Сейервиль

Джону ***
Весна, точно странница с западного берега, –
Так дышит маняще днем, усыпляя, поет.
Российская синь! Но мне снится ночами Америка.
И вот в облаках белоснежный летит самолет.

Где мне выходить, сама до сих пор я не знаю.
Лос-Анджелес горд и меня не поманит с собой –
В нем каждому дому и камню я буду чужая…
Заеду - ка я в Сейервиль на часочек-другой!

Размеренно время течет, на часах застывая.
Дома без заборов и своды покатые крыш.
Сады. Тротуары. Звенящие рельсы трамвая.
И вывески старых кафе. И вечерняя тишь.

Пройдусь в одиночку по улицам, мне не знакомым
И, может, кого-то решусь по-английски спросить:
«Скажите, пожалуйста, мистер, вы знаете Джона?»
Он спичкою  чиркнет и будет спокойно курить.

И, стоя под деревом возле одной пиццерии,
Расскажет, как мальчик с уроков сюда приходил
И пел под гитару он песни свои заводные –
Девчонки рыдали, лишаясь и воли и сил…

О, дивное время,  – святая далекая юность,
Зачем ты ушла, унеслась, как дорожная пыль?
И если бы ты хоть на час, на минуту вернулась
В уютный мне ставший родным городок Сейервиль,

Чтоб вновь под аккорды гитары и слезы, и стоны,
Под бой барабанов и клавиш простой перелив
Ночное пространство пронизывал голос знакомый,
И каждый бы чувствовал: «Да, я действительно жив!»

… Но утро развеет иллюзии солнечным светом,
Спускаясь на щеки и веки сквозь кружева штор.
И с плеером, в теплую куртку и шапку одета,
Пойду на работу. Устало мигнет светофор.

И, может, лишь к вечеру снова настигнет истерика:
Ведь время летит, и всему есть на свете предел.
Но я улыбнусь и тебе, и Нью-Джерси, Америка.
Меня еще не было вовсе, а Джон уже пел.

И все хорошо, и у каждого есть своя музыка,
Есть время и дело, что  нам от рожденья даны.
Есть свой Сейервиль – не фантом, не мираж, не иллюзия.
Когда далеко мы, о нем нам являются сны.