Холод. Титаник идет ко дну

Все дело в том, что я сомневаюсь, что действительно заслуживаю того, чего хочу.  Что не стою. Не такая. Не заслужила. А, может, и вовсе не хочу. Все дело в том, что некуда деть тепло.
Мое тепло можно превратить в свитер из самой теплой шерсти, сразу в несколько свитеров – в котором можно будет согреться хоть посреди Атлантического океана. Ди Каприо в «Титанике» замерз, потому что у него не было такого волшебного свитера. Нити лучами тянутся из клубка солнечного сплетения, обнимают друг друга и в дикой пляске огня плетут самую прочную связь – любовь.
Любовь к другому человеку. Который, кажется, не замерз бы и голым в Полярную ночь. Она бы испугалась его холода и выплакала щедрую слезу Северного сияния на иссиня-черные щеки неба. А он бы так и не увидел его. Сияние. И даже неба бы не увидел.
Только смотрел бы на свои следы, оставленные босыми ногами на снегу, и не решался идти дальше. Опасаясь, что снег – это лед. И не хрустнет под ногами, а треснет, как старая ваза. Он никогда не придет в свою иглу. В ней не горит свет. Никогда не разведет огня. Он не нужен ему. Он умеет не мерзнуть.
Нити, нити… Зачем вы ему? Когда ему не темно и не холодно? Золотой пушистый клубок разматывается, и в груди становится нестерпимо пусто. Останьтесь со мной: брести на темные крыши иглу, где никто не ждет тебя, гораздо сложней, чем просто брести. Нити, останьтесь, клубок истончился… Лишь бы в него не вонзили спицы.
Изрешеченное пулями взглядов блуждающих путников небо сочувственно склоняет голову на бок, как кошка, обтираясь о пуховик окоченевшей земли. Зачем люди живут в таком холоде? Кости рассыпаются в снегах, как печенье, опущенное в кипяток – и нет больше опоры, исчез внутренний стержень, сопротивление бесполезно. «Титаник» идет ко дну…