Обнадеянный

Лев Гордеевич Обнадеянный готов был на что угодно, только бы никогда не повторился тот злополучный зимний день.
А ведь как хорошо все начиналось. Еще с утра он ощущул себя как на крыльях: напевая веселую песенку, побрился, обильно надушился остатками парфюма, целый час крутился перед зеркалом, выбирая подходящий костюм. Особенно выбирать, правда, было не из чего, в шкафу их висело всего два: один — старый, в котором он еще диссертацию защищал, а другой, относительно новый, купленный на прошлогоднюю тринадцатую зарплату. Помнится, он в нем еще ходил на вручение грамоты "Лучший работник квартала", после чего был небольшой фуршет, на котором Лев Гордеевич случайно опустил локоть в салат из крабовых палочек. Был, очень расстроен этим курьезом, даже поскорее ушел домой, точнее, ему помогли его коллеги, которые еще не успели радостно отметить вручение грамот. Застирывая наутро пиждак, Лев Гордеевич пообещал себе впредь не надевать хорошие, тем более новые вещи на всякие пьянки.

Ну, не будем отвлекаться от его сборов. Остановив свой выбор на более, на его взгляд, респектабельного вида пиджаке, он почистил его от пыли щеткой и заботливо положил в карман носовой платок. Тщательно выгладил стрелки на брюках, подобрал наиболее кожаного вида ремень... Да, такого с ним еще не случалось, модником он никогда не был, но тут подошел к делу со всей серьёзностью, даже галстук в тон повязал и туфли осенние надел на тонкой подошве. Не беда, что замерзнет, главное — красиво.

И все из-за чего? Не из-за чего, а из-за кого: Калерия... Этим именем он бредил уже три месяца и два дня. Познакомились они совершенно случайно, в очереди к стоматологу, но Лев Гордеевич сразу почувствовал — Она. Но поскольку Калерия оказалась барышней с характером, номер телефона она не дала, и домашнего адреса соответственно тоже. Целый месяц разыскивал ее Обнадеянный, и наконец, благодаря всему возможному и невозможному, раздобыл желанные цифры номера ее телефона. Еще один месяц пришлось потратить на то, чтобы уговорить Калерию встретиться с ним. Но она почему-то все время тянула с ответом, и говорила, что подумает. И вот, спустя еще месяц, когда терпение Льва было уже на пределе (все-таки под пятьдесят, не мальчик), жеманно согласилась на встречу, и не просто на встречу — она предложила проведать ее маму. "Смотрины." — догадался Обнадеянный и, находясь на седьмом небе от счастья, просто парил. "Калерия, Калерия, Калерия..." — только и повторял он про себя.

Перед долгожданным свиданием благоухающий и нарядно одетый Лев Гордеевич успел зайти в магазин, купив там огромный торт и цветы. Но по дороге, пока ехал к своей возлюбленной, представляя, как она восхитится его букетом, последний стал предательски вянуть. Лев даже пытался согреть цветы своим дыханием, но розы, как будто, сговорившись, решили не участвовать в предстоящем, возможно, самом важном в его жизни событии. "Да ладно, цветов она что ли не видела? Торт поест — подобреет — женщины любят сладкое, лишь бы торт не подвел..." — думал Лев Гордеевич, подходя к заветному месту встречи.

Заметил любимую издалека, да и она увидела его и помахала рукой. Обнадеянный расцвел. Сейчас Калерия увидит его поближе и растает. Конечно, а как иначе — выбритый, надушенный, с цветами, пусть и слегка подвявшими (мороз все-таки), и с огромным тортом. Ну, чем не жених? Довольный, он заторопился. Казалось, ничто не приближало беды, и, когда до сближения оставалось каких-то пять жалких метров, Лев Гордеевич краем глаза успел подметить, что неплохо бы приостановиться и идти помедленней, но ему непременно захотелось выглядеть энергично-бодро-подтянуто, и напрасно, ведь имменно в этот момент он уже ступал по гололеду.

...Что только Лев Гордеевич не предпринял за эти секунды, которые показались ему вечностью, для того, чтобы удержать равновесие на ногах. Когда он еще только начал, падая на спину, поскальзываться, быстро попытался подать весь корпус вперед, но руки, занятые цветами и коробкой с тортом, почему-то не помогли ему в этом маневре. Наоборот, из рук они превратились в какие-то крылья, причем, если бы это были крылья лебединые, то еще, куда не шло, но это были какие-то куриные крылья, которыми Обнадеянный махал несколько секунд на глазах у свой возлюбленной, безуспешно пытаясь взлететь. Заодно силясь понять, как реагирует на происходящее его, возможно, будущая супруга. Но, как известно, курицы не летают, чего же ждать от несчастного поскользнувшегося.
Все это время он смотрел, не отрываясь, любимой прямо в глаза. Видимо, надеялся, что их контакт глазами сможет удержать его от падения на лед. И, ожидая хоть какого-то сострадания в глазах своей Снежной Королевы, растерялся еще больше, когда увидел, что Калерия хихикает, закрывая рот рукавичкой.

Вот это обстоятельство, и подкосило Льва Гордеевича до конца. Бороться с наледью у него больше не было ни сил, ни желания, и, когда он осознал, что падение неизбежно, попытался упасть, хотя бы достойно. Но сегодня явно был не его день: вцепившись мертвой хваткой в коробку с тортом, а точнее в то, что осталось после нечеловеческой борьбы с гололедом — в ее крышку от упаковки, Обнадеянный, комично засеменил разъезжающимися ногами и, наконец, благополучно приземлился. Если благополучным можно назвать тот факт, что брякнулся от точнехонько в поджидавший его кремовый торт на три килограмма, который закончил свое приземление буквально на две секунды раньше Обнадеянного. Продолжая по инерции размахивать четным количеством розочек, (а точнее, чудом уцелевшими - двумя), Обнадеянный подкатился, (теперь уже, скорее всего, с помощью жирного крема от торта), к ногам Калерии. Поднимать голову на нее у него уже не было сил, тем более он ее прекрасно слышал. Ее голос, который и не голос вовсе, а настоящий, ничем неприкрытый раскатистый смех, надолго останется у него в памяти. Да и не смех это даже был, а какой-то неженский гогот. "Не девичий, по крайней мере" — успел зачем-то подумать Лев перед тем, как почувствовал дикую боль в ноге.

Отсмеявшись, Калерия, конечно, помогла Обнадеянному, а скорее, Безнадежному, подняться, и даже долго извинялась за свой смех, убеждала, что не со зла, просто никак не могла удержаться, но Лев уже плохо воспринимал действительность, в которой все стало как-то туманно и размыто, и только его осенние туфли на тонкой подошве виделись ему более или менее резко. Да так резко, что хотелось снять их немедленно и уйти обратно босиком.

Вот так нелепо-случайно и разрушились у Льва Гордеевича планы о скорой женитьбе. Да и на работу теперь он тоже выйдет не скоро. По меньшей мере, пока вывих на ноге не заживет. А Калерию он после того случая из головы вычеркнул: "Правду говорят, нет худа без добра, хорошо, что все сразу выяснилось. Не дай Бог такую никому! А если бы я с балкона случайно выпал, она бы тоже стояла, вниз смотрела и ржала как лошадь?" — успокаивал самого себя Обнадеянный, заталкивая костюм с туфлями поглубже в платяной шкаф.