Живопись - 18

Уже звёзды мерцали над головой и поднималась луна в ореоле, когда он достиг третьего мостика. Напряжённо вглядываясь в чернеющие силуэты кустов и деревьев, считал шаги, чтобы не пропустить поворот. Повернув и поднявшись на пригорок,  он увидел контуры церкви и возле неё единственный на всё село столбовой фонарь. Несколько окошек светились на большём расстоянии друг от друга – свидетельство того, что жилых домов осталось немного… «Похоже, электричество тут – единственное удобство… и это хорошо…» - Ивушкин отсчитал пятый дом и постучал в окно.
Никто не отозвался, хотя окно было желтовато-бледным от маленького света изнутри – лампада или свечка… Он постучал настойчивее, мол всё равно не отступлюсь. Послышалось шевеление, что-то громыхнуло, потом скрипнула дверь и из сеней хрипловатый старушечий голос спросил:
- Кого это нелёгкая ночами носит?.. помолиться спокойно не дадут…
- Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас… - со знанием дела отозвался Ивушкин.
- Аминь. Ну и кто ты. – молитвенница не спешила открывать входную дверь.
- Ивушкин. Принёс Вам поклон от племянника Вашего, Егора.
- А чего так поздно?
- Приехал на последнем автобусе, а там пешком…
- Понятно. Ну и чего говорит Егорка мой?
- Говорит в сентябре приедет помогать убирать картошку…
- Ну, слава тебе Господи – молитвы мои услышаны…
- А не приедет, я Вам помогу…
- Ишь ты какой… Ты что же к нам надолго пожаловал?
- Как Бог даст… как люди примут…
- Хорошо говоришь, складно… а Символ Веры знаешь?
- Знаю.
- Читай три раза. Да погромче – я малость глуховата.

Прочитал без запинки, отчётливо и так громко, что казалось, народ вот-вот сбежится, как на пожар... Но прозвучали последние слова, и стало, по-прежнему, тихо и пусто, только собаки затеявшие перекличку никак не унимались…
Громыхнул засов, дверь отворилась.
- Ну, проходи, Божий человек… как звать-то?
- Вячеслав.
- А по батюшке?
- Андреевич.
- Ты пригибайся, Вячеслав Андреевич, а то, неровён час, лоб расшибёшь – притолоки у нас низкие – по старинке живём – избу ещё при царе-батюшке рубили… дед мой рубил – упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Степана, и прости его вся согрешения вольная и невольная, даруя ему Царствие и причастие вечных Твоих благих, и Твоея бесконечныя и блаженныя жизни наслаждение.
- Аминь. – поддержал Ивушкин.
- Правда, после войны дом перекладывали, нижние венцы поменяли и кухню прирубили… теперь вот опять надо, да кто этим будет заниматься… ладно, Бог даст, на мой век хватит – недолго уж осталось…
Он снял в сенях туфли, пригнулся, вошёл в придел, остановился – запах старого деревенского жилья пленил – сердце защемило – вспомнил, как в детстве на всё лето его отправляли к бабушке с дедушкой под Воронеж… Анастасия Петровна подтолкнула в спину, мол иди дальше… опять пригнулся вошёл в избу, поклонился на образа, освещённые лампадой, покрестился, прошептал благодарственное молитвословие… Она щёлкнула выключателем. Далеко не яркий свет одной лампочки под оранжевым абажуром с бахромой, выявил убранство помещения и само помещение, разделённое перегородкой от маленькой печки (голландки) до стены – крохотный закуток в одно оконце, проём закрыт занавеской на верёвочке, натянутой на двух гвоздях – видимо, там у неё спальня… оставшаяся часть помещения (в два окна) меблирована весьма скромно: возле окон стол, накрытый цветастой клеёнкой, вокруг стола четыре стула, на столе ваза с пластиковыми тюльпанами, справа у стены диван, в углу большой окованный сундук, между сундуком и дверью старый обшарпанный холодильник «Бирюса»… с другой стороны, между печкой и этой стеной, где дверь, трёхстворчатый шкаф – шифоньер… в углу иконы, по стенам фотографии, церковный календарь, молитвы на листочках, написанные от руки… на подоконниках: герань, алоэ, фиалки… Он осматривал комнату, хозяйка осматривала его.
- А чо такой худой-то?.. дунь на тебя и об стенку расшибёсся… а ещё картошку копать грозился…
- Не расшибусь – хоть дунь, хоть плюнь – на молитве стою…
- Ух, ты… и на какой же молитве стоишь?
- На Иисусовой… впрочем, не только…
- Тогда тебе к Софронию… я за такие переломы не берусь…
Ивушкин понял, что прокололся и раскрылся в своём горделивом невежестве… с одной стороны – это его огорчило, с другой –  обрадовало – к правильным людям попал…
- Ты чаёвничать будешь, или что?
- Если не возражаете, помолюсь и лягу… устал я с дороги… да и воздух у вас тут, против московского, такой, что голова кругом идёт… и ноги подкашиваются… Вы меня бросьте где-нибудь на полу… хоть в сенях – на дровах…
- Не-е-ет, мил человек, мы гостей на пол не кладём… ляжешь в приделе, на печке… там и помолишься… только лампадку затепли сам, спички на подоконнике… А сыт-то ты, батюшка Вячеслав Андреевич, не Духом ли Святым? – старушка улыбалась с прищуром. Ивушкин понял – это ещё одна провокация…
- По дороге поужинал, матушка Анастасия… слава Богу за всё…
- Истину глаголешь – Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф… Однако, ещё спрошу, не обессудь: тебе перину стелить или половичками удовольствуешься?..
- Хочу, как будет… - Ивушкин почувствовал, что силы покинули его, и он способен помолиться ко сну лишь кратко...


29.08.12
6:25