Отцу

Ты ушёл непростительно рано,
через адские муки – в покой,
и блуждает с тех пор эта рана
между сердцем моим и спиной.

Не разделишь ни радость, ни слёзы,
не увидишь красивых внучат.
Как же так?.. У могилы берёзы
безмятежно в ответ шелестят.
Ты  натруживал разум и руки,               
за безделье не в шутку браня,
и гранит непосильной науки      
изгрызал беспощадно меня.
Твёрдых тел постигая секреты,
и не думал учитель о том,       
что Ассоль за стеной кабинета
видит паруса смелый фантом,
а за ним – траекторию солнца...               
От мечты ты хотел удержать, –   
так пингвин за детёныша бьётся,    
так со злом расправляется рать.
Друг на друга затравленным зверем
две больные смотрели души,
и цедили сквозь зубы «не верим»,
и рыдали в полночной тиши.
Я не стала целительным средством,
ты остался один на один    
с тенью послевоенного детства,
что не вытравить и до седин.
Как хотелось мне быть непохожей,
как наследовать  было невмочь!..
Но – по-прежнему костью и кожей
я – упрямая папина дочь.        
Открываю с высот панорамы,  –               
сколько вьюга наотмашь не бей, –
и встречаю житейские драмы
ироничной улыбкой твоей.
Презираю трусливую стаю,    
с нею гнёзда орлице не вить...               
Только часто родных обнимаю,
за двоих торопясь долюбить.

Час придёт, мы увидимся снова,
будут розы, как в детстве, цвести.
Путь один обретём у парома,
и одно только скажем: «Прости...»