Посидим, поохаем!

              Вот в раю, на лавочке из пуха, три жильца о прошлом вспоминали.
Поносили жизнь свою святую, дни, что пронеслись без интересу. Рассказал один,
кусая губы, как боялся приближаться к девкам. Лучше б изнасильничал он девок -
были б девки, как одна, святые, потому что как бы пострадали. А ему бы было
что припомнить, чем утешиться в геенном пекле. А другой работал дни и ночи,
колотил, пилил, рубил, ишачил. Знал, что божий свет в конце тоннеля, только
в темноте не видел тропки, так на пятачке и копошился. Все вокруг себя объел
до травки, а с нектара здесь воротит душу. Третий же признался, что лопух был.
Подставлял и щёку всем, и душу. Надували лоха, нагревали, ездили на  нем и
измывались, ну, а он сносил все это свято, даже никому не дал по шее. А теперь
и дал бы с наслажденьем, но рука бесплотная такая.
             И в оцепененьи райской жизни захотелось им греха и блуда. Стали
задевать девиц лилейных, отнимать у всех нектар  и манну, совершать приколы
и подначки, даже шлепать девок принимались. Шлепают, а тЕла будто  нету, пальцы
их без пользы пролетают. Барышни, как облако прозрачны, нечего у них пощупать
даже, а на фрукты нету аппетита. И хитрить без выгоды противно. Лишь один, кто
на земле ишачил, продолжал по-райски расслабляться. Но теперь из принципа динамил,
только стало это жутко скучно.
                Господа, пока еще не поздно, в радости  грешите хоть немножко.
      Впрочем, мне ль учить вас! Нету смысла! Трое те последними ведь были -
      больше в рай святых не поступало.