штурман- гинеколог

ИЗ ИНТЕРНЕТА

Штурман – гинеколог. 


Фил Донахью: В Америке мы разрешаем делать аборты.
А какова ситуация в СССР?
Владимир Познер: В Советской России аборт делает ТЕБЯ!!

Телемост Ленинград — Сиэтл (1985)




Нет ничего лучше, чем попасть на глаза командующему Черноморским Флотом СССР, в списках представленных к наградам, по случаю очередного юбилея армии или Октябрьской революции.
Нет ничего хуже, чем попасться на те же глаза, но среди тех, о ком докладывают, как о дебоширах и возмутителях спокойствия. Каждую неделю, в понедельник, ровно к восьми часам, на стол командующему Черноморским Флотом, клали красную папку с золотым теснением изображавшим потонувший, уже очень давно, крейсер «Новороссийск». В этой папке подавалась сводка о происшествиях во вверенных в руки командующего подразделениях.
Каждую неделю было одно и тоже: дебоши, скандалы, офицеры били своих жен, дрались между собой, перебрав на грудь разведенного спирта. Докладывалось о том, что воруется горючее, расхищаются оборудование со складов технической помощи, бегут солдаты и матросы, соскучившиеся за юбками своих девчонок. Докладывалось о членовредительстве и убийствах., но то, что было написано в этот раз, командующего разозлило не на шутку.
Он уже привык ко всяким офицерским выходкам. но чтобы офицер Советской Армии, майор Военно-Воздушных Сил великой и непобедимой державы, штурман первого класса, снайпер, устроил на своем месте настоящий подпольный абортарий – такое было впервые!
Обычно, командующий, за неимением времени, только проглядывал донесения в красной папке, и не поднимая головы бросал стоявшему в кабинете дежурному офицеру:
- Разобраться, принять соответствующие меры и доложить, - но в этот раз, дежурный офицер подобострастно сообщил, чтобы товарищ командующий заострил свое драгоценное внимание на втором листе донесения, потому что описываемый случай выходил за рамки всего, что только возможно.
Командующий Черноморским Флотом, вздохнул и сразу начал чтение со второй страницы. Когда он дочитал до конца страницы, поднял голову на дежурного офицера, вопросительно посмотрел на него, как бы спрашивая: «Я не ошибся? Я правильно понял, что там написано?». но не дождавшись ответа, снова начал читать донесение, и снова дочитав до конца страницы заорал на дежурного офицера во все горло:
- Что это, блять, твориться? Вы что, совсем охренели? Найдите дело этого проклятого фашиста, как его? – Командующий заглянул в донесение. – Генрих Гринберг, и выгоните его нах... из Вооруженных Сил!!!! Кто его, немца поганого, до штурманского дела допустил? – спрашивал он стоявшего на вытяжку молодого капитана.
А тот поспешил заметить:
- Еврея, товарищ адмирал, еврея.
- Какого еврея? – смутился адмирал.
- Ну как же, майор, Генрих Гринберг и есть еврей.
- Как еврей?
- Самый натуральный.
- Ах, ты посмотри! – Адмирал хлопнул ладонью по столу, мало того, что немецкое имя носит, так еще в нашу авиацию пробрался!
- Так евреи, они такие, что вы хотите, куда захотят пролезут. – глумливо улыбаясь, заметил дежурный офицер.
- Разобраться и доложить! Никакой пощады!
- Так уже не надо разбираться, - скромно заметил дежурный офицер.
- Это еще почему?
- Товарищ адмирал, там, на третьем листе все написано....


ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ:


Рождение.

Появление сына в семье известного врача Гринберга стало событием, которое в определенных кругах обсуждалось многими:
- Вы знаете, у талантливого Гринберга,(великим он станет позже), родился сын! Копия отец, просто копия....
Роды прошли более чем успешно, коллеги Льва Исааковича Гринберга, сделали все, чтобы процесс появления малыша на свет, прошел как можно безболезнее для роженицы.
Через час с небольшим, в родильном зале послышался голос малыша, Лев Исаакович стоявший все это время под дверьми родильного зала и стуча кулаком по стене, вздохнул спокойно. Сколько родов он принял, сколько благодарностей услышал от счастливых родителей, но когда рожала его жена, он не смог переступить порог родильного зала, так и стоял под дверьми стуча кулаком по стене.
Еще через некоторое время из зала вышли его коллеги, и поздравляли молодого отца.
Когда же жена и маленький ребенок оказались дома возник вопрос: как же назвать ребенка?
Лев Исаакович хотел назвать сына в честь своего отца Исааком, но супруга была категорически против:
- Ты что, забыл, в какой стране мы живем? Чтобы над нашим ребенком издевались, чтобы его все дразнили? Чтобы его обзывали «жидом пархатым»? Не позволю!
- А что, мы должны назвать его Васей? Или не дай Б-же Иваном?
- Ни в коем случае! Может назовем его Генрихом?
- С какой это стати дорогая? – уже возмутился Лев Исаакович. – Зачем нашему еврейскому мальчику немецкое имя?
-Это имя носили и евреи тоже, позволь тебе напомнить дорогой, что и наша фамилия Гринберг! – Ида Наумовна работала в Литературном институте и «сидела» на теме немецкого Романтизма.
- Дорогая, я что то упустил? О каких евреях идет речь?
- Так звали великого Гейне, милый.
- Ну если на то пошло, то Гейне при рождении назвали Хаимом..
- Ты хочешь, нашего мальчика назвать Хаимом? – перешла в атаку Ида Наумовна.
- Нет.
- Тогда пусть будет Генрих! – твердо сказала молодая мама и склонилась над маленьким человечком и любовно позвала его:
- Генрих Гринберг, вам пора кушать....
- Признайся дорогая, ты еще в роддоме придумала сыну это имя....
- Ты догадлив мой дорогой...
- Тогда пусть будет Генрих......


От года до четырнадцати.

Генрих Гринберг рос красивым и как положено еврею, умным мальчиком, Но каким бы гениальным он ни был, Генрих учился в обычной советской школе. Среди обычных советских детей.
Так же, как и они он гонял мяч, прыгал, бегал, не хотел заниматься музыкой, хотя мама его заставляла каждый день подходить к замечательному чешскому инструменту фирмы «Petroff», но ребенок на дух не переносил музыки. Ему не нравилась скрипка, купленная папой у какого-то антиквара, его воротило от гитары, он терпеть не мог Чайковского и Бетховена, Паганини, Когана и Хейфеца. Единственное, что утешало мать, это то, что непутевый сын, обожал математику. Он ей не занимался как положено, десять минут и все задания выполнены. Юный Генрих даже не задумывался над тем, как правильно решить те или иные уравнения или задачи. Он как бы видел решение сразу, шел к цели наикратчайшим путем. На уроках математики ему было скучно и неинтересно и учитель, Евгений Борисович Слуцкер, нашел выход из сложившейся ситуации. Он просто давал ребенку решать другие задачи. В шестом классе он давал Генриху задачи за восьмой класс, а в восьмом, задачи курса университета. Тем самым учитель получал двойную пользу. Генрих Гринберг повышал свой математический уровень, а с другой стороны не мешал никому в классе.
Но не за это ценили Генриха одноклассники, точнее сказать мужская половина класса. Не зато ценили Генриха все мальчики школы, начиная с пятого и заканчивая выпускным классом.
Математиков сколько хочешь на планете, и в школе их навалом, конечно не таких сильных, но математикой никого не удивишь. А вот принести, тайком утащенные у отца книги, по сексологии, строению женского организма, где очень много, много картинок, какие-то трактаты на немецком и английском языках, где подробно нарисовано, как, и главное, в каких позах можно заниматься сексом, все это принести в советскую школу, где сверстники перерисовывали картинки, фотографировали целые страницы, принесенным для этих целей фотоаппаратом «Смена», вот это подвиг, вот за это Генриха любили и в обиду никто не давал. Генриха никто не бил и главное, никто никогда не назвал евреем, жидом, никто не намекнул на пятую Генрихову графу.
Так, благодаря своему папе гинекологу, его сын Генрих Гринберг, приобрел в советской школе статус «ценного еврея».


От пятнадцати до семнадцати.

В комсомол Генрих вступил одним из первых. Это была своеобразная благодарность одноклассников за долгое снабжение их порнографическими, по их мнению, материалами. И когда, на классном часе, начали выбирать кандидатуры в члены ВЛКСМ, то имя Генриха прозвучало одним из первых. Для этого даже пришли несколько старшеклассников, которые рассказали всему классу, что Генрих, по их мнению, прекрасный человек, надежный друг, умеет держать данное слово и морально готов стать членом ленинского комсомола.
Еще через год, перед Генрихом стал вопрос о выборе профессии, нужно было определяться, какую специальность дальше получать.
Для Льва Исааковича такой вопрос вообще не стоял. К этому времени, когда кто либо говорил о, уже профессоре, Гринберге, обязательно добавлял эпитет «великий». Лев Исаакович твердо знал, что его сын закончив школу, будет учиться в медицинском, специализацию выберет сам, но будет работать врачом, как отец, как его дед, прадед и еще много других родственников....
Но у молодого Генриха были свои представления о будущей профессии. Он просто болел небом. Вся его комната была заставлена склеенными моделями военных самолетов, его совсем не интересовала медицина, он читал книги по истории авиации, сражениях последней войны, ходил на встречи с летчиками- ветеранами, но Генрих хотел быть не просто летчиком, а летчиком морской авиации. Небо и море! Что может быть прекраснее?
Родители сквозь пальцы смотрели на увлечение сына и спохватились только тогда, когда Генрих Львович Гринберг, за обедом, заявил родителям, что поступать он будет только в летное училище.
- Куда? – Переспросил отец и чуть не подавился куском фаршированного карпа.
- В летное училище, папа. Я хочу быть военным летчиком.
- Кем? – Переспросила мама и отложила в сторону нож и вилку.
- Родители, успокойтесь, да, я не буду врачом, я хочу быть военным летчиком....
- Ида, ты представляешь себе военного летчика Генриха Львовича Гринберга? – спросил отец свою жену, еле сдерживаясь.
- Нет.
- Папа, а почему я не могу быть военным летчиком? Почему я обязан быть именно врачом?
- Да хоть инженером, на зарплате в сто двадцать рублей, но летчиком ты не будешь.
- Ты не позволишь?
- Советская власть, сынуля.
- Чем тебе не нравится наша власть, папа? Думаешь я не знаю, какие вы здесь ведете разговоры, когда собираются все наши родственники, и твои друзья евреи, когда вы закрываетесь в зале и шепотом разговариваете? Думаешь я не знаю, для чего ты приобрел приемник «Филипс»? И какое ты имеешь права так говорить о нашей власти?
- Сынок, никакого, ты прав. Давай, когда придет время мы вместе пойдем в военкомат....
- Я не маленький, папа.
- Именно поэтому мы пойдем вместе.....
Еще через семь месяцев Генрих стал курсантом военного училища. Его будущая профессия была – штурман, потому что никто никогда бы, боевую советскую машину, стоившую многие миллионы рублей, в руки еврею не доверил бы. Ну ладно там танк или самоходку, но самолет, тем более бомбардировщик. Еврею – никогда.
- Понимаешь, Генрих, - говорил начальник военкомата, в присутствии Льва Исааковича, - не доверят тебе.
- Ну почему, почему? Я такой же советский человек и паспорт у меня советский, более того, я школу с медалью буду заканчивать и хочу защищать родину.
-Как тебе объяснить, Генрих, как же тебе правильно объяснить...
- Как есть, так и говорите! – Потребовал Генрих.
- Да простит меня твой папа, он гениальный человек, помог моим троим детям на свет появиться, но....
- Что но? – Генриху не терпелось услышать ответ.
- В Израиль, Генрих, на танке не доедешь и самоходку туда не угонишь, а вот самолет запросто.
Лев Исаакович при этих словах весело улыбнулся...
- А при чем здесь Израиль? – Задал вопрос Генрих.
- Подрастешь, поймешь, сынок. – Сказал отец.
- Но, Генрих, если ты действительно хочешь летать, то не обязательно быть летчиком, ты можешь быть штурманом. Хотя я знаю, что твои родители мечтают, чтобы ты стал врачом. – Заметил военком.
- А я мечтаю быть летчиком.
- Что поделаешь, Генрих, тебе придется выбирать или ты будешь получать профессию штурмана и будешь штурманом самолета, или ты никогда не будешь летчиком и не будешь летать...
Генрих посмотрел на отца.
- Сынок, не смотри на меня, это твоя жизнь и ты сам должен принимать решение.
Молодой Гринберг задумался на секунду, вероятно взвешивая все за и против и сказал:
- Я согласен.
Вот так просто Генрих Львович Гринберг решил свою судьбу.
Родители скрепя сердце, но не подав больше вида, согласились с выбором сына.
Они его любили, а сын любил Советскую власть и хотел ее защищать....



От двадцати двух до тридцати семи.

Летная карьера Генриха Гринберга началась на Дальнем Востоке. Работа штурмана полностью поглотила офицера. Он получал огромное удовольствие от службы. Он обожал, когда самолет ревя своими огромными турбинами разгоняется и поднимается в воздух, ему нравился сам момент отрыва от земли, взлет и переход к выполнению боевого задания. Его расчеты всегда были верны и каждый раз он выводил свой самолет в заданную точку определенного квадрата в расчетное время . Командир экипажа всегда давал своему штурману лучшие характеристики.
Еще через год Генрих Львович Гринберг женился на молодой учительнице, вернувшейся в родной гарнизон, после окончания института. И хотя будущие тесть с тещей были против брака дочери и смирились с ее выбором только тогда, когда та, собрав вещи, переехала к Генриху, в его холостяцкую комнату в офицерском общежитии.
Леночка, именно так звали молодую супругу старшего лейтенанта Гринберга, выходя замуж сменила свою фамилию - Васильева, на фамилию мужа. По этому поводу, тесть устроил отдельную пьянку с дебошем и битьем посуды, с проклятиями в адрес всех обрезанных, жидов и сионистов, но ничего по сути дела поделать не мог. Род Васильевых прекращал свое существование....
А через некоторое время, Генрих получил свой первый перевод и уехал с молодой супругой, бывшей на седьмом месяце беременности еще дальше в тайгу, где продолжил свою службу. У нового командира полка он попросил несколько дней отпуска и отвез жену к родителям, там, он знал, она будет в абсолютной безопасности и главное, папа сделает все, чтобы его ребенок родился в самых лучших условиях, что и произошло через некоторое время, пока Генрих с новым экипажем взлетал направляя свой самолет то к Аляске, до которой было рукой подать. то к полюсу, выполняя задания поступающие от командира воздушной армии.
Через три с половиной года Генриха перевели на юг, потому что советский офицер должен послужить во всех климатических зонах Советского Союза. Карьера его была прекрасной. И делал он ее сам. Через некоторое время Генрих Гринберг получил майора и ждал повышения в должности. Его должны были назначить главным штурманом полка, кандидатур было много, могли взять любого штурмана в полку, даже того, кто имел больше выслуги, часов налета, или же перевести кого нибудь из других частей, но комполка настоял, чтобы назначили Генриха. Его собственного штурмана. С которым у него сложились прекрасные, не только профессиональные отношения.
Но назначению не суждено было сбыться. В один из дней, майора Гринберга вызвали в штаб и в присутствии замполита и начальника особого отдела, командир полка объявил, что отстраняет майора Гринберга от штурманской работы и что самое важное от полетов.
- За что? – только и успел спросить Гринберг.
- Генрих, вы знаете Бориса Семеновича Лазаревского? – спросил начальник особого отдела, майор Федоров.
- Да, это мой двоюродный брат.
- А Юлию Абрамовну Лазаревскую?
- Это его жена. А при чем здесь мои родственники?
- Как бы и не причем, - продолжал Федоров, но понимаете, ваш брат, его жена, подали прошение на выезд в Израиль.
- А при чем здесь я?
- Ну это же ваш брат... и это еще не все. Наше правительство решило отказать физику Лазаревскому и не разрешает ему эмигрировать, так ваш брат, вместе с женой и другими асоциальными элементами устроили постоянную голодовку возле главпочтамта в Москве. Себя они называют узниками Сиона или как там, кроме того, заявляют о своей причастности к мировому сионистскому движению....
- Ну а при чем здесь я? Я советский офицер! Вы не имеете права!
- Генрих, - в разговор вступил командир полка, - ты знаешь, что для меня ты лучший штурман и награды за свое мастерство носишь не зря, но так сложились обстоятельства, что ты больше не будешь летать. И к сожалению любимым делом заниматься не будешь. У меня есть к тебе предложение. Ты знаешь, что у нас в гарнизоне ставится катапульта, будет целый тренировочный центр для офицеров- летчиков нашего флота, предлагаю тебе занять эту должность, скажу сразу, что товарищ замполит согласен с моим предложением тебе, да и у товарища Федорова, возражений нет. Я правильно говорю? – Спросил он уже майора Федорова.
- Так точно, товарищ полковник.
- Нет, я отказываюсь это понимать... – начал говорить майор Гринберг...
- Генрих, иди домой, даю тебе неделю отгулов, тебе просто надо смериться с этой мыслью....
Дома, впервые в жизни Генрих напился, а жена, услышав причину перевода мужа на нижестоящую должность авторитетно заявила:
- Генрих, если армия, вот так разбрасывается своими лучшими офицерами, то на кой ляд нам такая армия?
- Ты ничего не понимаешь, дура! – заорал Генрих и ушел в запой из которого с трудом вернулся через пару месяцев.
А Борис Семенович Лазаревский летел в Израиль, на встречу с родиной о которой так долго мечтал.
Генрих Львович Гринберг прощался со своей сбывшейся мечтой, погружая свое горе в стакан, зная, что никогда больше не будет летать....



От тридцати семи до сорока.

Хочешь не хочешь, а жизнь продолжается. Служба никуда не делась, и надо каждое утро к восьми часам быть на построении. После чего Генрих Гринберг шел к себе в учебный центр. Прошел год, после того, как его отстранили от полетов, прошло два года, а Генрих не мог снова войти в привычную колею своей жизни. Все чаще и чаще он появлялся дома пьяным, иногда, поколачивал свою жену, которая все так же любила его. Елена Гринберг писала свекру и свекрови, те приезжали, пытались вразумить сына, но все было бесполезно, без неба Генрих умирал, убивал себя, забывая о том, что рядом с ним есть женщина, которая им дорожит, есть трое детей, которым он нужен. Генриху было плохо. А из Советской Армии просто так уйти было невозможно. Дошло до того, что на службе майор Гринберг появлялся в нетрезвом виде.
С ним разговаривала мать, слезно молила жена, но Генрих продолжал пить.
С ним говорил отец, убеждал, но все было бесполезно.
- Ты знаешь, папа, а ты был прав, лучше бы я стал врачом, гинекологом, как ты, никто бы не посмел бы со мной так поступить....
- Генрих, ты стал кем захотел и должен достойно вынести испытания уготованные тебе жизнью.
- Папа! Для меня армия – все! Понимаешь – все! Я люблю небо, я не могу жить без него!
- Тебе придется научиться...
Генрих налил себе полный стакан водки, шикнул на вошедшую жену, и выпил залпом, даже не поморщившись.
Его лицо стало злым, глаза налились кровью и он сказал:
- Если бы ты знал папа, как я ненавижу евреев....
- Лучше бы ты действительно стал врачом. –ответил отец и вышел из кухни где они разговаривали.
Больше Генрих никогда не видел отца. Когда он очухался, проспался, умылся, когда убрал целую гору бутылок, нашел записку от жены, в которой она писала, что уезжает к его родителям, забирает с собой детей, и вернется только в одном случае, если Генрих перестанет пить.
- А я то думаю, чего в доме так тихо? – спросил Генрих сам себя и скомкав записку бросил ее в угол комнаты... Надо было идти на службу....
Служба была противной и жизнь шла под откос.



Все последующие годы.

Ранним утром, сквозь сон, Генрих услышал, что дверной звонок надрывается птичьими переливами. Он с трудом встал с кровати, поискал ногами тапочки, но не найдя их, пошел босыми ногами по холодному полу, открывать входную дверь.
- Ну кто там ломится, кого черти принесли?
- Генрих, Генрих, открывай, это я, Леха Смородников. – донеслось из за двери.
Еще не совсем отошедший ото сна майор Гринберг открыл дверь.
- Ну чего тебе надо Леха?
- Генрих, выручай.
- Ничего себе! Выручай! Я водку уже всю выпил, ни хрена дома нет.
- Да я не за этим пришел.
- Ну проходи, разувайся, тапочки найди себе, а то пол холодный. - Генрих открыл дверь на распашку и пошел в залу. Леха Смородников всего около года служил в этом гарнизоне, летал во второй эскадрильи, к тому же был ее штатным замполитом. Летать... Для Генриха это осталось позади и всякий раз, когда самолеты его первой эскадрильи поднимались в воздух, Генрих наливал себе новый стакан и проклинал судьбу. Что ему еще оставалось, кроме, как пить водку и нажимать рычаг катапульты, чтобы летчики проходили тренировки, на случай аварийного катапультирования из самолета...
- Так что у тебя за дело, Леха? – Спросил Генрих, убрав со стола мусор и пустые бутылки... – Видишь, жена ушла, один живу... Ну так чего пришел?
- Дело у меня к тебе, Генрих.
- Не томи, ты так, что за дело?
- Генрих, только никому, я очень прошу, дай слово.
- Ну даю... – Генрих подавил в себе желание отрыгнуть и снова повторил, - даю тебе слово, что случилось-то?
- Слово коммуниста даешь?
- А на кой тебе мое коммунистическое слово?
- Ну так даешь или нет, потому что если ляпнешь где о том, что я тебе скажу, Генрих, приду, порешу тебя...
- Эх брат, Леха, куда тебя занесло, что будешь вербовать для какого-нибудь дела?
- Ну так дашь слово?
- Ладно, бери мое коммунистическое слово весте с партбилетом, только скажи уже, не мучай, что у тебя стряслось.
- Генрих, у меня залет...
- Чего у тебя? – Генрих прищурил бровь.
- Залет говорю, вся моя карьера под откос может пойти.
- И ты пришел ко мне за помощью? Леха, я не знаю как тебе помочь.
- Подожди. не спеши, - говорил Леха Смородников, дай рассказать.... В общем ты же знаешь, что мы с женой ждем второго ребенка.
- Угу.
- И сам понимаешь, сейчас, такой период времени, когда не могу в общем я с женой... того... ну...
- Сексом заниматься. – нагло уточнил Генрих.
- Вот, вот... Но мне то, как мужику хочется, Генрих, если я неделю без секса, то готов изнасиловать все, что движется...
- Дай угадаю, Леха, ты с кем то переспал...
- Да, и не один раз и главное не очень удачно. Прапорщица одна залетела от меня... А представь себе, что если кто-то узнает, об этом, замполит эскадрильи, пример для других летчиков идет на поводу у стоячего хера... Какая потом карьера, какие полеты и откуда звания посыпятся, если будет такой скандал....
- А чем я тебе могу помочь....
- Так ведь, это.... У тебя же отец гинеколог... Может позвонишь ему, приедет моя пассия, аборт там сделает, я с ней уже договорился, правда встанет мне это в кругленькую сумму, аж двести рублей, за аборт и компенсация за молчание.... Так может папа поможет решить мою проблему, я и ему заплачу, главное, чтобы никто ни о чем не узнал....
- Леха, прости, друг, но с папой не общаюсь, я с евреями больше вообще не общаюсь.
- Генрих, я тебя очень прошу, спаси боевого товарища.... Ну позвони...
- Звонить не буду. а вот помочь, за всегда пожалуйста.
- Это как?
- Я сам ей аборт сделаю....
- Ты... Ты охренел?
- Послушай, Смородников, мой папа, чай гинекологом работает, он даже профессор медицины...
- Но ты то, штурман, а не гинеколог!
- Зато у меня есть катапульта!
- Генрих ты я вижу совсем перепил водки.
- Нет, Леха, сколько бы водки я не выпил, а мозги пропить нельзя. Вот сам катапультировался когда нибудь?
- И не раз, правда, слава Господу, только на тренажере.
- Так где находятся твои яйца, когда ты с бешенной скоростью летишь вверх?
- Ну... это....
- Правильно мыслишь, замполит! Твои яйца, как и все твои внутренности не успевают за полетом тела. перегрузка огромная. Так ответь мне, почему у женщины все должно быть иначе. Ее тоже выкинет катапульта, все внутри оборвется, плод естественным образом перестанет жить отделившись от внутренних стенок матки. Начнется кровотечение и спокойно можно констатировать выкидыш. После этого, ты отвезешь свою прапорщицу в больничку, или пускай медики везут, и все тихо спокойно... Никто никакого вопроса не задаст. Выкидыш, мой дорогой Леха, это не аборт....
- Ты сейчас это придумал, на пьяную голову?
- Ага. – Генрих улыбнулся и почесал небритый подбородок. – Только что.
- И ты думаешь это сработает?
- Против законов физики не попрешь.... Ты только свою прапорщицу уговори....
Через два дня, штурман первого класса, штурман – снайпер Генрих Гринберг сделал первый в свой жизни катапультный аборт.
Для Лехи Смородникова он обошелся в двести пятьдесят рублей для залетевшей любовницы, та надбавила сумму за возможный стресс, и пять бутылок водки для «начальника катапульты» Гринберга...



Через три недели Генрих Гринберг понял, что пора менять специализацию. Как с Судьбой не шути, как от нее не увиливай, не делай ей наперекор, все равно, она выведет тебя на ту самую дорогу, по которой должен идти. За три недели, к Генриху обратилось сразу пять женщин, и в качестве оплаты за помощь, в избавлении от нежелательной беременности, каждая предлагала что то свое. Одна принесла водку, другая предложила несколько мешков картошки и разных овощей на зиму, она работала в летной столовой и все эти продукты ей ничего не стоили, а одна девушка, дочь очень строгих родителей, предложила бесплатный минет. Так она все делает за деньги, а Генриху Львовичу – уважаемому человеку, поможет совершенно бесплатно, если конечно, товарищ майор согласится помочь юной деве...
И как тут спрашивается не согласится? Генрих Гринберг жил один, можно сказать холостяком, ну как не помочь девушке в такой тяжелый момент...
В один из дней, Генрих явился в библиотеку в Доме Офицеров и там, а для него, как для читающего, фонд книг был всегда открыт, он перерыл все книги по медицине, но не нашел те, которые ему были нужны. Генрих заранее составил список из, более чем тридцати наименований, но ни одной из разыскиваемых книг по гинекологии в библиотеке не оказалось. Да и что там могло оказаться, когда раздел медицины был меньше чем в половину книжного стеллажа, зато всякая партийная дребедень занимала четверть библиотеки. Список Генрих, составлял по памяти. Он закрывал глаза и вспоминал, как ребенком, перебирал книги в папиных шкафах, он мысленно доставал книгу с полки, читал название, потом записывал его себе на листочек, а после, закрывая глаза, так же, мысленно, бережно ставил на место и брал другую книгу.
В свободный от службы день Генрих поехал в крупный город, находящийся, в каких-то пятидесяти километрах и часть необходимой литературы нашел в библиотеке медицинского университета.
Что, что, а заниматься Генрих умел, он просто заранее составил план – вопросов, на которые хотел получить ответы, и писал, писал, писал.....
И уже дома, разбирая записи, он чувствовал, что у него нет оснований отказывать девушкам и женщинам в решении возникших проблем....
Правда жена Генриха никогда не делала аборты, потому что Генрих всегда пользовался презервативами, и не советскими, а заграничными, попадавши ему через отца. Пару сотен презервативов Генриху хватало на год или более, а как презервативы заканчивались, стоило только позвонить папе....
А вот в единственной гарнизонной аптеке, презервативы были постоянным дефицитом. То ли Светка-кривая, немолодая аптекарша со злым на весь мир лицом, их, презервативы, не заказывала и не привозила, то ли привозила, но в таких малых количествах, что те, кто спрашивал «резиновые штучки» уходили ни с чем...
А Генриха этим добром снабжал папа...
«Папа....» - Генрих вспомнил о нем и поморщился.... – «Папа... Черт с ним! С папой, с женой- предательницей, черт со штурманской работой, с летной и офицерской карьерой, буду заниматься тем, чем могу, Ах этот папа, как же ты оказался прав! Как же я тебя ненавижу! Как же я ненавижу самого себя!!!!! Будь я проклят! Нет, надо выпить и причем срочно!» - Генрих прошел на кухню, открыл бутылку водки, принесенную одной из просительниц и налил себе полный стакан....
После шестого катапультного аборта Генрих даже подумал о том, чтобы написать некое исследование по теме: «Аборт и катапульта». Тему диссертации можно, конечно, и покрасивее обозвать, что нибудь вроде: «Катапультное прерывание беременности» или «Применение летных технологий в гинекологической практике». Что нибудь придумать можно, а главное, материала насобирать для работы проблемы не составляет. Женщины сами приходят, просят, уговаривают, приходят обеспокоенные мужья, предлагают и водку и деньги, лишь бы Генрих Львович помог решить проблему возникшую нежданно – негаданно, потому что пойди женщина и заяви, что беременна, но аборт сделать хочет, так затребуют от нее тысячи справок, свидетельств и доказательств, все выспросят, все запишут, ехидненько при этом улыбаясь и нагло разглядывая... Многим женщинам не так страшно лечь с мужчиной в постель и заняться с ним сексом, как бегать по коридорам и объясняться, почему она решила аборт сделать. А если женщина партийная, так могут из каких-то личных мстительных побуждений «абортное дело» и на партсобрание вынести... Да ну его нахер! Лучше заплатить Генриху Львовичу, взлететь на проклятой катапульте и дело с концом. Никто не придерется после. После никто слова не скажет.
Катапультно-абортный кабинет открыл свою работу.
Жизнь для Генриха Гринберга обрела новый смысл. Теперь он был не просто служака, он вообще плюнул на службу, его больше не интересовало небо, полеты, его не интересовали звания и даже зарплата, потому что за месяц работы его катапультно-абортного кабинета он имел денег на много больше, чем ему платило государство. Генрих нагло злоупотреблял своим служебным положением и использовал его в своих, личных целях. Поначалу ему приносили водку, продукты, но потом он начал брать только деньги. Иногда производил катапультный аборт в обмен на какую-то необходимую услугу. То в гараже ворота поменять, то ремонт ему в квартире сделают, то еще что-то, а ему что? Рычаг нажал и кресло понеслось в небо! Да на такой службе он вечно бы работал, не просто до самой пенсии, а до смерти! Одно движение рукой и ты богатый человек!
Пусть папа завидует, пусть лазает в матку женщины зеркалами и щипцами, он, Генрих, делает все на много проще и, главное, имеет больше. Слава абортмахера Гринберга росла, как на дрожжах, скоро к нему начали приезжать из соседних колхозов, готовы были платить натурой и деньгами, лишь бы избавится от нежелательной беременности, потому что впереди посевная, а за ней уборка урожая, а там еще куча причин. К нему приезжали из мелких городков расположенных неподалеку и готовы были сесть в катапультирующееся кресло, лишь бы не иметь дело с официальной медициной...
после девяносто третьего аборта к нему на работу заглянул командир с намерением поговорить, но разговора не получилось. Генрих не стал слушать человека, с которым провел в небе сотни часов.
- А на хрена, командир? Ты можешь вернуть мне прошлое? Я снова буду штурманом? Я прекрасно знаю, на что я способен, и быть штурманом полка не предел для меня.
- Твои родственники...
- Да плевать я на них хотел...
- Но я делал все что мог...
- А мне уже плевать, ты знаешь, командир, очень давно, отец был против моей учебы в военном училище, он был прав, из меня вышел прекрасный абортолог, так можно сказать?
- Не знаю.
- Запиши новое слово, я, значит, его придумал. И не проси меня прекратить мои шахер-махеры, я не остановлюсь.
- Я подам документы на твое увольнение, статью придумаю, как минимум несоответствие занимаемой должности.
- Подавай, ты же знаешь, командир, я не пропаду. Я уже сейчас хорошо живу, буду жить еще лучше....
- Смотри, Генрих, я предупредил, - командир вышел не попрощавшись и впервые не пожал руку своему бывшему штурману.
- Иди, иди, плевал я на вас всех! – Заорал Генрих вслед командиру полка. А ведь когда-то они были дружны. Комполка ни с кем так не общался, как с Генрихом и его семьей. Они вместе ездили на рыбалку, встречали Новый год, отмечали семейные праздники, и вот теперь наступил полный разрыв...


Говорят, что у каждого хорошего врача есть свое большое кладбище. Цинично, но в какой-то степени верно. Гинекологи не исключение, но если врач ошибки в своей практике превращает во благо, то Генрих права на ошибку не имел, Его единственная ошибка, стала бы для него концом.
Двигая рычаг катапульты Генрих старался об этом не думать. Сто двадцатый аборт, сто семьдесят пятый, сто девяностый, а на двести третий произошла трагедия.
Когда кресло вернулась в исходное положение, Генрих увидел, что двадцатипятилетняя девушка приехавшая на аборт из соседнего колхоза – мертва. Шла кровь изо рта, носа, глаз, ушей, внизу, между ее ног растекалась огромная лужа крови. Генрих достаточно долго работал с катапультным аппаратом. чтобы сразу понять, что произошло. Избавиться от трупа он не мог, да и не хотел, там, за пределами его учебного центра, стояла «копейка», где девушку ждал молодой человек. Нужно было что-то решать и Генрих решил. Сняв умершую с кресла, он отнес ее в учебный класс и положил на стол. После, взял тряпки, швабру и начал замывать следы крови, очистил как мог катапультное кресло, привел все помещение в более менее божеский вид а потом набрал номер телефона и когда ему ответили на том конце трубки, просто сказал:
- Командир, я убил человека.
Через пятнадцать минут, командир полка и еще двое доверенных офицеров прибежали в учебный центр, и то в классе нашли два трупа: девушка лежала на столе, а Генрих Гринберг висел на веревке, которая была зацеплена за крюк, на котором раньше крепилась классная доска.



Командующий Флотом нехотя прочитал третий лист донесения, поморщился и уже успокоившись сказал:
- Туда и дорога, жиду этому. Но все равно расследование проведите.



ХХХХХ

Говорят, что вся семья Гринбергов еще до развала СССР уехала в Америку. Старый дед с бабкой, их невестка Елена, и трое внуков. Так же говорят, что внучка Льва Исааковича работает гинекологом где то в Голливуде, а двое внуков работают хирургами в госпитале армии США в Ираке....
Генрих Гринберг в семье – запретная тема для разговоров.