Живопись - 19, 20, 21, 22

19


Проснулся, открыл глаза. Взгляд упёрся в потолок. Роспуск-балки и грубо оструганные доски в плотном наборе, некогда крашеные в белый цвет, теперь были сильно закопчены, краска местами облупилась… тут и там паутина с высохшими оболочками мух… посмотрел на стены: слева, за печью – щели между брёвнами замазаны глиной… справа – стена отделяющая придел от избы, оштукатурена и выкрашена в голубой цвет… Подумал: «Что-то я делаю не так… с этими людьми надо вести себя иначе – тут светским обаянием не возьмёшь…»
Ивушкин слез с печи, подошёл к умывальнику, умылся… затеплил лампадку и стал молиться. Под образами на старом самодельном столе стояла маленькая двухконфорочная плитка, рядом газовый баллон. Отметил, между молитвенных слов: «Газ привозят… значит и магазин есть…» Деньги у него были, а вот продукты закончились.

- Анастасия Петровна!.. – помолившись, заглянул в избу. – Анастасия Петровна!.. – никто не отзывался.
Вышел во двор, огляделся. Солнце было уже высоко. Кричала курица с яйцом, жужжали мухи, пахло навозом, помётом, травами, нагретой солнцем древесиной и ещё Бог знает чем, вкупе так сладостно бередящим душу…
- А ты я вижу, Вячеслав Андреевич, поспать-то здоро-о-ов… - услышал он сзади. Обернулся – она стояла в двух шагах, держа в подоле передника огурцы, помидоры, сладкий перец…
- Чего уж греха таить – есть такая слабость… а который теперь час?..
- Да уж к полудню… Ты сразу к Софронию пойдёшь, или позавтракаешь со мной?..
«Что же ответить?.. Что же ответить?.. Господи, помоги!..» - думал Ивушкин, теребя бороду. Теперь он, наконец, разглядел её лицо, спокойное и чистое – в нём было что-то очень близкое, родное, материнское… хотя, замужем (со слов племянника) она никогда не была, и детей не имела.
- Впервые вижу человека, который так долго думает над простейшим вопросом…
- Спасибо, я так рано не завтракаю… скажите, как мне найти этого Софрония?..
- Дойдёшь до перекрёстка – поворот налево, увидишь, ведёт к храму, а ты иди направо, мимо магазина… от магазина считай… – задумалась, – девятый дом, старый-старый, чёрный, как головёшка, покосившийся на правый бок, окошки низко, почти у земли… И учти, он человек строгий – может тебя и не принять – тогда возвращайся ко мне – позавтракаешь и будем разговаривать за твою жизнь…
- А магазин-то работает?
- Нет – не работает… кому? - два старика и три старухи - по средам автолавка приезжает…
- А сегодня у нас суббота…
- А ты чего хотел? Если хлеба, то тебе всё рано не достанется – привозят ровно, сколько заказывали…
- Да я бы и сухариков взял…

«Надо было поесть… Зачем так сказал?.. гордость – всё гордость… и выпендрёжь…» - корил себя Ивушкин, быстро шагая по улице.



29.08.12
16:39



20


На улице было совершенно безлюдно, словно мор всех побил. Но это ничуть не смущало Ивушкина – даже радовало… «Идеальные условия для навыкания в благочестии…» - думал он, рисуя самые благоприятные перспективы.
Дом Софрония действительно поражал ветхостью и кривизной. Остатки серого забора лежали на кустах и траве, но калитка, как ни странно, стояла, и была заперта проволочным кольцом… окна так низко, что и лягушка, если постарается, запрыгнет…
Видит, одно окно приоткрыто… обошёл калитку и прямо в это окно прокричал:
- Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!
- Аминь. Чо орёшь? – окно совсем распахнулось и взору предстал человек, ещё не старый, но с бородою до пояса. Чётки трёхсотницы висели на шее, рубаха на плече порвана, волосы на голове давно немыты и всклокочены… от него густо несло чесноком, луком и тошнотворной силы подмышечным потом...
- Так получилось, прости, брат… - Ивушкин растерялся, он читал, что от святых людей исходит райское благоухание.
- Это ты что ли на молитвах стоишь?.. На воздусе, али как?.. – борода улыбнулась.
- А ты откуда знаешь?
- Акриды на крыльях принесли…
- Ты не лыбься – скажи прямо – берёшь меня в ученики?
- Учитель у нас один – Господь Иисус Христос…
- Это я знаю.
- Тогда чему ещё хочешь учиться?
- Смирению… дух мирен желаю стяжать…
- Как же я тебя научу, когда сам этого не имею…
- Ясно… - раздражённо прошептал Ивушкин и упал на колени. – С места не сойду, пока не согласишься!
- Э-э-э, да тебе, брат, к Пимену надо… у тебя открытый перелом во всю голову… Но боюсь он тебя не примет – он нынче не в духе – отошлёт к Насте, картошку копать…
- А она опять к тебе, да? И буду я так вот круги мотать… до скончания века…
Софроний опять улыбнулся. Ивушкину показалось, что он сжалился над ним и смягчился.
- И что же, готов выполнить всё, что велю?
- Решительно готов – давай послушание…
- Ну, вот скажем, туалет у меня переполнен – выгребешь?
- Выгребу.
- А если скажу ноги мне помыть – помоешь?
- Помою.
- А если благословлю выпить эту воду – выпьешь?
Ивушкин молчал, потупясь в траву.
- Вот то-то и оно… Ладно, постой так – пока я помолюсь… А там, глядишь, Бог подскажет, что нам с тобой делать… - окно захлопнулось наглухо, занавески задёрнулись, подвижник исчез в глубине дома.

Ивушкин молился, изнемогая от жары и боли в коленях и спине – так долго в таком положении он ещё не бывал. Он достал из рюкзака Псалтирь, прочёл несколько кафизм, затем всё, что знал наизусть… устал, и теперь бубнил уже одно: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного…» Донимали мухи, слепни, овода… жажда сушила гортань…
За отсутствием часов, времени он не наблюдал, только отметил, что солнце миновало знойные вершины зенита и медленно, изнуряющее медленно спускалось в закат…

- Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас… – услышал вдруг за спиной. Вздрогнув от неожиданности, он обернулся и увидел старика с посохом – весь какой-то исторический, только что не в лаптях – длинная рубаха на выпуск, подпоясан верёвкой, просторные шаровары заправлены в хромовые сапоги, начищенные до зеркального блеска, на голове серый, сильно поношенный картуз... борода не такая длинная, как у Софрония, но пышная – от плеча до плеча…
- Аминь. – Ивушкин удивился своему голосу – голоса почти не было.
- Красиво стоишь… и давно?
- Да с полудня,  пожалуй… может чуть раньше…
- А чо стоишь-то?
- Софроний велел, пока он там молится…
- Сафроний, брат, молится уже в храме… сейчас всенощная начнётся… вставай, пойдём на службу… потом исповедуешься, а завтра причастишься… батюшка у нас замечательный, именитый… иеромонах… игумен… многие считают его старцем – едут со всех концов… говорят, прозорлив…
- А ты кто такой?
- Раб Божий Пимен, грешнейший из грешников…


29.08.12
22:49



21


Когда они вошли в храм служба уже началась. Софроний служил за псаломщика – и опять Ивушкин растерялся – тот был опрятно одет, причёсан, пах воском и ладаном… Анастасия Петровна, стояла на клиросе, старательно выводя гласы церковных песнопений, Пимен взял благословение и прошёл к ней… Ивушкину доверили свет: включать, когда Царские Врата открываются, и выключать, когда закрываются… А больше никого и не было… батюшка сам заправлял и разжигал кадило…
Ивушкина поразила белизна седины отца Иннокентия, и живость глаз на измождённом, морщинистом лице… и голос у него был исключительный – ясный, звонкий… читал он внятно и громко, так, что выделялось каждое слово… Ивушкин сразу полюбил этого человека, и с некоторым нетерпением ждал окончания службы, уверенный, что батюшка правильно поймёт его, и благословит на то, к чему он так страстно стремился…

- Батюшка, благословите, мне надо исповедаться и получить от Вас наставление… - обратился он, когда служба кончилась и подвижники принялись гасить лампады и свечи.
- Бог благословит… во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… Присядем на лавочку… Слушаю Вас…
- Я, батюшка, из мира ушёл навсегда… всё бросил, Христа ради: и жену, и сына, и работу, и всё имение своё… - сделал паузу, посмотрел на исповедника, видимо, ожидая восторженного одобрения. Тот молчал, глядя в пол, двумя руками держась за наперсный свой крест. Ивушкин продолжил, - Родился я в Москве, в семье простого рабочего… - он вкратце изложил свою историю – от рождения до сего момента. – Ну, вот, батюшка, теперь Вы знаете обо мне всё, или почти всё… Наставьте, помогите определиться: в монастырь пойти, или здесь, в глуши осесть и подвижничать, как Софроний, Пимен, Анастасия Петровна… буду всем помогать, по мере сил… и Вам в Вашем служении…
Пожилой священник вздохнул, пристально посмотрел в глаза мятущемуся «подвижнику» и не спеша начал его наставлять.
- Конечно, похвально то, что Вы, ради Христа, оставили мирскую суету и соблазны… но давайте рассудим, угодно ли Богу Ваше бегство из семьи… Вам что, чинили препятствия в молитве, в храм не пускали, Бога хулили при Вас, глумились над святынями…?
- Нет, ничего этого не было…
- Вы же их бросили на произвол судьбы…
- Но Вы же знаете, отец Иннокентий – Божий Промысел радеет о всех… Там всё в порядке, батюшка, там такая упаковка, простите… папа – успешно практикующий врач, мама – юрисконсульт… уверяю Вас, никто с голоду не умрёт…
- Но ведь есть ещё духовный голод… голод любви… Вы подумали, кто заменит Вас, в воспитании Вашего сына, какие принципы будут ему прививать – чем наполнится вакуум отсутствия Вашего отцовского участия? И кто утешит Вашу жену в минуту горькой печали о Вас? Поймите, если Вы идёте против Божьего Промысла, не будет Вам Его благословения и милости нигде: хоть на Валаам уйдите, хоть на Афон, да хоть в Иерусалим… Любовь выше всего – выше молитвы, выше поста и подвига – всё это лишь средства достижения любви, но не сама любовь…
Ивушкин затих. Так широко и глубоко он не задумывался. Сердце сжалось от осознания собственной вины и ощущения благости, которая, казалось, исходила ото всюду: и от самого батюшки, и от его слов, и от ликов святых, смиренно взирающих на него из окон древних окладов, и от стен с потускневшими от времени фресками… сам не ожидая того, он беззвучно заплакал, сдерживая дыхание, чтобы не всхлипывать и не вздрагивать…
Пастырь продолжил:
- Вижу, Вы поняли… но это ещё не всё… Люди подходят, просят наставления, благословения – получают и то, и это, и что (?) – выходят из храма и всё делают по-своему – как в пьяный ум надует… поэтому ничего и не меняется в их жизни к лучшему… Вот Вы взяли и без всякого рассуждения, в сердцах, бросили мобильный телефон в речку… и все так… посмотрите сколько мусора кругом… городские свалки достигают уже Гималайских вершин… Я, конечно, утрирую, но именно так мы получаем: экологические проблемы, техногенные катастрофы, различные бедствия, кризисы, болезни… Господь многомилостив и долготерпелив, но нельзя же бесконечно это испытывать… А упражняться в благочестии и укрепляться в вере можно и в миру, в городских условиях – Вы посмотрите сколько мирян причислено к лику святых…
- Я всё понял, батюшка, я всё понял… я исправлюсь… я сделаю так, как Вы скажете…
- Вот и хорошо… с Богом… Это вечерние службы у нас тут такие безлюдные, а завтра увидите, яблоку некуда будет упасть… Будут и москвичи на машинах – с кем-нибудь договоритесь – довезут прямо до дома… Можно не сразу – Вы у кого остановились?
- У Парахиной… Анастасии Петровны.
- Славная женщина… а какие она пирожки печёт с грибами – м-м-м… ум можно отъесть… и поговорить с ней всегда найдётся о чём… Поживите у неё недельку-другую, отдохнёте, погуляете на свежем воздухе – места у нас дивные – хвойный дух, кажется плотней самого воздуха… заодно поможете по хозяйству, в огороде… а там, будьте покойны, Господь управит – сердце само позовёт Вас куда надо…

Зов сердца он услышал на следующий же день, сразу после причащения. Но с москвичами не поехал – решил немедля исправить первую ошибку – достать из речки телефон…


30.08.12
11:30



22


Ивушкин вышел на дорогу, остановился на обочине, помолился и стал «голосовать». Иномарки дачников на большой скорости проносились мимо, обдавая потоком воздуха, смешанного с выхлопными газами. Никто не останавливался.
Он опять стал молиться… и вдруг почувствовал сырость в правом боку. Сунул руку в карман ветровки – мобильник, двое суток пролежавший на дне речки… Открыл крышку, вынул аккумулятор, потряс прибор, выгоняя последние капли… затем взял из рюкзака полиэтиленовый пакет, положил в него телефон и убрал в рюкзак… Посмотрел в небо – вот-вот должны были появиться первые звёзды… облегчённо вздохнул – одним грехом меньше…
Продолжая молиться теперь уже непрестанно, вглядывался в ту сторону, откуда ожидал попутки. Дорога прямая, видимость хорошая. Вдалеке появились огоньки фар. «Этот возьмёт…» - сообщило чуткое сердце…
- Да что ж вы так хлопаете дверью… - водитель нахмурил брови, – это вам не «жигули»…
- Простите, одичал малость…
Тронулись. Ивушкин смотрел на дорогу, бегущую под колёса, и улыбался – там, за поворотом, и дальше, и дальше, и дальше его ожидала новая жизнь… какая именно, в целом, он знал, детали не беспокоили – это, с Божьей помощью, в рабочем порядке…


31.08.12
7:54