Красимир Георгиев. Единорог

Красимир ГЕОРГИЕВ

ЕДИНОРОГ

 с болгарского


1. Нож
Синее пламя ножа
в танце забилось вновь.
Нам ли в объятьях лежать?
Лижет лезвие кровь.

2. Бытие, гл.3, 12-14
Всё извечное пополам:
целомудрие-срам,
яблоня и змея,
ты и я.

3. Quo vadis?
Мир есть болото, жизнь –
жаба с соломинкой в заднице,
надули так, что держись! –
рванёт – ничего не останется...

4. Ловушка
От щедрости глаза мои, учитель,
пусты и страх – заложник в них.
В твои смотрю с надеждою мучительной,
но та же пустота в твоих!


5. Смерть 1
Собрал вещички, старые долги
отдали, отдал, грязь оставил в бане.
Да прежде, чем забьёшь мне гвозди в гроб,
дай чек, могильщик, оплачу комедию!


6. Смерть 2
При скудных желаньях моих
и тревоги сердце не знает.
В небо окна открыты, иных
жду желаний, вхожу, замираю...

7. Смерть 3
Вдох – в землю тёплое зерно,
а  выдох выдохнет росток.
Ждёт жертву запад, и восток
уже кровавится давно.


8. Смерть 4
Любовь и ненависть – вот сучья для костра;
а сверху снова – ненависть, любовь.
И боль, и свет пожрал он до утра,
всё до утра пожрал он – свет и боль.


9. Смерть 5
Летел, бежал, стремился твёрдо встать
над буднями. –Друг, мир суть суета.

Смеясь над будущим, земли срезаю слой.
–Оно, мой друг, в двух метрах под землёй.

10. Смерть 6. Страшные слова
Как страшно в слове навек.
Ещё страшней – в никогда.

11. Единорог
Большой, невиданный, а взгляд внимательный, –
дорогу преградил единорог
(я звука даже выдохнуть не мог):
–Вы, что ль, любезный, ищете приятеля?


12. Мудрая жатва
Скрип да скрип, словно годы, – телеги.
В чреве нивы поспели хлеба,
просыпайтесь от лени и неги,
слово сказано острым серпам.

День гудит, нагружённый трудами.
Тихо солнце спит на току,
на поджаром вселенском боку.
В знойном мареве светлая тайна.

Сытый будень всё мягче и жиже,
бредит, сонный, завтрашним утром
и склоняется к житу и жизни,
одинаково мудрым.


13. Измерения
Нежна, красива – грозен я и стар,
нас разделяют космосы безмерные.
Но, словно в искре видится пожар,
мы встретимся. Во снах, которым верю я.

14. Лебедь в центре Вселенной
Так дочь спросила.
Так отец ответил.

   –Папа, а что такое болезнь?
   –Пёрышко, павшее с крыльев времени, доченька.
–Папа, а время?
–Это река, несущая душу, доченька.
–Папа, скажи о душе.
–Это огонь в бесконечном времени, доченька.
–Папа, куда же уходит душа?
–В мир, полный цветов, доченька.
–Папа, а где этот мир?
–Это лебедь в центре Вселенной, доченька.
–Папа, как мне увидеть
этого белого лебедя?
–Скоро опустит он крылья свои
на наше озеро, доченька.


15. Две жизни
Две жизни у меня.
Одна уж на исходе.
Бездонный мой колодец,
без окон дом.

Две жизни я имел.
С одною распрощался.
Беспамятное счастье,
улыбка без лица.

16. Другой берег
Плаванье будет недолгим,
берег забвения близок.
Узнаешь безвременья радость,
свободу без тела.

Поспорили с жизнью и хватит,
а смерть бессловесна.
За лёгкую боль перехода
храни за щекою монетку.

17. Горючая память
В наших венах варваров кровь,
в наших генах горючая память.
Нашей гордости корень глубинный,
тёмный норов от пращуров диких.

18. Ярость
Если, друг, вариантов нет,
серым камнем в стену войди,
вырежь даты недолгого срока,
ну и в ярости жизни узел
рассеки, вырви тёмный зуб.


19. Танец 1
     Ирина, танцовщица на раскалённых углях,
      погибла во время танца в приграничном районе
      на горе Страндже.
Пропала в жарком пламени,
тяжёлом, словно солнце,
как солнышко июльское, –
та, что танцует радостно
на раскалённых углях.
Костёр белее ужаса,
костёр, что выше облака,
закрученнее вихря –
так танцевала Страндже.
Смотрели на танцовщицу
и восхищались танцем,
смотрели на горящую
могилку на горе.
"Вот, – говорили, – сердца
иль молнии удар!"
"Вот, – поражались, – радость
пропасть в лучах огня!"
Да будут неразлучны
танцующая с танцем,
танцующая с ветром,
сгоревшим на костре.
Танцующая в углях,
слепящих, словно солнце,
как солнышко июльское,
весёлое, печальное, –
сгорела в солнце знойном.
Как день,
сгорела девочка.
Как птица моя алая,
моя Болгария.


20.  Танец 2
Мы суетный засунем день
под дансинг.
Шаг влево – свет,
шаг вправо – тень.
Джаз. Танцы.

Ах, музыка! Заворожишь
круженьем, тихо...
И пропадай, шальная жизнь,
в объятьях мига.


21. Разговор 1
Жизнь: –Прячься в тень мою, в ней молодость и сила!
–Тебе ли Время знать! – был выпад Красимира.

22. Разговор 2
Жизнь: –Ты глиной завяз на зубах моих, словно слово!
Красимир: –Прожуй и лепи меня, милая, снова и снова!

23. Разговор 3
–Не унывай, приятель, – улыбнулась Жизнь.
–Ты мне не подруга, – улыбнулся Красимир.

24. Разговор 4
Жизнь: –Сеющий пламя пеплом восходит, тенью!
Красимир: –Ты говоришь это огнепоклоннику древнему?!


25. Разговор 5
Жизнь:
–Спит поэт мой, не пишет, не сеет, не пашет...
Красимир:
–Разбудила б меня лет на тридцать раньше...

26. Разговор 6
–Во времени прошлое и будущее есть...
–Хочу я его сегодня прочесть!

27. Разговор 7
–Вселенная расширяется, – сказала Жизнь.
–У жизни, к сожалению, иная перспектива, – сказал Красимир.

28. Разговор 8
–Будь готов к нелёгкому пути!
–Знаю, мимо смерти не пройти!

29. Разговор 9
–Печаль не расстаётся с тобой, – заметила Жизнь.
–От себя не убежишь, – ответил Красимир.

30. Разговор 10
Жизнь: –Срок испытания кончился – жизни и веры!
Красимир: –Что ж, я готов, где мои в Вечность двери?!

31. Разговор 11
Красимир и Жизнь
–Во мне страданье, мудрость, мир,
надежда, вера.
–Не ври, – ответил Красимир, –
пустое, ветер...


32. Разговор 12
Жизнь: –Будет сплошной мрак, будет темно и поздно!
Красимир: –Лягу и я на тюфяк, гасите звёзды!

33. Разговор 13
–От судьбы не уйдёшь... – взгрустнула Жизнь.
–Она-то догонит! – улыбнулся Поэт.


34. Ветер ещё веет, ещё сыплет дождь
Друг на погоду матернётся,
а женщина слезу смахнёт.
И только дождь стихом забьётся,
на крышку гроба упадёт.


35. Умер добрый самаритянин
Тот,
который по утрам поднимал солнце,
а по вечерам опускал его за горами,
который отдавал свои тёплые чувства
и принимал все муки и печали смертных,
который рассказывал детям, почему
ветер дует в ту же сторону,
в которую поворачивается флюгер,
и принимал их милостыню:
складывал в свою широкополую шляпу
рогатки, замученный латекс
и различные взрывоопасные вещества;
который бродил ночами от костра к костру
и рассказывал полуночникам о своей жизни, –
умер;
его, дряхлого, похоронили в тесном гробу,
без святых, без музыки, на окраине города,
и какая-то с морщинистым лицом старушонка
положила цветок на его свежий могильный холмик.


36. Похмелье
Я болен. И безверие, и мука
сухую воду из колодца лижут.
Но если присмотреться, вижу:
в стерильном родничке ни паучка, ни мухи.

Похмелье – здравой жизни месть, а
проходит этот сон хрустальный,
присмотришься: кругом так много правильных, –
нет сумасшедшим места.


37. Предчувствие
Гол как сокол,
в чём мать родила,
и мысли страшны и косматы;
их поздняя осень остригла,
куда унесла?
Будь, грудь моя, песней богата,
как бегом олени,
как жизнью жито.
Не смейтесь, граждане,
мой сон свяжите,
за грубым рядном занавесок
запрячьте.
Не будет мне страшно,
однако стража
зоркая скажет:
"Здесь голым ходить
не принято".


38. Зал ожидания
Тёмный лишайник, ветки сухие без цвета.
Зал ожидания. Жизни? Смерти?


39. Фрагмент
         Поэту Христо Банковски (1937 – 1976 гг.)
Небесной чистоты во сне
волна; и грубый камень.
Ладонь знакомая –
холодная во сне.
Всё это, Христо, будет
с нами?
Уже во мне?
Так много простоты
в безумии,
как на открытых ранах соли.
Мой друг, ты жив,
а значит умер – я.
...Когда б не жизнь,
реальная до боли.

40. Размышления червя,
который родился в моём теле
–Отличишь ли конец от начала? –
изнутри как-то мысль зазвучала. –
Радость, грусть – ипостаси света,
пляска спиц бытия-колеса.
Как из трупа зимы весна,
жизнь – из смерти.

41. Улица
Хрум-хром...
Что там? –
смерть за углом.
Что?
За первым углом?
"Смелее, милый..."
Остановиться... или?..

42 До времени
(Память о бессмертном лоне)
Ни дна, ни берега, ни времени –
вселенная, утроба, океан.
Всё, что потом, – один обман.
Всё, что потом, – одно мгновение.

43. Петух
Коко Коковский –
наш петух петуховский.
Утром Солнышко
подмигнёт лучом:
–Кукарекай, Коко, кукарекай ещё!
Греми, труба, играй, кларнет,
напомни, Коко, всей детворе:

"Вставай, детвора,
в школу пора!"
А у взрослых своя забота:
ждёт в поле работа.

44. Рыбалка
А жизнь, друзья, – проклятая рыбалка;
вчерашний день – нас кинут на крючок,
засвищет леса, изогнётся палка,
в пасть будущего падай, червячок!

45. Совет Красимиру  Георгиеву 1
Разбей глаза, разорви уши! –
жизнь учит: надо почтительно слушать
речи всякого просветителя-невежды.
И подумай: не в твоей ли глупец одежде?


46. Совет 2
В землю вогнали по пояс тебя, Красимир,
голову поднял высоко заоблачный мир
(дал бы совет тебе, друг, – не знаю совета),
под головой, как подушка, другая планета!

47. Золото
Среди поля цветок, под цветком золото;
чьё то золото под цветком в поле том?
не убитого ль, из которого вышел росток?
не убийцы ли, убежавшего на запад или восток?
или путника, засмотревшегося на цветок?


48. Узник
Я знаю истину. Хозяин ада
и есть его заложник. Мне ж не надо
режимной жизни, горечи в забвенье.
Я сделал выбор. Холодеют вены.


49. Вечность
Но прежде чем кости рассыплются, станут песком,
о сколько миров прорастёт сквозь глазницы мои!


50. Любовь и страсть
Любви стихия пьёт моё сознание,
стихия страсти пожирает тело.
И всё-таки любовь – души призвание,
как страсть для тела. Вот какое дело.


51. Моя невидимая подруга
1. Как в детстве далёком – приятно и странно как! –
мы вместе с подругой, невидимой паникой.

2. Поцелуй, объятья, ужас пленника, –
снова я с тобой, подруга паника!


52. Иду по канату
Натянут канат, как нерв,
меж двух облаков бытия.
От близкого есть к бесконечному нет
смело скачу я!


53. Туннель
Я всё оставлю: друзей, подругу и тело: "Прощайте..."
А там впереди, на горе, наверху, в конце туннеля – встречайте...
Не держит никто меня за руки: "Возвращайся!.."
Но шепчет настойчиво кто-то и тихо: "Останься..."


54. Отрывок из поэмы
Последний болгарин
Поредели леса, пень да пень, гнилая колода;
пересохла река, ненасытные выпили воду.
Дом без крыши, поселился в нём ветер пропащий.
Нету! Умер народ. Остались одни управляющие.


55. Отрывок 2 из поэмы "Последний болгарин"
Болгария – это заросшие леса, мутные реки, старые дома,
пепелище баррикад, разделяющее рай и ад, пожирающее
                от Евангелия времена,
всю жизнь идём к тебе, как будто топчемся на месте,
по левую руку грешные, по правую ангелы,
с одной стороны мышки серые, с другой мышеловки держащие,
падаль и стервятники, слабые и всемогущие.
Большая вода большим судам, а утлым лодкам стоять у берега,
но вовек неразделимы два мира – под светлым солнцем
                и во тьме беспредельной.


56. Женское сердце. Элегия
Дано женщине сердце.
Что следует сказать,
если женщина сердце изводит,
дарит, отдаёт в залог,
продаёт, тает сердцем
и т.д., и т.п.?
Заключаем:
у женщины нет сердца.


57. Договор
Моя душонка – и целая четверть часа славы!
Ты, воистину, великий интриган, дьявол.


58. Шаги
И нас забудут,
и тех, которые нас забыли,
и тех, которые забыли тех,
которые забыли нас.
Ветер морской по виску,
шаги по морскому песку.
За шагами – морские волны.
Не долго, не больно.


59. Мысли мои
Стоило только помыслить –
обрушились выси:
ночи на очи,
камни на позвоночник.
Словечко одно только –
забился в мучительных токах
мыслей моих умных,
мыслей моих безумных.
Стоило только подумать...


60. Шестая Божья заповедь "Не убий"
Из пункта А человек с мечом,
из пункта Б человек с цветком.
Идут из разных обжитых мест,
кто знает, где встретит каждый
                свой крест.

Горючая кровь в огне не горит,
плоть разрывается там, где гноит.
Брат мой – самый опасный враг,
   меч поднимает на брата брат.

Замысел Божий тайной един,
путь человека неисповедим.

61. 7. Не прелюбодействуй (Заповеди)
Вселенских недр библейская программа,
как ни крути, а вышла хороша:
взять хоть бы то, что из ребра Адама,
сама изысканность, явилась – дама:
грудь, бёдра, волосы (возможно, и душа)!

Вот, человек, земные наслажденья:
любовь и страсть, невинность и разврат;
всё смешано в горючее мгновенье,
здесь Рай и Ад.

С подачи дьявола ещё лови
набор болезней как плодов любви.
И, наконец, зевнёт печалью весть:
свечей неслышный плач, тень смерти,
всей тяжестью на грудь –
могильный крест,
нездешнего огня отсветы...


62. 8. Не укради (Заповеди)
И небо не так страшно, если
нам посылает небо свет.
Под ним живу уж сколько лет
я, человек; огонь во мне и в песнях,
как искры в молодом вине.

И плод не так уж тот запретный сладок,
когда с палитры Прометеевой творя,
за ересь творчества, за грех добра
идёт художник, что на баррикаду,
на всякий холм, судьбу благодаря.

Гори, огонь, как шапка на вору,
храни свободу, муза, под цепями.
Где правда меж двумя огнями:
служенье истине? служение добру?
Воруешь ли? Несёшь ли знанья знамя?
Художник, что тебе, что  Богу надо?
Храни огонь, грызи науку Сада.

63. Мука
Мука моя привязалась ко мне, долгая, тяжкая мука,
страстно,
страстно чертовски меня полюбила.
Скрытые,
ищу в душе своей – есть ли ещё тайные
стихотворения.
Мчались, бывало, –
как было светло и прекрасно! –
бежали
к тем далёким пескам золотым.
Я ли был,
я ли был всех неприветливее?
"Стой!" – говорила мне
дорожка весёлая.
"Пей!" – говорили мне
друзья и приятели.
Господи, сколько на свете говорилен
и митингов,
ещё более говорунов и доброжелателей!

64. Эпитафия на холме
Засадили Голгофу лозой,
от креста потекло вино,
свет распят был между давно
отошедшим – к нему спиной –
и ещё не родившимся днём,
мир куда обращён лицом.

 Но когда иссякло вино,
жизнь и смерть разошлись кто куда,
ничего мир не слышит спиной,
и закрыло глаза никогда.

65. Последнее "прощай"
Мой верный приятель, рак-осьминожка,
кто имя, печалью недужное, дал тебе?

66. Белые божьи коровки
Лето в Хиросиме обманчиво,
оно опускается на город
белыми божьими снежинками.
Их, 71 379, белых-белых
нарисовал один грустный пилот
на крыльях белой божьей коровки,
ровно столько, сколько погибло жителей
после одной страшной бомбардировки.
Летом. Когда над городом летали
красные божьи коровки.

67. Сам
Покинул последний друг,
исцеляющий глупой надеждой.

68. Болезнь
Зачем цыганка? – зеркало всё знает –
судьбы ли крест? азартная игра?
Доброжелатели ржавеют от добра,
не от добра дитя живёт не с нами.
Гримаса в зеркале – последнего шута,
свободного и нищего поэта.
Спаси, Господь, до светлого креста
больного добрым словом, добрым светом.
Вчера я молод был и на коне;
уставший, только и живу любовью,
но я готов отдать её любому.
Друзья, несите всё лихое мне.

69. Магелланы
Мир округляем и
даём проливам имена,
и снова ищем мир за горизонтом.
И думаем, что солнце светит нам,
идя за солнцем.

70. Волнение
Эй, на другом берегу,
знаешь ли, что несёт прилив?

71. Абстракция: вера и доверие
*Вера – утверждение в истине.
*Доверие – утверждение в совести.

Засеешь пустыми словами поле небесное,
пожнёшь чёрные молнии.

72. Ассоциации
Видится танец капель на верхней кромке крыши.
Однако всё портит проливной дождь,
не оставляя места для ассоциаций.

73. Самая красивая блондинка
Очи, что ласка, ласковы,
косы метелью ластятся.
Кровь горячее солнца.
Сияет душа, смеётся.

Грудь – высоты торнадо,
необъятнее моря – уста.
Чёт-нечет, считаю до ста –
встречу ль свою ладу?

74. Ассоциация
По скатерти ползёт муравей,
расширит ли он Вселенную?

75. Дилемма
Из тьмы далёкой Иудеи загадка та:
закон пришёл – от Моисея; прощенье – от Христа.

76. В дороге
"Много сторон есть, – пророк говорит, –
но та дорог;, где огонь горит.
Что ж до целей, каких у дороги много,
то куда важнее сама дорога".

77. Солнцеворот
Золотою блохой кувыркаюсь над этой печальной планетой,
подниматься восходом и падать закатом – судьба моя.
Властелин – моё сердце и греет, и светит,
вянет цвет под моим поцелуем,
и плачет от счастья змея.

78. Эхолалия, последние нейроны
Измельчают мысли мои мельничные камни на жизненные будни.
Мельничные камни на жизненные будни измельчают мысли мои.

79. Городская больница, вниз третий этаж, последняя остановка
Вот и приехали, тихо лежим, руки по швам.
   –Тело, останься, путь продолжит душа.

80. Кошмар
Не маятник, молот качается мерно над нами.
А хрупкой жизни хрусталь называем обычными днями.

81. Расписание пути (Эпитафия)
Маков бурное цветенье
пляска очумелых луж.
Объявляют отправленье;
я не мальчик и не муж.

Обожжённый семафором,
слеп и нем, душа легка.
Путь страшит ли, дарит фору?
Сладость яблока? Греха?

Пыль в дороге не отстанет,
за верстой спешит верста,
мы забыли расписанье...
Память прошлого? Мечта?

Перед остановкой "Счастье"
резко оборву стоп-кран.
Раскатаю жизнь на части:
правда, истина, обман...

У перрона те же маки,
только горше влага в них.
Я, как прежде, жду отправки,
не пророк, не ученик.

Птицей небо рву на части,
ничего уж не боюсь,
рву на половинки счастье,
рву на половинки грусть.

82. Сказка о полоумных
То ли ветер забыл нас,
то ли мы ослабели сердцем,
то ль земля под ногой поистёрлась
да плоскою стала, –
изломались, пропали, сгорели
все древние мельницы,
и герои в лучистых доспехах
на быстрых конях ускакали.

А мой друг развлекает хозяев
новых замков безумной идеей
о любви, справедливости, чести...
Не побьют, так подскажут,
как удобно и с выгодой можно
в заштатном музее
сдать доспехи, там верят
в подобные бредни и сказки.

О реальные! Умники, бражники,
воры, больные червонцем,
я люблю вас всем сердцем,
но жаль вас, убогих, и только,
ибо вам и позволено видеть
лишь тёмные пятна на солнце
и не слышать копыт
времена потрясающий топот.

83. Превратности (Думы)
Солнце
Облако
Камень
Песок
Гибель
Боль
Неясно
Вечно
Огненно
Изменчиво
Зёрнышко
Слава
Камень
Песок

День
Час
Век
Эпоха
Взрыв
Вселенная
Неясно
Личность
Память
Стон
Забвение
Камень
Песок
Камень
Песок

84. Чаша Жизни
На кромке чаши Жизни я с друзьями
сижу, болтаем легкомысленно ногами.
–Я ночь рассеиваю, хвастает Луна.
–Я, Солнце, грею всех.
–Я всё сожгу до дна! –
сказал Огонь и ущипнул Луну...
–Кто знает чаши, – их спросил я, – глубину?!

85. Одиночество
Миллиарды звёзд, миллиарды галактик, миллиарды вселенных...
Где же я?..

86. Автограф
Вы знаете, мой день просрочен,
в нём червь и бодрствует, и спит...
А чьё ж перо глубокой ночью
в рабочей комнате скрипит?

87. Истина
Истина дорого стоит
и поражает наповал.

88. Историческое уравнение
   с двумя известными
Один немец рассказывал мне о Второй мировой.
Ели бы я что-нибудь понял из его рассказа...

89. Всё собрано в 4 строки
В четыре строки, в четыре руки креста –
имя, мысль, речь, ум,
воздух, вода, огонь и еда... –
Вся жизнь в одной, на размер пошитой, одежде –
...воля и сила, любовь и познанье,
память, вдох-выдох, надежда.


90. Семь баллов по шкале Рихтера
Вечер. Небо опускается на горизонт.
Крылья бабочки на красной ранке цветка.

91. 30 минут до полуночи, 5 минут до инфаркта
Тишина, запах земли, цветов.
Пальцы нащупывают клавиши слов.

92. Ожидание встречи
За углом, в подворотне, в проулке мне стрелку судьба забивает.
Метит имя на пуле, чеканка воистину пробы высокой.

93. Мгла
Здесь небо поднимали этажи.
Вздох памяти –
и в шоке день дрожит.


94. Сомнение
Познаю математику, грамматику, любви науку,
лень пересилив, праздность, гордость, скуку,
приму заветы почитанья предков,
я летоисчисленье изучу, риторику, судьбы приметы,
пойму, что сущность есть, что смерть, что запах хлеба, 
проникнусь мудростью змеи, почувствую меж ветром связь и небом,
Земли составлю точный каталог...

И вдруг себя увижу малой крошкой...
Хохочет в небесах всесильный Бог!
Я ползаю в очках по тверди плоской!

95. В списках не значатся...
В телефонных справочниках их
нет фамилий, адреса затёрты...
Мёртвые, быть может, ждут живых,
что уже вчера забыли мёртвых.

96. История болезни
И некуда деться –
ампутируйте сердце! –
от любви болью лечат.
Слава богу, стало полегче...

97. Отчаяние 1
Пусть трижды надо мною загремит!
Пусть я познаю горести и беды! –
Меняю реки прошлого на миг,
на малый ручеёк надежды!

98.  Отчаяние 2
Темно. Ложусь на землю и жду.
Земля закружилась, когда Ты сказала: "Иду!"

99. Круговорот
Каждый день на Земле умирает 250 000 человек.
Каждый день на Земле рождается 500 000 младенцев.
В могилах темно, а на небе холод и снег,
возвращаются плоть и душа к очагу родному согреться.

100. Позиция
Пишут мудро по белому чёрным:
"Если мыслишь верно и смело,
на семь пуль тяжелеет тело!"
К чёрту!

101. Стихотворение
Я думал, что стихи горят.
Я написал стихи об одиночестве,
о бесполезной, беспросветной ночи той,
я написал от края до начала,
от верха донизу, где грусть меня терзала,
направо слева и наоборот
исправно буквы выводил, и вот
я мысли разогнал, распял слова,
лист бросил в печь, в горящие дрова!
С тех пор сверлит мне спину чей-то взгляд...
Я думал, что стихи горят.

102. Перспектива
В плети, в косы, пути, заплетайтесь!
Затеряйтесь, как в прошлом дни.
Утопаем в горящем асфальте,
наверху только очи одни.

103. Крохотная надежда
В душе моей много надежды и не было.
Как микрочастица масла на Гималаях хлеба.

104. Бабочка-однодневка
Необъяснимо счастье,
участь невероятна!
В росе зачата,
в огне причастье!

105. Кардиограмма жизни моего двойника
Не заражён любовью,
ненавистью не заряжен, –
странен в мудром покое,
в жизни безоблачной страшен.


106. Когда  уйду
Если уж выйдет мой срок
и пропаду в дне осеннем,
вслед прочитай пару строк
из моих сочинений.


107. Проклятие чёрному человеку
 в жёлтом ботинке
Да сожрут тебя мысли твои,
да иссякнут чувства и страсти
в ослепительной злобе и
чёрной зависти!

 
108. Недописанное письмо пастуха Авеля
   земледельцу Каину
И придут дожди, мой братишка,
и напоят они наши нивы,
и отгонят волков от наших барашек...

109. Недописанное письмо пастуха Авеля
   земледельцу Каину
"Влагу нивам несут небеса,
будет день наш богат и светел..."
Первый брат не успел дописать,
потому и второй не ответил...

110. Бабушкины лепёшки
Не ел я бабулиных лепёшек лучше!
Хвалят их дети, внуки и внучки.
Уверяю вас: их с удовольствием ели
в Китае, Германии, Панаме,
Новой Зеландии и в Нигерии.
Даже Господь не удержался, откусил кусочек.
–Вкусно! – сказал он. – Очень!

111. Глобализация
Лес приняли как-то в Союз плодородных полей,
и бедные стали свободнее, злые добрей.
Но вот результат отрицательный глобализации:
в психушке закончил свой жизненный путь
сам Волк, представитель некогда гордой нации;
где был окружён теплом и заботой, а вскоре
и съеден был благополучно овечьей сворой.


112. Ищу встречи с врагами \ Търся враговете
Прошлое в пыль превращает дорога,
помнят однако враги! Как они мне дороги!

113. По прочтении параграфа 22
        "Путеводителя к Раю"
Больно хранят воспоминанья боль...
Боль разъедает воспоминанья, как соль...

114. Тени во мгле, будущее откладывается
        на неопределённое будущее
                Брату моему
Брат мой, вот и всё...
Будущее откладывается на неопределённое
                будущее.
Всего-то, мой брат...

115. Трое суток под землёй после боли
Сыро. Темно. Одиноко.
Где-то ангел плачет. Плывёт облако.

116. Истина
Есть!
Есть иная истина!
В 70-ю годовщину от Рождения Христова
легионеры пришли в Галилею
и сожгли Храм.
Истина взошла пламенем...
Нет иной истины!
Нет!

117. Полнолуние
Банковала судьба, не скрою...
А играли мной эти и те...
На луну посмотрю, завою,
слёз не видно моих в темноте...

118. Старость
Кости мои растрощила тяжесть годов.
Время невесте спускаться ко мне с облаков.

119. Боль
Все девять осколков пылают в груди, словно ад.
Как будто все девять кругов демонстрирует сумрачный Дант.

120. Когда, Господь Всемогущий?
Шесть соток сада вместо райских кущей,
но землю укрыл тротуар...
Когда, скажи, Господь Всемогущий,
когда, почему мечта превратилась в кошмар?
12 января 2012г.

121 Цветочная пыльца
Неужели вернулась та, которую ждали?
Невероятно!
Неудержимо пыльца уши, глаза, ноздри нам забивает,
как плотен воздух!
Песню света и радости на просторы полей выносим –
я и ты.
Это не чёрная кровь шевелится в пепле, –
поднимаются розы!
Знаем, прольёт на землю унылые слёзы
осень,
будут к нам светлая грусть да надежда горькая
в гости.
Как не растратить себя в горьком чаду
тленья?
Невероятно! –
вновь опыляет землю пыльца растений!

122. Мои ненаписанные стихотворения
В кромешной тьме я рожу их, Боже, на той стороне луны,
где холод собачий  и ангелы не видны,
где ритм неземной невесомость вгоняет в лоб.
Господи, стих мой – душа, поправшая крыльями гроб.

123. Утреннее полнолуние
       ( размышления белой собаки Утри)
Влюблённая ночь прячет день.
Слышу запах цветов акации
у своего плеча.

124. Хилозоистская эпитафия
         дорожной катастрофе
Заплата на одежде дороги.
Рана на теле дороги.
Стон в душе дороги.


125. Сказка про улыбку
Нет, не будет больше печали и грусти! –
 руки мои с голубого неба опустят,
тысячи улыбок детских опустят с голубого неба,
и расцветёт улыбками поле хлебное!


126. Опыт надежды
Я колодец в знойной пустыне.
Не закружится ли голова смотрящего в глубину его?

127. Мать-Боль
Боль родила мудрость.
А мы их прилежные наследники.

128. Если где-то плачет ребёнок
Вот поэт, забравшись на облако, не замечает
сломанный мак на поляне, который не может подняться;
подарите красный цветок плачущему ребёнку.

Если где-то в слезах дитя,
оттого что солнце сгорает в огне
и прячется в тёмных углах холодных домов,
подарите рбёнку жар-птицу.

А когда повзрослеет сказка, и замок
доброй феи зарастёт крапивой и дикой геранью,
вспомните слова колыбельной песни,
подарите ребёнку светлое завтра.

129. Притча о летних снах
     разносторонних треугольников
Мы видели цирк на красной планете,
там ходят  призраки вниз головой,
и растут города без окон и крыш,
и странные марсианские конструкции 
опираются на свои острые вершины.

 130. Отдохни, моя совесть
Не поспеваешь за мной, глупышка моя, совесть?
Ну-ка присядь на бордюре, вытяни ноги.
Дальше я сам пойду по размокшей дороге.
Где та черта, о которую вытру подошвы ботинок,
меж суетою земной и холодным забвеньем?

131. Фрагмент из поэмы "Регрессия"
Ты, проявляясь в этом мире, знал,
как искажает лабиринт зеркал?

132. Если смерть сама
Если я, смерть, – тёмная, старая цыганка –
 отправлюсь в глухую ночь на поиски истины
и отворю незапертые ворота города
 с домами из белого камня,
и разобью счастливый сон счастливого человека,
я взмахну рукой с серебряной вилкой...
и это будет сама смерть – тёмная, старая цыганка,
и это будет сама смерть – гордая и решительная...
я взмахну рукой с серебряной вилкой
и упаду мёртвой – добрая, старая, смертная.

 
133. Убей собаку!
Мордой тёплою в пыль, где мой запах оставили ноги,
в ту обувку, что в ад, разбиваясь, топтали дорогу.

Разве я тебя пнул на прощанье, грубое слово  сказал?
Что ж ты, сука, молчишь и не поднимаешь глаза?

Будто чужою любимая псина стала.
Друг мой убьёт её, чтоб не страдала.
 
134. Подсолнечники
Последние думы додуманы,
последние вещи проданы,
и куплены порох и пули,
и ярость, и гнев проснулись.
Босые, голодные
зажгли тимьянов огонь,
на багровый закат склонились,
как подсолнухи
горящими головами
на закат солнца...
Подсолнечные
буханки
тяжелы,
как болгарский
народный танец
после уборки урожая...

Голодные и печальные
идут на закат солнца
сыны отцов своих,
идут на восстание –
недотлевшее,
недовыстраданное...
Трещат каштаны, как выстрелы,
не в печи, – на ветвях деревьев.
И деревья-гайдуки
тепло плачут слезами-воспоминаниями
о земле, рождающей жито,
светлое пшеничное зерно,
об отцах, продавших свои нивы,
чтобы купить
на вырученные деньги пули,
о расстрелянных подсолнухах...
Подсолнечные
буханки
тяжелы,
как болгарский
народный танец
после уборки урожая...

Рассветы стали бледнее,
ночи стали кровавее.
Высокие-превысокие виселицы, как грибы,
поднимают дождевые плащи
 деревьев земной мудрости
среди огня от тихого тимьяна.
Сентябрьские матери бледные
плакали-не выплакали,
смотрели-не высмотрели
сынов своих бедных,
отцов своих печальных,
крещёных и безбожников,
верующих в восстание
и в подсолнухи,
пьяными головами своими
склонившиеся на закат солнца.
Плачет мать поэта
Гео Милева,
написавшего поэму о подсолнухах...
Подсолнечные
буханки
тяжелы,
как болгарский
народный танец
после уборки урожая...

Прим. автора: В сентябре 1923 года в Болгарии вспыхнуло антифашистское восстание против установленного в стране при помощи переворота режима. Повстанцы захватили ряд городов и поселений. Восстание было подавлено в крови со стороны властей. Во время Сентябрьского восстания 1923 года в Болгарии один из величайших болгарских поэтов Гео Милев написал поэму о подсолнухах, о восстании, о его кровавом подавлении. Он был убит властями без суда и следствия.

 

135. Огонь
Ну, разве только сумасшедший или нищий,
далёко за полночь, в ночных схоронах дня, 
в кромешной тьме снег прошлогодний ищет,
после полуночи, меж часом и двумя.

Кто пуповиной улиц летних, долгих
бредёт на слабый маячок огня –
боль в сердце, гул в висках, устали ноги –
после полуночи, меж часом и двумя?


136. Незаконченное уравнение о любви
двух бедных душ из пригорода
Плюс – это формула мира,
два влюблённых минуса.

137. Дали
Разве не знали? Разве внезапно?
Шли на восток, а пришли на запад.
Нам всё равно не вернуться обратно.
И всё равно уже – рай ли нам, ад нам.


138. Это ненасытный дракон
Если невыносимо так и болит,
боль начинает поедать изнутри.

139. Повороты
От юных лет до мудрой седины
пути мои превратностей полны.
Не развязать – и боль, и радость вместе.
Рожденья страх и тайна светлой смерти.

140. Благоухание
Два письма у меня на столе. Удивительный случай.
Вот, ребёнком ещё, послала прабабка привет.
Шлёт ей в детство ответ моя милая внучка.
Боже, как пахнет фиалками юный ликующий свет!


141. Предательство
Обнажилась, как девка, больная совесть,
с головой всосала в расщелину между ног.
И нет возврата, написана чёрная повесть.
По белому чёрным предательством строк.

142. Бесконечное
Родился, припеваючи жил, пил,
заснул. День смертный, почему не разбудил?!

143. На дискотеке я, седой!
Какие люди молятся в этом храме
в пёстром красками женском нижнем белье?
Какие птицы в роще этой сидят на яйцах, какие гиппопотамы
плавают в солнечном озере?!
Дайте, пожалуйста, карточку визитную кутюрье!
Не даёт ответа танцевальная музыка,
очи молящихся катятся глубоко в себя,
пусть, я набрал полные лёгкие мужества
и опустился в мир этот, чувство вины теребя.
Выламывались ноги, выкручивались руки, раскатывались груди,
до размера Вселенной растягивались пружины мозгов,
я понял: эти пьяные всемирной любовью молодые люди
выпрыгивали из болота и улетали к созвездию Гончих Псов.
Я забыл о своей седине и тоже кружился, становился на уши
среди самых красивых в мире улыбок и самых распущенных кос.
...Утром из озера зеркала мне улыбался юноша,
и волновались, как вороны, тёмные волны волос.

144. Моей жене
Когда снежные ветры задуют,
нежным пухом землю укроют,
мы увидимся, Ванги-колдуньи
будут свахами нам и судьбою.

Их слепые глаза всё знают,
их немые уста всё скажут.
Тайны их горше жизни нашей,
правда горькая мёда слаже:

–Сколько будет обмана, столько ж
в жизни вашей пусть будет боли!

–Пусть стучат сердца неустанно
в унисон в любви и в страданье!

–Сколько живо снежное счастье,
пусть продлится и ночь ваша брачная!

Скоро снежные ветры задуют,
нежным пухом укроют поле.
Дорогая, всё врут колдуньи!
Счастье – светлая память о боли.

145. Запах дома
И солнце, и река другими были,
и запах дыма во сто крат вкуснее.
Стряхну с ресниц слой многолетней пыли,
увижу хату под высоким небом.

Там совесть, истина и справедливость
вершили суд, и без поблажки
был приговор. Мой друг, осенний ливень,
верни меня  в зелёный мой овражек,

на светлый луг, на валуны предгорья,
я там оставил дни свои без горя.
Где и стихи без боли и без страха
писались, парусом рвалась рубаха.

146. Прах
Плющ потемнел на стенах нашего старого дома,
воспоминанья не только заводят душу,
от них поднимается температура тела,
поэтому стоит ли оглядываться на прошлое?

Мы в музее старинных вещей, иди за мной,
не заблудишься, я хороший экскурсовод,
видишь: пыль надёжно спрятала и нашу размолвку,
поэтому стоит ли оглядываться на прошлое?

Протекает старая крыша, от дождя ли?
От времени ли сползают окостеневшие ветки плюща,
царапая тёмные стены нашего жилища?
Если часто оглядываешься, прошлое рассыпается.


147.  Игра
Давай поиграем в игру,
в огонь, что зовётся любовью,
под  петлями радостных рук
стекаем живою кровью.

И бабочки тихо сгорят,
две капельки кислорода.
Мы сыграны. В нашем разводе
никто уже не виноват.


148. Сердечные удары
Больные дни заснули в черепах,
беда змеёю из глазниц восходит,
и совесть бьёт без промаха под пах,
и правда оголяется, как подиум.
Но свет надежды, как оазис, чист,
и быстрыми по угольям шагами
листаем век... Исторьи новый лист
не написать коровьими мозгами.


149. Фреска
Кровоточат иконы! Древние безбожницы
ищут утешения в божьем храме.
Плачут иконы! Богородицы –
в чистом свете, как в багровом сраме.

Падают купола, как восстания знамя.
Плачут иконы! Первые солнца
медленно сгорают в своём пламени.
Плачут, как дети, светлые богородицы.

Гордые, одинокие, они презирают
скупые молитвы и сумрак убогий
пустынных келий, и умирают
влюблённые в них последние боги.

Безбожники старые утешения ищут
в этих иконах. Святая святых
рассыпаются, брызжут искрами, свищут
в новом огне, как еретический стих.



150. Буря
Как рана, рассекся вселенной невод.
И вытекло звёздами тёмное небо!


151. Пограничный лес
Ветви с листьями текут из ствола
светло и спокойно, как тепло из камня.
Солнце жжёт, и свищут ветра,
и память колышет зелёное знамя.

Стоят, как воины, долгом крепки,
деревья гордые и непокорные,
не сразит их сила тёмной руки,
только лезвие быстрой молнии.

Стоят под звёздами, льётся свет
времени, ветер листву уносит,
и когда видишь, что листьев и птиц уже нет,
понимаешь, что снова приходит осень.