка успокоившись, но с выражением самой искренней радости, незнакомка поспешила обратиться к продавцу:
 – Так сложно выбрать! А как вы думаете, какие цветы мне к лицу?
Игорь закончил с чековой лентой, быстро поднял глаза и впервые увидел ее вблизи. Это была молодая особа, не более 23ех лет, среднего роста и действительно привлекательного внешнего вида. На аналоговом теле размещалось приталенное платье типа “скоро лето”, цвет которого был составлен из красных, на черном фоне, лепестков мака. Белые же пробелы между красным и черным завершали всю композицию. На сияющих ногах с чистыми пятками красовались кремовые туфли. Длинные черные волосы по пояс отражали свет дневных ламп и превосходно сочетались со смуглой кожей. С детской улыбкой, она уверенно и внимательно смотрела ему в глаза.
 - Я думаю, что вам могут подойти розы… - растягивая слова, с самым серьезным выражением лица промямлил Игорь. Незнакомка тоже сделалась серьезной, правда, только на пару секунд, в которые она разглядывала предложение продавца; после чего, едва сдерживая смех, с чувством произнесла: «Да они же кривые!»
Игорь снова взялся за ленту, на этот раз перематывая ее еще быстрее, скрыть волнение было невозможно. «Предложить ей желтые герберы? Или белые гвоздики? Думай!» - вертелось у него в голове.
 - Вам к лицу каллы, - прозвучало из-за спины прекрасной незнакомки, прежде чем Игорь предпринял новую попытку. Мнение принадлежало молодому человеку высокого роста и худощавого сложения, с виду лет 20ти. В светло-голубых джинсах с легкими потертостями, красно-белых кедах и расстегнутой бежевой куртке с погонами, из-под которой выглядывала желтая майка с изображением ножниц,  с отсутствующим видом и стопкой помятых листков А4го формата в правой руке, он ожидал продолжения очереди. Создавалось впечатление, что волосы его медленно блуждали по  поверхности головы, и в какой-то момент просто замерли. Синяки под глазами явно выдавали пренебрежение здоровым сном. По глазам читалось, что молодой человек на грани.
Незнакомка повернулась к молодому человеку, и хотела было что-то сказать, но, заметив, что он на грани, - промолчала.  Без единого слова и в легком замешательстве, она расплатилась за каллы и ушла. Игорь стоял как вкопанный, он уловил запах калл. Наконец, дождавшись своей очереди, человек на грани подступил к прилавку со словами:
 - Заверните мне по одному цветку каждого сорта.
 


Действие_2

Вечера становились все теплее, угрюмые прохожие все больше спешили одеться по-летнему, в то время, как Игорь оставался самим собой. Вот уже как неделю, по дороге домой после работы он останавливался по центру замитанского моста и несколько минут мечтал. Со стороны могло показаться, что он делает вздох ладоней или просто зевает. Тогда как на самом деле, это были минуты самого настоящего отчаяния. С тех пор, как он впервые увидел прекрасную незнакомку, он мог думать только о ней.
Разглядывая трещины в тротуаре, с бессменным рюкзаком военной раскраски поверх голубой рубашки, в задумчивости он приходил домой. Игорь снимал маленькую комнатушку на улице Лачплеша. Передвигался Игорь пешком, дорога занимала примерно 30 минут. Он не пользовался общественным транспортом с тех самых пор, как однажды, убегая с другом Григорием от бабушки контролерши, чуть не умер.
Как всегда, первым делом дома он бросал рюкзак на пол и включал ноутбук. Но сегодня на душе было настолько тоскливо, что прежде чем проверить facebook, он залез на youtube и включил популярный клип Джареда Летова на песню «Красное Варенье». После душераздирающего клавишного интро, заревели гитары и Джаред Летов запел:
 
Мы вляпались в дерьмо,
Я не могу уйти,
Потому что очень люблю тебя, детка!
Ври красивей, отрицай и забей!
Ври красивей, ври красивей, ври красивей, красное варенье!

Дальше - facebook. Но кроме Григория, поделившегося ссылкой на смешной комикс, сообщений сегодня не было. Игорь сделал Джареда Летова тише и вбил в адресную строчку браузера “rus.delfi.lv”. Здесь он был известным комментатором, и, хоть по паспорту - Игорь Тугоплав, конечно же, инкогнито – “Mad Randy”. Мэд кликнул по своей любимой колонке – «ЧП и криминал». Новости в этом разделе активнее всего комментились, изобилуя кровавыми, подчас придуманными, подробностями, и вот уж где можно было поднасрать так поднасрать. Мэд Рэнди расстегнул ремень, хлебнул энергетика «Ультра-Разгон», щелкнул костяшками, Ф5, ии... вот оно, красава...:

17-летняя школьница свела счеты на Вантовом мосту

23ьего мая, ученица 11ого К класса 86ой рижской средней школы, Инэса Брумс, минуя полицейский патруль, который кинул все силы направо, залезла на ванты и сбросила себя. Это уже 44ый случай удавшегося суицида за последний месяц. Стоит заметить, что в таком потоке суицидников, Инэса сумела выделиться нарядом и флагом. Она была одета в свадебное платье, за поясом у нее был нацистский флаг-флаг и постер с Джаредом Летовым в полусидя. Размахивая на вершине флагом и прижимая портрет к низу живота, Инэса Брумс выкрикнула со слезами на глазах:  «Почему я не могу уехать в Германию, если мне только 17 лет?!»  После чего она приклеила на жвачку постер к мосту на уровне губ, поцеловала кумира молодежи и бросилась вниз.
Ситуацию прокомментировал школьный психолог, Иванс Рохлягс:
 - Инэса была трудным ребенком из неблагополучной семьи. Отец-алкоголик, а мать – простая швея. Духовным развитием ребенка никто не занимался, и я их неоднократно предупреждал, что увлечение современной упаднической музыкой сведет ее в могилу. Я пытался наладить контакт с Инэсой, чтобы помочь  ребенку справиться с навязчивыми состояниями, которые были вызваны ее неоправданным желанием переехать в Германию, но Инэса проявляла немотивированную агрессию -  она била меня.
Мэр Риги Гнило Кушаков и митрополит Сергий Рижский на совещании за закрытыми дверями храма вынесли новый законопроект, согласно которому, было не известно что.

Мэд Рэнди, отхлебнул для разгона и надолго задержался на фотографии Инэсы, где она казалась такой счастливой, что он даже покрутил яркость монитора и, быстро кликнув на кнопку «добавить комментарий», наскоро застрочил:

«Какая прекрасная девушка, а виноваты, конечно, все. Вот этот психолог (наверняка, педофил) обвиняет родителей и ДжЛ, а вот никто не задумывался, за что била школьница уважаемого психолога? А куда смотрит Гнило? Самые прекрасные девушки покидают Латвию, а те, кто помладше – в безысходности. Про Сергия ничего не скажу, и так все все знают. ЗЫ: Скажите, убиваете ли вы что бы себя спасти, скажите, убиваете ли вы чтобы доказать свою правоту? Падай и разбивайся, гори оно огнем.  Джаред Хой»
 
После чего, пробежав глазами по остальным комментам и убедившись в том, что его высер самый едкий, Мэд переключился на следующую новость в разделе «Наука и Исследования» - «За жуков в формуле урезали пенсию метафизикам-льготникам».




 

Действие_3

- Ха-ха-ха , ну и задрот, все проще, чем я думала, - смеялась Катя выходя из т/ц Юбилейс,  – еще пару раз купить по гвоздике и я у него дома. « Каллы мне к лицу? Хипстер!» - выругалась Катя, засовывая цветы во вращающуюся дверь.
Катя открыла пудреницу, проверила макияж и, удовлетворившись увиденным, поставила себе плюсик в блокнот. В ее понимании, дух Льва Журавеля уже парил над ней. Какое-то время назад, Катеньке открылась тайна: путь к богатству, власти и вечной личной жизни начинался из квартирки на улице Лачплеша, где проживал продавец цветов. Нужно было всего лишь попасть в эту квартиру в 23:59 любого дня и прочитать вслух полное собрание сочинений поэта-мистификатора Льва Юрьевича Журавеля, включая оглавление, предисловие и примечания. На возможную встречу к поэту надлежало явиться с естественно бледным лицом. Катя была девочкой неглупой и понимала, что профессия менеджера по тутуризму не обеспечит ей необходимого уровня дольчевитости. Она пробовала мужиков, которые давали ей и то и это,  начиная от того до этого, но лишали свободы досуга. Катенька любила кутить, как и ее прабабушка Агрепиана, от которой в наследство ей достались не замечательные парики из настоящих волос, которыми теперь украшала головы Катина мама, но полное собрание сочинений Льва Юрьевича, на первой странице единственного тома которого была надпись, сделанная рукой Агрепианы Игнатьевны: «Любимой внученьке Катюше. Май, 1971 г.. Не давать в пользование до мая 2012ого.»
Стихов Катя не понимала, и ее хватило только на то, чтобы прочитать места, подчеркнутые бабкиной рукой, в особенности там, где было выведено: «Катька, смотри.» Катька посмотрела, и то, что ей сначала показалось старческим маразмом, в конце концов превратилось в одно четкое послание:

«Шагай по трупам, зайди во двор, улица Лачплеша, пятый дом, этаж иной, звонок и финиш, дверь открывай ногтем-ногтем. Ступай скорей, как только одна минута отделит день сущий от грядущего и отбели лицо как кафель, глаз не жалея все страницы пролистни, и прочитай и оглавление, и текст, и то, что снизу. Коль явится Льва мертвый лик, ты не пугайся, а проси. Авось, исполнится. Стакан верни.»
 
Катя не очень верила в эту лирическую чепуху, но делать было нечего, а работать в бюро тутуризма Катя не хотела. Ничего, сейчас она окрутит этого цветочника, заживет не хуже всех, а то и лучше. Метод «мужик» в последний раз дал трещину: мужик устроил русскую свадьбу в Германии, и Катя, продав часы из золота, квартировала с подружкой по тутуризму Лерочкой в Солитуде. Лере от мамы по скайпу из Ирландии передался особый дар – видеть мертвых людей на кладбище. Так они и жили.



Действие_4

Гнило Кушаков торопился на встречу со своим идейным компаньоном и по совместительству духовным наставником, Сергием Рижским за консультацией как победить на выборах. Скажем, ситуация такова, что вот сейчас вот, накануне выборов в президенты, лидирует либерально-анархическая партия  ЛАПЛ с ее кандидатом Ильей Безуминым. Безусловно, это не могло не беспокоить Гнило, который хотел, чтобы все было по-старому, и на публичных выступлениях, подчеркивая консервативность, для пущего антуража вставлял челюсть и улыбался. Люди видели это и верили в прошлое.
Встревоженный до неузнаваемости, он мчался по Краста в замаскированном под обычное такси бронемобиле. За рулем был двурукий, полностью функциональный, отобранный в рамках секретного проекта «сотрудник-водитель типа таксист» граф. Сопровождая высокопоставленного чиновника, следом ехала маршрутка быстрого реагирования номер 220 Плявниеки-Кафедралка, набитая доверху Альфой Центаврой.
Дабы не привлекать внимания общественности, Гнило достал из спортивных штанов бабкин платок, и ловко повязав его, вышел из такси под ручку с внучком вроде трансэкзгумационированногошеговося сотрудника типа «бывший водитель». Не отличаясь от регулярных прихожан, они свободно вошли в храм, неумело перекрестившись у входа. В этот час, Сергий в одиночестве отпускал грехи на алтаре, бабки спокойно бились лбами об иконы, пытаясь уверовать, и не мешали священному действу. Гнило подтянул спортивные штаны: это был знак. Сергий сразу все понял и, набожно кивнув, направился в тайный купол. Гнило последовал за ним. Снаружи тайный купол кафедрального собора ничем не отличался от остальных (священная позолота), изнутри же, он был оснащен новейшей разработкой секретного отдела ВЭФа. Новая модель радиоприемника позволяла зреть сквозь стены. Таким образом, избранникам народа был открыт прекрасный обзор на столицу. Сняв платок, Гнило спросил Сергия:
 - Чем у тебя здесь пахнет?
 - Сандалом-мандалом, - медитативно отвечал Сергий.
 - Мм, а я думал ты паял...
Сергий действительно там что-то паял, но успел спрятать паяльник за рясу.
 - Сергий, мы знаем друг друга с детства. Ты выбрал Бога, а я народ, но не о том речь. Мы выше и только мы знаем как нужно.
 - Истину молвишь, сын мой.
 - Какой сын? Мы одного года рождения, ты что несешь? У Безумина сейчас все шансы победить на выборах, он организует какие-то акции, а мы что? - занервничал Гнило.
 - А слыхал ли ты, сын мой, о ведическом православии? Древняя Российская Империя, которой 100000 лет, простиралась по Тихому океану от Польши до Палестины. Женщины получали невероятный кайф и здоровье, когда их мужчины в летаргии дышали им в затылок.
 - Ну ты дебил! Если Безумин станет президентом, ты тут же лишишься своего купола, лапловцы переоборудуют кафедралку в банный комплекс, я видел проект! А тебе оторвут бороду и поедешь ты просто на базар в Латгалию, понял?! - засунув руки в спортивные штаны и резко кивая головой, стращал одноклассника Гнило.
Сергий, представив Латгальский базар, схватился за бороду и оставил свои православные бредни.
 - Фигово, коньячку? Безумин опасный враг, но мы не должны забывать, что Бог на нашей стороне. Однажды, Святой Афанасий пришел к схимнику Феоктисту с таким же вопросом, как и ты ко мне.
 - Чего? С каким вопросом?
 - Не перебивай! Так вот, Афанасий не понимал почему. А Феоктист ему объяснил, что Бог все видит и сам все уладит. Не людское это дело.
 - Вот всегда ты так! - расплакался Гнило и выбежал из купола, наскоро криво натянув платок, он, утирая слезы, расталкивал бабок и рвался к поджидавшему его «внуку». 
Сергий, наблюдая как взрослый мужчина в бабском платке под ручку с каким то дегенератом садится в такси, спокойно отпивал коньяк и затягивался гаванской сигарой с легкой усмешкой: « Бог в помощь, Гнило.»


Действие_5
 
Илья Ильич Безумин аккуратно расчесывал длинные седые волосы: через час ему надлежало предстать пред народом с предвыборной речью. 35 лет борьбы на политической арене не прошли незаметно для его характера: он стал строже, в плечах шире, в ногах уже, в усах ярче.
В свои 63 года Илья Ильич все чаще стал замечать, что у него есть и деньги, и слава, и в Германию он может себе позволить летать первым классом хоть каждый день. Но не хватало одного, он хотел устроить для каждого жителя страны праздник, чтобы не только он, но и все были счастливы.
- Илья Ильич , - жалостливо забормотал дворецкий,- ну Илья Ильич, опоздаете…
- Да иду я, иду! - отмахивался Безумин, одной рукой застегивая фрак, а другой инсталлируя на голову свой любимый низкий цилиндр с прогнутыми полями.
К обедне свита ЛАПЛ на блестящих мотоциклах (на одном из которых был и сам Илья Безумин), минув Джаглу, направлялась в модный микрорайон Плявниеки.
В этот ясный, солнечный субботний день казалось, что все обитатели Плявков и соседних районов собрались на площади перед Талавой. Народ жаждал узреть ЛАПЛ live. В основном здесь зевали пенсионеры, домохозяйки, но так же была представлена и молодежь, среди которой - Игорь Тугоплав, отстаивающий перед другом Григорием свою точку зрения относительно конца света:
 - Погода в мае говно, это все американцы испытывают свое оружие перед началом конца света.
 - Эээ… ты не прав, - отвечал Григорий.
С крыши Талавы неизвестный пенсионер во всю глотку закричал “Виват!”, указывая в сторону улицы Сахарова, по которой, вея сине-желтыми флагами, мчалась свита. Толпа заметно оживилась: через минуту все рукоплескали, встречая Безумина. Илья забрался на крышу и, успокоив толпу резким поклоном, начал свою речь:

 - Неизбежное падение цен на правду приведет к новому мировому финансовому кризису, что, безусловно, в условиях современного кощунства, коснется и нашей с вами отнюдь немаловажной страны. Граждане и не очень, программа нашей партии расстилает спасение в каждую хрущевку. А именно, в первую очередь мы обязуемся увеличить показатели, да! И здесь я имею в виду не менее пяти килограммов индульгирования на душу населения в год. Ребята, вы устали от дебилов на улицах, что присутствуют в разбросанных количествах и в скоплении на 9ое мая и Лиго? Мы - тоже! Мы учредим специальную комиссию по сокращению населения, нашими профессорами уже разрабатывается интеллектуальный подход. Граждане и не очень, в нашей вяленой стране много проблем… у нас в штанах много решений, пора действовать. Спасение будет, ваши дети будут купаться в чистых лужах! Радуйтесь, вальсируйте! Виват!
 - Виват! Илью Безумина в президенты! - захлебываясь восторгом, отвечала толпа.
Григорий плакал от счастья, для него это был праздник. Игорь хотел было что-то сострить на столь откровенную речь, но постеснялся, про себя подумав:  «Ничего, за дело сегодня вечером возьмется Мэд Рэнди.»

Действие_66

Лерочка, в длинной юбке света “здравствуй-тихий-океан”, белой майке и кроссовках, бежала через старую Ригу к кафедральному собору. Она загорелась новой идеей и жаждала как можно скорее увидеться с бывшим другом по тутуризму. Минув последний светофор на красный цвет, Лера остановилась перед прекрасным храмом и поцеловала золотой крестик. Хоть снаружи и казалось, что в 3 часа ночи кроме жуков и Бога внутри храма никого нет, это было совсем не так. Сергий Рижский, утирая пот со лба рясой, беспощадно жег канифоль, готовясь взяться за следующее звено микросхемы, в то время как некий субъект в желтой майке с изображением ножниц, внимательно копался в разбросанных на алтаре механизмах. Оба они были полностью поглощены работой, так что не сразу услышали, как кто-то отчаянно бьется в двери храма.
 - Ондрей, кого там черти принесли? Сходи, разведай, только осторожно!  - распорядился Сергий, накрыв паяльник и что-то другое иконами, подальше от возможных любопытных глаз, да и просто от греха подальше. Андрей лениво поднялся с пола и медленно направился к парадной. За дверным глазком он увидел бывшую подружку по тутуризму.
 - Ондрей, ну кто там? - закуривая сигару, полюбопытствовал Сергий.
 - Лерочка.
 - Ондрей, пущай войдет, а то снова всю ночь будет биться за дверями, а то и храм осквернит как прошлой зимой. Да только не долго, работы еще на всю ночь, - сказал Сергий и, подобрав паяльник, отправился в купол.
Едва лишь Андрей приоткрыл дверь, как в нее просочилась радостная Лера и, по-детски заигрывая, тут же спросила:
 - Ой, а чем это у вас тут пахнет?
 - Сандалом.
 - Ааааа, а я думала, вы паяли! - улыбнулась Лера,- ну, что тут у вас интересненького?
 - Зачем ты пришла? – нахмурился Андрей.
 - Ну, всего ведь сразу не расскажешь, - осматривая росписи на потолке, начала Лера, - хотя и хочется. Хочется чего-нибудь увлекательного. Вот, к примеру, помнишь, как ты на лекциях по тутуризму рассказывал нам о своей теории НПЧС? Я тогда девушка была доверчивая, и не по уму, а по призванию честно пыталась разобраться во всей этой ерунде. Самым сложным было понять постулат “Альфа-13” как помню…  А вот постулат “Опиум-25” до сих пор не разберу. Ведь эмульсия - это смесь двух или более нерастворимых веществ, так? Тогда получается, что вся теория НПЧС - это вроде эффекта домино, так?
 - С эмульсией верно, - устало начал отвечать Андрей, - но весь парадокс постулата “Опиум 25” в том, что первичная реакция никогда не бывает однозначной. Если и рассматривать теорию НПЧС как эффект домино, то вся идея этой иллюстрации будет состоять в том, что между костяшками постоянно мелькает невидимый кумулятивный заряд, создаваемой личным “энергополем” игрока. Куда он ударит – заведомо просчитать практически невозможно. Именно этот заряд определяет характер поведения всей системы и конечный результат. Но при положительной конечной реакции становятся возможны условия для НПЧС, не более. 
 - Ну, в таком случае, теория НПЧС это скорее флюктуация, чем вероятность.
 - Нет, флюктуация ощущается только во время игры. Само же состояние НПЧС еще очень мало изучено, что бы говорить о чувствах.
 - Это интересно! А что это у вас там под иконами?- заискивающе вопросила Лера.
 - Ничего. Ты не улавливаешь многих деталей, как и тогда на лекциях по тутуризму. С другой стороны, может все дело в гендерном факторе…
 - Давеча мы тут с Катей ловили одну многоногую тварь на кухне. Не знаю, как у него было с гендерном вопросом, но было очень увлекательно! - снова заулыбалась Лера.
 - Смешные твари в Солитуде , - стирая пыль с иконы, произнес Андрей, - не нужно тебе НПЧС, Лерочка, - и, на несколько секунд задумавшись, добавил: «Так зачем ты пришла?»
 - Хочу влюбиться... - серьезно произнесла Лера.
Услышав это, Андрей даже на секунду отлип от икон и чуть было не рассмеялся, но быстро пришел в себя и, попросив Леру подождать, взяв с нее обещание ничего не трогать, устремился к винтовой лестнице. Через 12 минут, довольная Лера с черным свертком неизвестного содержания под мышкой, уже хотела переступить порог храма, как вдруг ее остановил, взяв за руку, Андрей:
 - Не забудь, что половина серотонина – моя.



Действие_7

Катя зашла в квартиру, вся довольная как вымпел. У нее имелся повод для такого внешнего проявления внутреннего света. Сегодня наступила «красная расплата». Это был тот первый день, когда радость от того, что не залетела была сильней, чем подступающая боль. На шее у Кати был ошейник из чистого изумруда - свидетельство грамотно некогда сыгранной схемы «мужик». В руках Мартини Насти и учебник по скорочтению.
Катя застала Лерочку в коридоре, она сидела на корточках и заворожено смотрела на работающую микроволновку. Губы ее бесшумно шевелились и Кате послышалось, что она говорила: «Свет-Гесвет-О-Суши».
 - Привет, дорогая, - обратилась она к Лере.
 - Привет. Ноги вытри, - отозвалась Лера.
 - Я же только из машины, туфли чистые.
 - Ноги грязные, смотри пятнами зелеными пошли.
 - Это изумруд играет! – оправдывалась Катя, но, на всякий случай, провела руками по ногам, - что ты там бубнила, когда я зашла?
 - Свет Гефеста, осуши, - расшифровала Лера.
 - Че?
 - Так, ничего, кроссовки сушу.
 - В микроволновке?
 - Да.
 - С ума сошла? А потом туда попкорн?
У Кати в сумочке заорало: «Тыыы скааазка в моеей жииизниии»:
 - Алё.
 - У нас сегодня пати.
 - С Лерой.
 - Потом в Rай.
 - Он в Германию уехал, сказал, что я слишком красивая для него.
 - Чмоки.
Лера крутила в руках Мартини Насти:
 - Что празднуем? Победу над здоровьем?
 - Неа. Дело есть, - поведала Катя, снимая глаза и губы молочком.
 - Выкладывай, - заинтересовалась Лера, вытягиваясь по стенке лотосом.
 - Короче, есть мальчик один. В Юбилэйсе работает. Ничего особенного: джЫнсы с базара, афтэшэйв Олд Спайс, стрижка полубокс, минималка. Нужно его склеить, - выдала Катя, подковыривая пробку ногтем с гелишем.
 - Благотворительность? – поддела Лера с невозмутимым видом, хотя ей было любопытно, чем таким несчастный с минималкой мог впасть в поле обработки оттюнингованной Кати.
 - Шутишь? Я же говорю дело.
 - Какое? Думаешь, он сможет закрутить нам кран? Было бы неплохо, вся кухня плавает, не зайти.
 - Бери выше, - пробулькала Катя через пузырьки Мартини, - я хочу к нему домой!
На это раз с пузырьками не справилась Лера:
 - С какой такой благородной целью?
 - У него есть то, что мне нужно, - аккуратно сказала Катя, не собираясь выдавать тайну, - только не спрашивай что, мне стыдно.
 - Боже упаси, - покраснела Лера, - а что за план? И как я тебе могу помочь? Хочешь к нему домой, одень комбинезон «хочу замуж» и вперед.
 - Все сложно, я говорю, там олд спайс и джЫнсы, а, да, и рюкзак еще. Он скорее всего, книжки читает. С ним надо говорить об умном. Ты знаешь, говорить – не мое, я делать люблю.
 - Так. Хорошо. Я поняла. Мне захватить Омара Хайяма?
 - Нет, вдвоем пойдем. Иностранец? Где выцепила?
 - Иранец. Умер.
 - Омфг.



Действие_8

- Потому что я умная, а он мужик! – тоном, не терпящим возражений, доносила до Леры свою мысль, Катя.
 - Какой он мужик, ты говоришь у него рюкзак? – не поверила Лера. Катя зависла. Девушки приближались к Зиеду Парадизе. Катя была облачена в лучшую версию своего «комбинезона» «хочу замуж»: велюровую безрукавку с голой спиной, намек на юбку и греческие сандалии на высоком каблуке. Лера же делала ставку на intellectual looks: на ней были потертые узкие джинсы, ажурный свитер крупной вязки, спадающий с одного плеча, на шее красовались деревянные бусы, а на них – якорь, а еще кожаный шнурок с черепаховой лапой, которую она экспроприировала на уроке биологии в 9ом классе. Ансамбль дополнял хоум мэйд джинсовый бэг, из которого она у входа в магазин по плану собиралась достать книжку Вильяма Блэйка “Marriage of Heaven and Hell”.
 - Припудрим носик? – спросила Катя, увлекая Леру за собой в WC.
 - Да, есть кое-что, - согласилась Лера.
Девушки зашли в туалет, Катя достала помаду и обновила губы, Лера огляделась по сторонам, и, убедившись что никто не помешает таинству, открыла все краны с холодной водой и закричала:
 - Здравствуй, красавица, умой меня, чтобы я была сегодня красавица!
 - Че? Чтобы ты была сегодня красавица, возьми мой максфактор и сделай глаза, - настояла Катя, расхохотавшись.
 - Я уже сделала. Смотри – стрелки.
Рефрешнутые девочки подходили к магазину, они специально рассчитали время так, чтобы поспеть к закрытию. Сквозь стекло было видно как горе-продавец, вздыхая, считал деньги и выручку, видимо уже не в первый раз. «Ну, или не надо», - отчаивался он, сбиваясь на счетах.
 - Его так жалко, потому что он тааакой жалкий, - вырвалось у Кати.
 - И правда, с рюкзаком, - довольно отметила Лера, переворачивая книжку так, чтобы было видно название.
Подружки зашли в магазин, и Катя сходу выпалила:
 - Привет. Хихихихих.
Игорь сразу узнал этот голос, он повернулся и сделал жест руками, как будто он или летит, или плывет. Насколько это было возможно, он синхронизировался:
 - Постоянным клиентам – скидка! Лудзу, - пытаясь быть как можно больше европеизированным, скидывая рюкзак под прилавок, выдал Игорь.
 - Как здорово! Мы идем прабабушке цветы на могилу, вот решили к вам зайти. С подружкой, - объяснила Катя, - что берут для могил?
 - В этом сезоне хорошо идут с корнями. Герань, астрахань, люциферы, бархат, агонии вот, возьмите,-в бреду перечислял Игорь.
 - С корнями – это практично, и еще – они живые. Люциферы, говорите? - спросила Лера, вытягивая книгу перед собой.
Продавец смутился, увидев Вильяма Блэйка, и тут же вспомнил фильм Дэдман с Майки Деппром в главной роли. И саундтрэк. Это немного расслабило.   
 - Агонии еще хорошо. Вам пойдут.
 - Какие красивые, сииниие. А как их сажать? – не отступала от плана Катя.
 - Во-первых, вам понадобится гумус до 90%, во-вторых, не обойтись без специального набора «рой-сажай», ну, а в четвертых, наконец, все хорошо полить и закопать получше, - проинструктировал как оказалось по совместительству и садовод.
 - Вы такой прекрасный консультант, а как тебя зовут? – шла к цели Катя.
 - Мэд... Игорь. А вас?
 - Ой. Я – Екатерина, а это – Лера.
 - Очень хорошо.
 - Лер, мне бархаты нравятся, но так геморно их сажать... Ты что думаешь?
 - Постоянным клиентам скидка и посадка бесплатно,- на ходу выдумал акцию Игорь, надеясь провести вечер около Кати.
 - Вау! Клево! Мы возьмем бархаты.
 - И сколько-нибудь агоний, - прибавила Лера от себя.
 - Отличный выбор! Я прямо сегодня могу их закопать для вас! – нашелся Игорь.
 - Супер! Лера, вот это, я понимаю, сервис! Прямо как в Германии.
 - Я сейчас кассу сниму и свободен, на каком кладбище ваша прабабушка?
 - На Покровке, тут, не далеко.
 - Отличный выбор!, - повторил Игорь, снимая кассу с прилавка.

               
---

Скоропостижно подружившись, молодые люди направлялись в сторону кладбища. Пересекая воздушный мост, ведущий от Юбилэйса к Замитанам, Игорь обратил внимание на двоих, веселящихся на рубероидной крыше замитанского центра. Девушка, сидя на карнизе, что-то писала на крыльях самолетов, после чего отдавала их парню, который отрывался от расшатывания антенн, поджигал самолеты от свечи и бросал их в сторону моста. Один из самолетов благополучно приземлился прямо под ноги Игорю. На недогоревшей бумаге можно было прочитать: Kluge ist Niemand.
Спустившись с моста, компания просмотрела фееричное пятничное зрелище: в белом микроавтобусе внезапно открылись задние дверцы, и из них посыпались и полетели широкоформатные листы.  Из машины выбежал мужчина (вероятно, тот самый Антон Босх) и заорал на всю улицу:
 - ****ый по черепу! Лизни тунцов!
«Завтра будет хуже, чем вчера», - отметила Лера про себя, наблюдая городские события пятничного вечера.
Наконец они дошли до кладбища: все цвело и благоухало. По плану, который в деталях продумали подружки по тутуризму, Агрепиану Свирель-Пропащую было решено выдавать за Лерину прабабушку. Лера, якобы соскучившись по родственнице, должна была задержаться на кладбище подольше, цитируя Блэйка Игорю, роющему землю, а Катя, сославшись на то, что ей рано вставать на работу, - убежать на скорую маршрутку.
Катя мерзла и строчила смски, Игорь, на радость себе и постоянным клиентам, копался в земле, а Лера ходила вдоль могил и видела мертвых. Под конец она так запуталась, что не могла отличить мертвых от живых.
 - Игорь, ты так глубоко копаешь! Они не умрут там? Я их вижу мертвыми... Замри, я дежавю поймала! – следовала плану Лера, пытаясь развлечь садовода.
 - ****ец как скучно, давайте про песок поговорим!– не выдержала Катя.
 - Прямо как та несчастная женщина в песке...
 - А вы не читали «Женщину в песке»? – исследовал почку березы Игорь.
 - А чем ты занимаешься, когда не читаешь? Ходишь в Rай? – Катя пыталась говорить о понятном.
 - Нет, не сижу. Я – блоггер.
 - А, ну понятно... Лера – пока, Игорь – увидимся. Мне рано на работу вставать, чмоки, - проламываясь через кусты сирени, Катя спешила на Лачплеша.
Игорь пока что расстроился, но, услышав от Кати многообещающее «увидимся», сдержал слезы и был рад, что хоть что-то произошло. Лера, памятуя о черном свертке и своем желании, поняла, что этот первый встречный Игорь вполне подойдет.
 - Вчера на делфях писали, что Майкл Джексон на самом деле жив, 23 концерта оплачено, а он банкрот. Вот и все, раньше такого не было, - хотел поддержать непринужденный разговор Игорь.
Лера посмотрела на часы: 23:24. Ей нужно было всеми силами не отпускать Игоря как минимум до часу ночи.
 - Интересно, - улыбнулась Лера , - а я слышала, что Джексон - черный комиссар.
Игорь не нашел, что откомментить, но подметил, что закончил с цветами:
 - Я вот посадил, все нормально, - с гордостью заявил Игорь.
 - Как красиво, прабабушке всегда нравились бархаты до агонии, - заплакала и кинулась на могилу Лера.
  Дойдя в своей скорби до экзальтации, отмахиваясь от утешителя, Лерина подкорка выработала необходимое количество серотонина - вдруг стало увлекательно. Черный сверток сработал.



Лерическое действие

Лера зашпаклевала кран на кухне, чтобы ее не затопило, пока она помоет посуду и почистит груши. Серотонин зашкаливал. Первый встречный Игорь поместился со всеми своими манатками у нее в голове и сердце, и все уютнее устраивался там, цепляясь якорями и крючками за драгоценную обивку миокарда. Лера не верила в удачу и 2 раза в день сверялась с рецептом, приколотым зубочисткой к пробковой доске в ванной рядом с табличкой «Time is tickin’out!»:

«Подавать со слезами на глазах» (2 порции)
Главные ингредиенты:
1 мальчик
1 девочка
Дополнительные:
Общая любимая группа
Общий любимый фильм
Общая любимая книжка
Одна случайная и одна запланированная встреча
Подарок-безделушка и/или цветы с корнями
Нетипичный пейзаж
Приправы:
Юмор
Психология
Общие привычки
Сова или мигрень

На рецепте появлялось все больше плюсиков, что не могло не радовать Леру, но все же она недовольно хмыкала, когда понимала, что некоторые ингредиенты не доступны пока на местном рынке. А вот то, что Катя пропала после того знаменательного вечера, Леру вовсе не парило. Она придерживалась версии Игоря, что Катя отбыла в Германию и, вконец расслабившись, выкинула Катино поганое убранство к свиньям. Лера «видела», что Катя в лучшем из миров.
  Полоща посуду, Лера загадала: если помытых чайных ложек будет больше, чем кружек, то Игорь ей обязательно напишет сегодня. Игорь сходил с ума 16 часов к ряду после того, как пропала Катя. Все это время Лера не отходила от него: она причесывала ему волосы и стригла ногти, готовила отвар из ежа и подносила ноутбук с открытыми делфями, но он бы в полном отчаянии: бросался на стены и рычал, и рычал, о, как он рычал! А потом спросил у Леры скайп нэйм и притих. Лера установила новую аватарку – лицо с замазанным лицом, обновила статус - “take me out 2night” и запостила рядышком ютубовский линк на песню “There Is A Light That Never Goes Out”.
Количество кружек превзошло количество ложек, но Лера подыграла судьбе: треснула пару кружек о подоконник, и тут же пропиликал скайп. Это ОН!

Mad_Randy: Привет. Как дела?
Lerra Incognita: хэй )
Lerra Incognita: как гром среди ясного неба
Mad_Randy:  У вас дождь что ли в Солике?
Lerra Incognita:  неа, это фигура речи
Mad_Randy:  А... а как погодка?
Lerra Incognita:  холодно, открываю окно и цепенею
Mad_Randy:  Что? Так май-месяц на дворе! Слушай, пойдем погуляем, я тебе тюльпанов списал на 10 латов! 
Lerra Incognita:  красных?
Mad_Randy:  А как ты догадалась?
Lerra Incognita: я их вижу
Mad_Randy:  То есть? Они же в бумаге!
Lerra Incognita: сквозь стены
Mad_Randy:  Давай в 21.45 на остановке Централайс Тиргус?
Lerra Incognita: гут, си ю
Mad_Randy:  Что?
Lerra Incognita went offline, - выскочило уведомление вместо ответа перед бурномозговым Игорем.
Лера надела «счастливые» кроссовки, нарисовала печальные глаза, и ровно в 10 была на остановке около базара. Ее бросало в дрожь от понимания того, что еще 200 метров – и все – мясной павильон. Она видела Игоря на другой стороне улицы, за спиной у него был набитый доверху рюкзак, в одной руке у него были тюльпаны, а в другой - о, нет, поводок. Игорь заметил Леру и помахал. Чуть позже он понял, что нужно перейти  улицу.
 - Привет, Лера! Как дела? - не изобретал велосипеда Игорь. Собака металась на поводке, громко лаяла и кидалась под ноги Лере.
 - Ничего не изменилось. Холодно. Откуда эта собака? – Лера про себя отметила, что Игорь очень стабильный человек – постоянно задает одни и те же вопросы, контролирует ситуацию, - вот, психология!– радовалась Лера, собираясь дорисовать еще один плюсик к рецепту.
 - Ей надо погулять. Соседи мне платят по 2 лата за выгул. Небольшие, но деньги, - резонно заметил Игорь.
 - А ей не будет с нами скучно? Смотри, какие лужи!– отметила Лера, сильно и давно не любившая собак.
 - Нет, смотри, как она радуется тебе! Каролина, фу! – осадил Игорь пятнистую овчарку, которая собиралась положить передние лапы Лере на плечи, - фу!
 - А ты любишь собак? – пыталась выяснить побольше о любимом Лера.
 - Собака – друг человека. Смотрела кино «Гаурмеш и Снежанна»? Там про собаку и дельфина. Как они дружили.
 - Неа... Не видела. А ты смотрел «Пианино?»
 - Да, у Гришки стоит в коридоре. Ничего интересного.
Лера с Игорем наконец сошли с места и решили пойти по Гоголя в сторону Академии наук. Лера шла сзади за любимым, смотрела ему в ранец и старалась не дышать. Игорь понимал, что  нужно как-то развлечь эту странную девушку и отчаянно вспоминал то, что читал перед выходом на делфях в разделе «Отношения и Дружба».
Игорехе несказанно повезло и ответ пришел из пространства: когда они шли мимо остановки Централайс Тиргус со стороны базара, проехал 15ый троллейбус и провода мелодично заиграли неслучайной музыкой. Игорь вспомнил, что читал об этом эффекте контактной сети в разделе «Транспорт и Жизнь»:
 - Лера, а ты знаешь, что в Риге есть всего два места, где при переносе троллейбусной штанги с одного троса контактной сети на другой издается такая мелодия? – ввернул довольный Игорь.
 - Правда-правда? Это так таинственно и увлекательно. Расскажи еще! А где второе место? – Лера не справлялась с количеством серотонина.
 Игорь поймал пробку, второе место он не помнил.
 - Сейчас вспомню... Хочешь собаку повести? – пытался не спалиться Игорь.
 - Ой нет, у меня руки болят, - шарахнулась Лера.
Лере было достаточно хэппенингов с Игорем на сегодня, чтобы всю ночь слушать ДжЛ и мечтать, а потому, ничего особо не объясняя, она бросила его с гавкающей слюнявой собакой посреди улицы и скорым шагом направилась в сторону моста. Списанные тюльпаны она брать не стала, так как живыми считала только цветы с корнями в земле. Домой она шла пешком, в наушниках мурлыкала песня ДжЛ «Револьвер»:

Сегодня внутри у меня
Началась револююциия!
Моя оборона –
Это притворяться!
Оуо! Моя оборона!

По дороге в Солитуду она собрала всех мертвых майских жуков, встретившихся ей на асфальте, а дома помыла их в душе и аккуратно разместила на пробковой доске. Укладываясь смотреть сны, она улыбнулась черному свертку, лежащему перед открытой балконной дверью.


Действие_9

Гнило смотрел то в окно, то в телевизор: ему нужно было знать, что происходит в стране, а на улицу выходить было тупо страшно. Сергий не отвечал на телефонные звонки. Вчера на президентских выборах победил с отрывом в три головы лидер партии ЛАПЛ, Илья  Безумин, а это означало, что народ перестал верить в гнилое прошлое и устремился в безуминское будущее. Гнило носился по дому, открывал тумбочки, включал свет, поднимал половик в прихожей, одним словом - чуял неладное.  Напряжение нарастало, на домашний латтелеком позвонили бывшие товарищи из Мэрии, Гнило подтянул противные штаны и взял трубку:
 - Алло... слушаю...
 - Hallo, Ku;akova kungs?
 - Klausos.
 - Tur it ka uguns deg. Tepat, ;k;, visas telpas jau ugun;, ko dar;t?
 - Kas? Nedzirdu, - Гнило плохо говорил, но неплохо понимал государственный язык. До него дошло, что все пропало, и в коме он повесил трубку, развел руки и медленно проговорил:
 - Неужели в самом деле все сгорели ценные бумаги?
«Сергий укроет меня в храме», - понадеялся Гнило. Под окнами дежурили безуминские ребята, желая освистать бывшего мэра. Он увидел по телевизору, что его мэрский экипаж: бронемобиль типа такси и маршрутка быстро реагирования лежали на крышах на Домской площади, а безуминцы фоткались на телефон рядом с ними, набивая граффити «Vivat!».
 - Виват, виват, ****ь! – передразнивал Гнило, нацепляя платок, - а мне еще е-билетик пополнить!
Замаскированный Гнило унижался в Нарвесене:
- Одну поездочку, l;dzu!
Комиссия по сокращению населения уже колесила по Риге,  три-четыре человека на белом лимузине, вооруженные до зубов, круглосуточно совершали рейды и убирали ненужных. Подход был действительно интеллектуальный: члены комиссии на глаз определяли подозрительных по уму людей, затягивали их в лимузин, насильно поили прохладительными напитками и заставляли заполнять тест на КПД. В случае, если КПД составлял до 90 процентов и более, кандидат тут же умерщвлялся газовым пакетом: брался максимас видэйяйс майсиньш, наполнялся газом (пропал-бутаном) и крепко затягивался на голове до готовности кандидата осознать свою ущербность и выбрать смерть. Лирично и трогательно этот красивый лимузин так вот оставлял за собой тела по всему городу.

               
---

Сергию не нужен был телевизор, чтобы следить за событиями. Во–первых, ему и так все было ясно. Всегда. А во-вторых, из тайного купола открывалась сказочная панорама. Городские этюды, так сказать. Он покачивался в ротанговом кресле, на скрин сэйвере ноутбука покачивались пальмы. Сергий ценил аналоговое звучание, и в куполе непрестанно крутились пласты с хорошеньким джазом. В зубах его была неизменная сигара, в бокале из толстого графина был темный Havana Club.
Сергий был умиротворен, ибо наконец была завершена многолетняя работа. Еще будучи юным послушником-семинаристом, он задумал избавить весь мир от греха, при этом  так, чтобы этот процесс не был завязан на религиозном институте, и людям не приходилось бы сталкиваться лбами с назойливыми попами и стоять всенощную на пасху и рождество в душных нетопленных храмах, чтобы замолить свои кражи и измены. И вот сейчас, когда его творение, электро-вычислительная машина с опорно-двигательным аппаратом Иисус-2012, принудительно отпускала грехи прихожанам в храмах пока еще только столицы,  Сергий размышлял, как в будущем перепрошить Иисуса, чтобы он внедрял программу ВЭФ-Resurrection. В двери храма бился взрослый мужчина в бабском платке и с плачем умолял впустить его. Сергий подозвал спокойного Андрея и строго наказал ему никого не впущать.
Иисус-2012 выглядел благообразно. Он был сделан из металла, внутри же его были жидкие гвозди. Хромированное туловище машины отражало огонь геенны огненной, им можно было освещать детские утренники. Он был святой и ровный. Его резиновую голову украшала длинная черная борода, глаза пылали добрым красным светом с переменной  яркостью резистора, а на полированной лысине было выжжено: спаси и сохрани. Добрый и строгий Иисус-2012 навещал один храм за другим, не разбирая конфессий. Он сносил двери с петель, освещал полумрак домов божьих лазерами, отгонял верующих от икон, задувал свечи, поднимал молящихся колен, тряся каждого за плечи,  вкрадчивым уверительным голосом убеждал:
 - Отпускаю тебе грехи перманентно. Не занимайся ***ней, иди работать. Аминь, - и без передыха, хватался за следующего.               
                ---
Игорь разгонялся на месте, отхлебывая из двачки Ультру. Новостные порталы обновлялись угарными новостями каждые 17 секунд, так что ему не приходилось скучать. В разделе «Времена и Нравы или Политика» высветился свежачок: «Известный психолог не прошел тест в лимузине»
 - Красава... - обрадовался Мэд Рэнди.

Общественность недоумевает: как это при свете белого дня известный латвийский психолог Иванс Рохлягс в самом центре Риги был выброшен из карательного лимузина. Уж кто, если не он, мог бы избежать лапловского майсиньша. С другой стороны, в результате тайного журналистского расследования при помощи соседской вентиляции установлено, что Иванс был отъявленным садо-мазохистом. Иванс не давал себе запивать сухой ломоть хлеба, держа перед собой на расстоянии вытянутой руки стакан с молоком и не спал сутками, расстилая и застилая постель с чистым накрахмаленным бельем, и все это - без видимой причины. Похороны состоятся на Улброкском кладбище в воскресенье.

Вот и первый коммент от Леры «Мертвая_Земля»:

«Садо-мазохист может долгое время успешно практиковать в одиночестве, пока ему не надоест жертва ;)»
Сентенция показалась Игорю очень сложной, и он решил зазырить на ютубе новый клип ДжЛ, чтобы расслабиться. В колонках заиграло:

Предупреждаю людей,
Добрых и злых,
Это – война!
Солдат, гражданский,
Мученик, жертва!
Это - война! Оуооооо!

В клипе на песню «Это - война», Джаред Летов в красной повязке отбивался от черного тюльпана в Афганистане. Роль черного тюльпана играл дряхлый полуживой Мойка Готич. В конце клипа,  когда Джаред победил Мойку, на него обрушилась другая напасть – бронетехника летела со всех сторон, финально выстроившись над кумиром молодежи в разнобедренный треугольник – символ мира. Джаред мазал слезы по закопченному лицу и ел землю под треугольником.
Игорь подвывал «оуо», а тем временем лапловцы взорвали ему дверь. Игорь сначала подумал, что это из клипа, но когда в глаза полетела побелка, понял, что взаправду. В коридоре, отрясая погоны фраков, стояли лапловцы:
 - Игорь Тугоплав, ака Mad Randу? Проследуйте с нами в белый лимузин.
Игорь скуксился: перечить этим людям было нелепо.
 - А ранец можно с собой? - виновато спросил Игорь, на что господин в лакированных туфлях ответил:
 - Ранец – не понадобится.

 ---
               
Лера в длинном болоньевом плаще и шляпе шла пешком из центра в Солитуду. В наушниках жалобно, но красиво пел ДжЛ:

Продай правду,
Купи ложь,
Не ошибись, пока не сдох,
Не забудь сегодня подышать,
Уходи  17 раз!
Проваааааливаааай!  (17 раз)

Шел дождь, но Лера не спешила открывать свой зонтик, ей было приятно ощущать капли дождя, стекающие под плащ. Она останавливалась под каждым фонарем, прислонялась к нему спиной, поднимала лицо к свету и таинственно улыбалась. Лера была успешно влюблена со всеми сопутствующими побочными эффектами: она много курила, спала в одежде, читала Ахматову, шпаклевала кран. Насеротониненная до безничего, она поднималась по лестнице и порадовалась про себя, увидев капли крови на ступеньках. Ей было любопытно, в какой квартире кровоток. Поднявшись на свой этаж, Лера обнаружила на входной двери надпись кровью «Л+И», а под дверью и самого художника, валяющегося на половике с отрубленными пальцами:
 - Любимый пришел ко мне, - порадовалась Лера, узнав Игоря.
Игорь очнулся, в его мыслях начали мелькать события прошлого часа:
Его усадили в лимузин и предложили напитки, Игорь отпил морса и обреченно ожидал теста.
 - Я же чёта читаю, чёта знаю, - успокаивал себя Мэд Игорь.
Вопреки ожиданиям пассажира, господа лаплы, достали из майсиньша не тесты, но распечатки всех комментов Мэда Рэнди, некоторые из которых были подчеркнуты красным:

1. Я слышал, Безумин убивает младенцев и делает из них масло.
2. Лапловцы совсем охуели.
3. ДжЛ – мой бог, Безумин – лох!

 - Сука, руки на стол! - скомандовали лапловцы, доставая портативный ледоруб.
Игорь не мог переступить болевой порог воспоминаний, он вернулся в реальность. Перед ним сидела Лера и что-то искала в сумке.
 - Лера, я люблю тебя! – воскликнул цветочник, протягивая к ней свои бесперстные руки-клешни.
Для Леры это была эпик трагеди, ведь если он ее тоже любит, то любовь взаимна, а если взаимно, то уже не увлекательно (вот, психология). Лера почувствовала, как отступает серотонин. На последнем издыхании, она помчалась вниз по лестнице, отбрыкиваясь от неумелых (без пальцев-то) объятий любимого. Лера неслась что есть сил в направление станции «Солитуда-Вояж», Игорь гнался за ней с воплями:
 - Ты куда? Я твой паспорт порву, никуда не уедешь, оуо!
Лера уже бежала навстречу электричке, и когда та подъехала поближе, простонала:
 - Любовь невозможна! – и бросилась под электропоезд.
Игорь, просмотрев инцидент типа «смерть любимой», воззвал к небесам:
 - Ну где же мой ранец?!

---

Под утро, на станции «Солитуда-Вояж» молодой человек в белых медицинских перчатках соскабливал с рельс свою половину серотонина.








Действие_действие

По традиции, выработавшейся в Кате с раннего возраста, она опаздывала. На Galaxy сработал будильник, наведенный на 23.37, а она только подбегала к подъезду на Лачплеша.
Итак, подъезд находился не снаружи. Он был окружен классической лестницей типа «здесь жили буржуи».  Дом был старый, ну, конца 19ого века, скорей всего. По размерам он был сопоставим с башней.  Стабильно, 34 квартиры на каждом этаже. Достаточно сыро, как и во всех подворотнях. Дверям было от 30 до 40 лет, они были простого  советского механизма. Как заходишь - слева кухня, а справа  - коридор с квартирами. Из квартир доносились запахи готовки: как-то картошки,  лжепельменей, белых свечей и того, что там много людей курит, кашляет и прочищает глотку. На столике в кухне стояли розы,  там было холодно , пусто и красиво. Тишина, кстати. Позже там произошло убийство.  Тихие добрые соседи ютились поближе к тусклому среднему сору. 
Катя привыкла к другим, регулярным  подъездам, в этом ей было не по себе.  Она достала собрание сочинений и сверилась с инструкцией. Ага, вот и Игорехина квартира, вся дверь в царапинах от ранца. Катя достала из-за каптала книжки желтый человеческий ноготь-ноготь. Она любила все делать красиво, и потому перед выходом обточила его на французский манер, покрыла базой, нанесла бесцветный лак и посадила на него несколько сердечек, все ж не так противно брать его в руки. Катя не понимала, каким образом можно открыть любую дверь, ткнув ногтем-ногтем себя в нос, но, о, чудо, как только Катя не без омерзения дотронулась ногтем-ногтем до своего напудренного носика, ее озарило: «Этот мудак держит ключ под половиком!»
Ну что там, у Игоря, конечно, был ноутбук, несколько одинаковых ранцев под подоконником, бутылки с ультра-разгоном разной степени отпитости. В центре комнаты - круглый столик. Или это табуретки? В углу пылесос и тазик с чистой посудой,  один билет на ДжЛ, деревянный полукожистый диван в клеточку, 2-3 книги: «Ангелы и демоны», «Блоггерство для чайников», нераспечатанный двд с фильмом «Поговори со мной, свеча» и бумага, все-таки цветы продает.  С точки зрения Кати квартира была пустой.
Катя снова сверилась с часами: 23.50. Она выбросила посуду из тазика, и побежала в ванную, чтобы набрать воды. В ванной был ад и стыдно смотреть наверх. Только полотенце не тронутое. Одно. Катя взяла полотенце и через него отвинтила кран: полилась темная вода. Катя наполнила тазик и опрометью кинулась обратно в комнату. У нее была природно-смуглая кожа, да еще и солярий. Естественным образом отбелить кожу вот так вот без косметолога было проблематично, но Катя использовала «гримм-лемо»: смесь природных компонентов с лимоном. Толстым слоем она размазала «маску» и вытерла руки о банный халат Игоря. Времени было мало, за полминуты она немножко намарафетилась - подкрутила ресницы и обвела губы карандашом.
Она перекрестилась, открыла первую страницу сборника и, вдохнув полной грудью (по методу скорочтения), начала читать по спирали: черви, бубны, чайки, идет, холм, кренится.. андроген.. летучая мышь... Сальери... бубенцы... жало... растворяется... карета... сигнальный... мир... захлопнуть... кресты... дежавю... анаконда... пропал... трюм... последний... дыши... патефон.
Катя почувствовала себя как в Rаю, как после текилы-бум и энергетика с ягермейстером. Под  действием скорых слов хотелось танцевать, но не было музыки. Периферическим зрением она увидела на дисплее с котятками 23:59, но ей оставалось еще две страницы. Задребезжали окна, завертелся стол (или это все же были табуретки), укатились книги, в ванной заурчало, комната озарилась красным.
Катя завершила сборник:  «Уходит глупость, остается реквизит.» Разом все стихло, Катя протрезвела и заметила, что у окна в профиль стоял мужчина средних лет. Если бы нужно было описать этого человека в двух словах, то получилось бы: зима, пепел. Катя медленно поднялась с пола, от страха органы менялись местами, она чувствовала себя как в кино.
 - Ой дяденька... а можно свет включить?
Лев пожал плечами, всем видом показывая, что освещение ему индифферентно. У Кати так дрожали ноги, что она не могла дойти до включателя, безвольно осела на пол и, закрыв лицо руками, заплакала как в первый день детского сада, когда ушла мама.
Лев не любил май - цветение садов, гудение жуков, парады, выпускники, - все это вызывало в нем желание лечь в маковое поле и, сложив руки на груди, задуматься.
 - Девочка, чего ты плачешь?
 - Мне страшно, я не знала что так будет, я не хотела.. , - «естественная» бледность покидала Катино лицо вместе со слезами и сквозь грязь из природных  компонентов начали проступать персиковые щечки.
 - А чего вы хотели, барышня? Позвольте полюбопытствовать, - спросил Лев, про себя подумав: сапфиры, меха ценных пород, персидские ковры, положение и вечное благоденствие.
Катя вспомнила бабкин наказ «не бояться и просить» и, дотянувшись до гэлакси, начала читать из заметок:
 - Дом в Германии, енотовую шубу с камнями, 13 сумок биркин, новую бмв кабрик, много туфель лабутэн и выйти замуж за ДЖЛ. И поехать в свадебное путешествие в Нагуа, - скорочитала Катя.
Лев зевал.
 - Можно мне все это? – наглела на глазах Екатерина.
 - Отчего ж нельзя, можно. Зачем?
Катя не смогла ответить на этот казалось бы резонный вопрос. Лев терпеливо ждал. Казалось, прошло не меньше часа, Лев Юрьевич опаздывал. Он поднял безымянный палец и, указав им в угол, произнес:
 - Ну, и где мой черный стакан?
 - Какой стакан?
 - Повторяю: мой черный стакан. Верни!
 - Не брала я у вас никакого стакана!
Лев вздохнул и опять подумал: «Вот бы к макам. В поле – затеряться среди осоки».
 - Я так понимаю, моего черного стакана у тебя нет?– в последний раз вопросил дух.
 - Нееет. А что вы так переживаете из-за какого-то стакана? Вот вам наклейки, в Нарвесене обменяете, даже на 2 новых хватит!
 -  Так, ясно! Пойдем.
 - В Нарвесен?
Лев ничего не ответил, он резко ударил ладонями по подоконнику, присел и начал писать что-то на листке бумаги, который заведомо достал из жилета.
 - А что вы пишете? – забеспокоилась Катя.
Лев проштамповал лист с двух сторон кленовой печатью и протянул Кате. На бумаге витиеватым размашистым почерком было написано:

«Дипломъ об окончании жизни»
 мая, 2012

Лев взял за руку теперь уже естественно побледневшую Катю и повел за собой. Они вышли из квартиры Игоря, прошли мимо кухни, спустились по классической лестнице вокруг подъезда. Переступив черту, они оказались в удивительном месте. Все там было наоборот. Катя схватилась за волосы и исступленно кричала:
 - Где я?!
С грохотом на Катю несся старинный трамвай, а за трамваем на подвздошной кости ехал Арнольд Сергеевич Послезнаев. Остановившись возле орущей Кати, Арнольд Сергеевич чинно поправил монокль и с важностью, подобающей случаю, сообщил:
 - Не беспокойтесь, девушка, вы находитесь в трансцендентальной бездне.