Вольные и невольные жители г. Томска 2 глава, прод

А где Сперанский? Где заступник?
И Батенькова ждал арест,
коль государственный преступник-
изволь нести свой тяжкий крест.

Вот уголовным приговором
( хоть никогда не звался вором)
в разряд был третий отнесен:
план мятежа де им внесен.

Хоть вечно-каторжные муки
заменены на двадцать лет,
коли в Сибири есть подруги,
значит сюда дороги нет!

Побыв чуть дольше года в форте,
там, где Ботнический залив,
причислен к славной той когорте,
людей, о коих сложен миф.

Но он с тюрьмою не смирился,
злой воле вновь не покорился,
царю Сперанского не выдал
и гневу выхода не дал:
Как декабристам суд настал
рукой царя Сперанский стал,
сам разработал приговор
для всех, входящих в заговор,
сам по разрядам их разбил
и участь лишь усугубил!

А Петропавловская крепость
умела заводить друзей
и Батеньков, как важный гость,
был вынужден общаться с ней.
В себе несла она все время
идей свободных тяжко бремя.

Так в Алексеевском равелине,
не существующем уж ныне,
в каморке шесть шагов на десять
о воле мог он только грезить.

И здесь провел семь тысяч дней
умнейший сын Сибири всей.

Да чтоб не потерять рассудка,
( а как его не потерять,
коль царь тебе доверил чутко
одну лишь Библию читать?)
Шестью владея языками
(что теперь редкость между нами)
вот что придумал Гавриил
и в жизнь тюремную внедрил:
Елагин (друг отличный был)
тех Библий много раздобыл.
Своим мозгам нашел работу,
псалмы древнейшие сличал,
все разночтения замечал,
что поддавались переводу.

Кроме духовных размышлений
себя гимнастикой занял
и от усердных упражнений
он стойку на руках стоял.

Однажды в камеру мышонок
случайным образом попал,
обрадовавшись как ребенок,
с ним Гавриил возиться стал.

Подкармливая, постепенно,
к себе настолько приручил,
что вел беседы с ним степенно,
сидеть в ладони научил.

В течении немногих лет
у Батенькова был сосед.

Все разговоры с заключенным
царь караульным запретил.
и стенам, напрочь закопченным,
лишь лампы скудный луч светил.

Она чадила, да шипела
и Батеньков за все пять лет
(царям до узников нет дела)
почти дневной не видел свет.

Все чувства и переживания
он выражал в стихах своих,
где излагал души признания
для тех, кто был еще в живых:

"Скажите, светит ли луна?
И есть ли птички хоть на воле?
И дышат ли зефиры в поле?
По-старому ль цветет весна?
Ужели люди веселятся?
Ужели их, их не страшит?
Друг другу смеет поверяться
и думает и говорит?
Не верю..."

И, отбывая наказание,
царям он молвит в назидание:

"Вкушайте, сильные, покой,
готовьте новые мучения!
Вы не удушите тюрьмой
надежды светлой воскресенья".

(продолжение следует)