Корабли пятьдесят пятого года

 …лента реки и меня уносящая Лета,
                может, вперёд, может, далёко назад
                ( Лев Васильев)

    Весна и лето пятьдесят пятого года остались в памяти как самое светлое послевоенное время. Еще в Александровском саду матросы и приезжие с уважением и сочувствием слушали рассказы ленинградцев о блокаде; еще мы с мамой часто и без нужды ходили в продуктовый магазин в подвале на Неве, недалеко от Медного всадника – не потому, что хороший – к нему родители были прикреплены в войну. Еще вдоль берега Новой Голландии, из-за военных складов которой обстреливали родительский дом по соседству  особенно сильно, ходили часовые. Если отсюда или от судостроительного завода раздавался шум, похожий на  выстрел, на улицу выходило множество народу, почти как на демонстрацию.

     Но уже закрасили надписи:  «При артобстреле эта сторона улицы особенно опасна» - в том числе и знаменитую «сохранившуюся». Оставались они после войны довольно долго и были все или большей частью неровно написанными черным от руки. Уже хлеб перестали взвешивать на весах – не сразу после войны – а продавали половинками и четвертушками. Кусочек хлеба, оброненный на улице, прохожие тут же подымали – на подоконник, ограду.  Каждый продавец умел нарезать сто граммов сыру или ветчины на много аккуратных слоев. По инерции ограничивался еще отпуск «в одни руки» кое-чего – кажется, муки, сахара  - но это легко обходили, если нужно,  «занимая»  детей у соседей по очереди. К моему огорчению, восстановили и дом на  Декабристов-Офицерской чуть дальше Маклина-Английского:  так интересно было видеть, как со стороны Пряжки на срезанные посередине комнаты, как на балконы, выходили на всех этажах женщины развешивать белье.

     В то лето период  белых ночей казался вдвойне волшебным: не только своей красотой, но и невиданными белоснежными многопалубными кораблями, подходившими с залива.  Как стая прекрасных птиц, долго собирались они перед первым мостом   и наконец исчезли – улетели? – но вероятнее, все же прошли ночными разводками в Ладогу. Так  хотелось уплыть на таком корабле далеко – неизвестно куда.

      Много лет спустя, я осознал, что то были построенные в ГДР пассажирские суда: «Родина» и другие, и сам, как многие ленинградцы, ходил на них. Но все равно те корабли 55го  года, как сказочное видение, остаются на своем месте и в своем времени.

    А в октябре с визитом на Неву пришли английские военные корабли. О, то не были скромные шведские эсминцы, проложившие дорогу на Неву годом раньше  и мало заметные посредине широкой реки. Нет, эти корабли – с высокими бортами и надстройками – казались еще больше, так как по-хозяйски расположились вблизи от берега.  Бесконечными осенними вечерами их темные силуэты вздымались над Невой, только борта освещались лампами с отражателями, выставленными на длинных штангах.

     И не выдержала Нева – сорвалась  в наводнение, четвертое по силе за всю историю. 15 октября к девяти часам вечера уровень воды поднялся почти на три метра при ураганном ветре. На гребнях волн вода переливалась через парапеты. Несчастные корабли поднялись на ужасную высоту и  носились как щепки – казалось, вот-вот порвутся канаты и корабли врежутся в дома, сминая свои носы.

     Наутро было уже спокойно. Только пожарные машины долго еще выкачивали воду из многих-многих подвалов – складов, магазинов и жилищ людей, горевавших над поврежденным скромным имуществом.


       Чужое ощутив, не удержалась
       И взбунтовалась тёмная Нева...
       Пытаясь уничтожить острова
       Эсмицев - как из плоти выдрав жало...
                (Люююю)