Светотени, гл. 14

Бог ты мой, какое диво –
Настоящие мостки,
Чуть подправив сучья ивы,
Проложили мужики!

Родничок струится в яме –
«Шестьдесят на шестьдесят»,
Глубиной – по пояс даме,
Как прикинул я на взгляд.
Зачерпнув  двумя руками,
Преподнёс ей этот клад.

Испила глоток девица
И сказала: - Вот так да!
Собираемся помыться,
А вода-то! Как со льда!

- Не беда, мы примем меры,
Будем думать головой.
Али мы не «инженеры»,
Не «конструкторы» с тобой?!

Набери воды в посуду
И погрей её пока.
Впрочем, тут вода повсюду:
Есть ведь сток из родника.
Скоро тёплую добуду,
Хоть и жёлтую слегка.

Так и есть: пошёл налево –
Вскоре вот он, бочажок!
И хорошего нагрева
В  нём стоит болотный «сок»
- Где ты там, младая дева?
Разбирай свой вещмешок!

Та вернулась с косогора,
Поглядела, говорит:
- Как же мыться, милый Жора,
С полведёрка тут на вид?
-  Где же я возьму, сеньора,
Вам бассейн для сеньорит?

Привередливы, однако,
Вы,  сударыня моя!
Ведь запсели,  как макака,
И на теле – чешуя!

Стать зверюгой не хотите ль,
Чтоб не мыться никогда?
- Я придумала, учитель!
Мелко – это не беда.

Похвалите ученицу,
Ведь додумалась же вот:
Можно в тазике помыться,
Если кто-нибудь … польёт!

- Но в тазу ребёнок – голый!
- Долго думал, инженер!
-  Я другой воспитан школой,
Вашей лучше не в пример.
Взрослый я и разнополый,
Не бесполый пионер.

- Разнополый! Так и знала!
Всё на голову мою!
Как же смыть мне это сало
И отшкрЯбать чешую?

Помогите Бога ради,
Станьте банщиком моим.
Пусть  я  буду в вашем взгляде
Как бесполый херувим.

Решено, мой друг – ни слова!
Если хочешь, не смотри.
Раз, два, три – и я готова!
Начинай же, раз-два-три!

Ты представь, что я ребёнок
И в тазу перед тобой,
И тогда тебе силёнок
Хватит, думаю,  с лихвой. –

И опять всё стало просто,
Как недавно поутру:
Предо мной стоит подросток,
Я его мочалкой тру.

Наплевать, что в этой «бане»
Мы с ребёночком одни.
Мы – усталые крестьяне,
Моем тело – и ни-ни!

… Застрелил в себе мужчину
Первой пулей наповал.
Драил плечи, драил спину,
Мылил  мылом, обмывал.

Не взглянул ни разу косо,
Не лукавила рука.
А потом отмыли косы
У другого бочажка.

Повторили процедуру,
Но теперь уже со мной:
Тоже «выделали шкуру»
И отмыли шевелюру,
Сделав светлою волной.

На пригорке сохнуть сели,
Настроение храня.
- Тома, после сей купели,
Мы – великая родня!

- Мы давно родные, милый!
Я вот знала наперёд:
Этот малый грубой силой
Женщин в поле не берёт.

Кстати, женщина была ли?
Если да – герой вдвойне.
Только, думаю, едва ли,
Ведь на том же «сеновале»
Доказал бы это мне.

- Ты-то опытная, что ли?
Ну, похвастай, коли так!
«Парневедение»  в школе
Изучила на «пятак»?

… Только женщина была ведь,
И,  признаться, не одна.
- Правда? Трудно мне представить…
Ну и кто ж они… она?

- Не касайся раны старой.
Всё ж могу тебе сказать,
Что одну зовут Тамарой…
Мне она, скорее, мать.

- Так стара? И стыдно было?
Стыдно вспомнить? Правда ведь?
- Хватит! Что ты тянешь жилы?
Со стыда мне умереть?

Нет, она была красива
И умна, и молода.
- Ах, так в сердце страсти живы!
Тут уж, впрямь, не до стыда!

-  В жизни всё имеет цену.
Велика  ЕЁ цена!
И сказал я откровенно
Не за тем, чтоб ты мне сцену
Закатила, как жена.

Ты же умная, Тамара!
- Что её ещё умней?
- Всё! Кончаем тары-бары,
Бросим женщин и парней!

Если мы – друзья навеки,
Вроде мужа и жены,
То души моей сусеки,
И каюты, и отсеки
Быть открытыми должны.

Будешь ты везде, как дома
И владеть моим добром…
… Ну, совсем обсохли, Тома,
Может,  в сено перейдём? –

Ключевой воды набрали
И отправились к стогам.
Молча шли, как после брани
На каком-нибудь собранье.
Я  слегка томился сам,

А уж что творилось с нею,
Мог представить я уже:
Сразу бросилась на шею,
Красовалась неглиже,

Полагала: недотрога,
Нецелованный  юнец.
А он опытен и много
Покорил, поди,  сердец.

Вот удар по белой плоти
И доверчивой душе!
Много ль  девкой проживёте
Рядом с «этим» в шалаше?!..

… Вот и стог. Слегка помятый:
Потревожены бока.
Может быть, большой сохатый
Потрепал его слегка?

И прекрасно – нам не надо
Сильно дёргать эту  кладь.
- Ну, ложись, моя отрада,
Собиралась ведь поспать!

Но опять заговорила
В ней недавняя змея:
- Ох, с тобой устроюсь, милый, -
И пропала «честь» моя!

Не сумею устоять я
Перед натиском твоим…
Вот скажи мне: я – без платья,
Ну а ты – невозмутим!

Почему? Ведь ты  -  мужчина?..
Я не женщина совсем?
Или слишком я невинна,
Чтоб пополнить твой гарем?

И когда тебя я мыла,
Ты спокоен был, как … труп.
Что же … «младший заводила»?
Или он  настолько туп?

Может,  ты болеешь, Жора?
Пострадал от женщин тех?
Годен лишь для разговора,
И лежать с тобой – не грех?

- Ну, ты,  Томка, и зануда!
Пристаёшь, как пара свах.
Не болею я покуда,
То есть ТАМ совсем не швах.
Почему случилось «чудо»?
Объясняю в трёх словах.

Есть мужчины, что готовы
Хоть когда, хоть где, хоть как,
Но на мне … всегда … оковы,
А вернее… чистый фрак!

Ты сказала: мой ребёнка!
Я ребёночка и мыл.
Только мелкая душонка
Ощутит при этом пыл.

Ты скажи другое слово –
В чётком смысле: мол, твоя,
И спадут мои оковы,
Страсти хлынут в три ручья!

- Хорошо, сейчас проверю:
Я готова, милый мой!
Открывай в мой терем двери –
Ты пришёл к себе домой! –

Прыгнул я  и впился в губы,
Ухватил тугую грудь,
А ВНИЗУ упёрся грубо,
Показав мужскую суть.

И попал в её объятья,
Ощутил сплошную дрожь,
Затрещало где-то платье,
Отлетела сверху брошь.

…  На последней вспышке воли
Оторвался от неё.
Сверху – боли,  снизу – боли
И сплошное «колотьё!*            (* и колотит, и ломит всюду. - дер.)

Отдышался еле-еле
И почти что прорычал:
- Неужели… в самом … деле
Вы вот этого… хотели –
Видеть ярость янычар?!
Необычно … для мамзели…
Разжигать  такой пожар!

… Встав, нагая, на колени,
Без малейшего стыда
После этих потрясений,
И собой, и  мной горда,
Закричала в исступленье:
-  Я люблю тебя, мой гений!
Я - твоя! И навсегда!