Светотени, гл. 9

Четверть часа не «пластал» -
Глядь,  ко мне бежит Тамара.
Это кто ж ей задал жара?
Выездной  «ревтрибунал»?

- Жора, новости потом,
А пока бежим скорее! –
Хорошо, бегу за нею.
Всё начальство – за столом.

Группируется народ
Пред начальством, как на сходке.
Подфуфырились  красотки,
Отряхнули парни шмотки,
Только я, как обормот,
Предъявляю пыль и пот.

Все расселись кто на чём,
В основном – на «пятой точке».
- Ну, товарищи, начнём! –
Поглядев в своём листочке,

Начал самый  молодой
Из прибывшего народа.
- Вам известно, что все годы
На Алтае недороды
И  с природой вечный бой…
Раньше бы само собой
Весь народ пошёл с сумой.

Так и было в старину:
Ели кору и солому.
Но теперь всё по-другому!
А поднимем целину,
Прогремим на всю страну,
Жизнь начнется – ай да ну!

Нужно лишь, чтоб комсомол
Осознал свои задачи
И в страду трудиться начал
Днём и ночью, да без плача,
Что какой-то там «осёл»
Воду к стану не подвёл.

Но скажу вам, как вожак
Трудового комсомола:
Целина – большая школа,
И учиться надо так,

Чтоб бояться не пришлось
Что «дневник» увидят детки,
Если в нём четверки редки,
А колы да двойки – скрозь*.- (*Сплошь).

Русым  чубом потряся,
Сел начальственный оратор,
Розов, словно порося,
Потен, как механизатор.

Тяжело рождалась  речь
Пред орлами городскими:
Он не только спорил с ними,
Но пытался их «зажечь».

Да никто не воспылал
И  не выказал протеста…
Тут другой поднялся с места,
С виду – прямо генерал.

Плотно сбитый, как литой,
Чуть седеющий  детина
Вырос  этакой плитой
Над столом и свитой той,
Как какой-нибудь  былинный
Или наш киногерой.

Тут народ совсем притих,
Партсловам  его внимая.
Час назад ярилась стая,
А теперь сидит немая,
И нашел молчанья  «стих»
На воителей лихих.

- Товарищи, ребята дорогие, -
Проникновенно молвила «плита». -
Сейчас нам помогает вся Россия
И  весь Союз. У всех одна мечта,

Чтоб справились мы с этим урожаем,
Чтоб хлебом завалилась вся страна,
Мы ж  бедствовать без хлеба продолжаем,
И у хлебов, подаренных Алтаем,
Поверьте  мне, особая цена –
С политикой она сопряжена.

Наш хлеб не будет просто хлебом чистым,
Он – наш удар по всем капиталистам:
Хлеб, собранный и в этом «околотке»
Застрянет у «господ хороших» в глотке.

Давайте же, ребята, поднажмём,
Как это подобает нашим людям,
И будем помнить только об одном,
О самом главном,  о  другом – забудем!
Считайте, что мы с вами «под ружьём»
И БОЙ ведём на стане полевом.

Мне говорили: есть и среди  вас
Такие, что воюют, как на фронте,
Но у иных иссяк боезапас,
И те всё плачут: Ах, меня не троньте!
Подайте мне вместительный  окоп
Да с тёплой ванной и гальюном чтоб!

Скажу им кратко: это стиль не наш!
Когда в бою машина боевая,
То люди образуют ЭКИПАЖ,
Страдая вместе или побеждая,
А тот, кто может бастовать в бою,
Тот предаёт и Родину свою.

Конечно, воин должен быть одет,
Обут, накормлен сытно из приварка.
И если с этим здесь порядка нет,
То всем виновным будет очень жарко,
А кое-кто оставит партбилет,
По вызову придя в мой кабинет.

Ну  вот и всё, что я сказать хотел.
Я думаю, мы поняли друг друга.
Есть у любого действия предел,
Переборщил  -  и «лопнула подпруга».
… Когда и где вы повернули круто,
Вам скажет представитель института.

-  Всё понимаю, парни и девчата,
Как мать, как педагог, как ваш куратор.
Сама  в колхозе  «рОбила»  когда-то,
И в прошлом, и теперь – механизатор.

Но, думаю, что мне не легче было, -
Сказала дама, улыбаясь мило, -
Когда моя «подшефная» кобыла
Меня, девчонку, с кровью «пригубила».

Не легче быть штурвальною комбайна,
Когда он  поломается случайно,
И двое мужиков, а с ними бабы (На  комбайне была бригада)
Тебя частят за кочки и ухабы,
Хоть ты в ответ их «спосылать»*  могла бы, (* послать матом)
Но лишь разочек  огрызнёшься слабо.

Легко ли бабе быть за тракториста?
Они в кино лишь выглядели чисто,
А в жизни – грязь, поломки, те же маты,
Когда у всех мы, бабы, виноваты…
А спишь вповалку в будочке дощатой,
Тебе на МЕСЯЦ  сделавшейся хатой.

И никаких – поверите ль? –  собраний
Насчет того, что лето всё без бани,
Большое дело, если доведётся
Ополоснуться иногда в болотце,
Хоть и на то потребуется навык,
В особенности – отдирать пиявок.

Вам  нелегко, но это лишь вначале -
Обыкнетесь* уже к концу недели    (*(Привыкнете – дерев.)
И скажете: «Чего же мы ворчали?
Каких  удобств от целины хотели?»
Хотите нА спор? Докажу на деле,
Что возражать так педагогу глупо!
Я остаюсь! Готовь мне угол, группа!»

Виллис вскоре укатил,
И осталась с нами «дама» -
Далеко не крокодил,
Не родня гиппопотама,

То есть ликом не страшна,
Телесами  не чревата,
Я сказал бы, что она –
Тридцать пятая весна:
В самый раз ей эта дата.

Нет того, что чересчур,
Но есть то, чего так мало
У задрипанных  фигур,
И, как видно, не из дур
Комсомольского закала.
Словом, в даме всё в ажур,
Плюс она не задавала!

… Что ж еще один «Предмет»
Подношу к глазам поближе.
Вижу женский силуэт,
В силуэте нечто вижу.
Есть там сердце или нет,
Для меня пока секрет,
Но оттуда «Идет свет».
И молю я:  «Посвети же!»,
Чтобы был я обогрет
Как тоскующий поэт.

Диогенова тоска –
По любви, по Ecce homo!*, (* Вот этот человек! – П. Пилат)
Не открытая пока
Ни одной моей знакомой:
Тема так им далека,
Что решили б свысока,
Что не все у парня дома
Или что «берёт истома». ( жаждет …)

Не томление телес
(Что проходит дальним планом),
Но всегдашний интерес
К дорогим сопланетянам.

И взывал вокалом ввысь,
Даль пустую оглашая:
«Альтер Эго*, отзовись!  (* моё другое  Я)
Отзовись, душа родная!»

Но молчали облака,
Хоть ответствовало эхо.
И в стихи я  облакал
Нерифмованный  вокал
Или жалил едким смехом,
Словно желчный аксакал,
То, чего всегда алкал,
Не умея гнать в бокал,
Как «товарищи по цеху»   (Поэты, пьющие с горя)
Мыслей горестных накал.

Не желаю и врагу
Жить вот так на белом свете.
Но доверить мысли эти
Дневнику лишь и  могу
И веду его в стогу
Или в местном «туалете»,
Чтоб мои большие дети
Не смогли его заметить.

Всё равно разоблачат.
Впрочем, лишь бы не украли.
Но, похоже, эти крали -
Из порядочных девчат.
А вот «юноши» едва ли
Щепетильны, на мой взгляд.