Выбор, гл. 10

Деревня Каменка всё ближе,
Всё дальше - спутник и Она,
На них не просто он обижен,
Но оскорблён: ему "видна"
Их связь в былые времена.
И он - ни слова им. Они же
Слова, как бисер в бусы, нижут,
И будь дороженька длинна,
Прощебетали б дотемна.

... Но всё, приходится расстаться:
Тому - совсем в другой конец.
Благословив "сестру и братца",
Исчез в чащобе молодец...
Что стоит этаким добраться
До впечатлительных сердец!

Вот то-то снова онемела,
Как будто ей зашили рот.
Запасы слов пустила в дело,
"Закрылась на переучёт"!
Ну, что ж, молчи, "святая дева",
Тебе молчание идёт.
И я презрения и гнева
Ничем не выдам в свой черёд.

Найду, кого увлечь беседой:
Меня заждался местный люд.
С тобой - ни слова! Не посетуй,
Что "ни при чём" ты будешь тут.
Да, той же самою монетой
Тебе, сестрица, воздадут.

Так, строя мстительные планы,
Не успокоившись ничуть,
Он в ипостаси истукана
Сквозь ивняковые лианы
Собой прокладывает путь,
Чтоб прямо к дому завернуть.

Речушка катится лениво
 И лижет крохотный мосток,
 И прямо в воду лезут ивы,
 Склонив нечесаные гривы,
 Спешат урвать еще глоток.

 И все окрестные болотца
 Покрыты тем же ивняком,
 Который жжётся и плетётся
 И окружает каждый дом.

 Из ивняка здесь все ограды:
 Торчком - он "тын", "лежкОм" - плетень.
 А за жердями ехать надо
 В одну из дальних деревень.

 Из ивняка строгают колья
 И тычут в землю - для плетня.
 Колу бы сохнуть в той "неволе",
 А он "пускает зеленя".

 И помаленьку все "заборы"
 Приобретают общий вид:
 Как ставят - колья, только скоро
 Где кол торчал, там ствол стоит.

 Ивняк идет и на растопку,
 Но печь топить им - всё равно,
 Что пиво лить в такую стопку,
 Какой пьют "белое вино".                (т.е.водку, местное)

 Вот потому-то топят печи
 Не ивняком, а кизяком.
 Кизяк не возят издалече,
 А дома делают - "станком".

 "Станок" - он вроде чемодана,
 В котором крышки нет и дна.
 Он не стальной, а деревянный
 И боковая сторона
 Как бы ко "днищу" скошена.

 "Дно" образуется помостом,
  Куда и ставится станок.
 А дальше всё легко и просто
 Для ловких рук и крепких ног.

 Но прежде нужно сделать то, чем
 И набиваются станки,
 А это дело, между прочим,
 Под силу лишь чернорабочим
 И чистоплюям не с руки.

Навоз, сбираемый по году,
 Кладут одним большим кольцом
 И внутрь кольца вливают воду
 На деревенский чернозём
 Так выльют добрую подводу,
 А после в этот "водоём"
 Кидают долго то, что сроду
 "Добром" мы вежливо зовем.

 С "добром" мешается солома.
 И вот в "кольцо" ведут коня,
 Чтоб он по кругу возле дома
 На поводу ходил с полдня.
 А нет коня, по чернозёму
 С утра гарцует вся родня.

 И вязнут ноги "по колена",
 И мухи "спаса не дают":
 От них в избе черны все стены
 И облепили, потных, тут.

 ... Но срок прошел, и смесь готова,
 Теперь клади, топчи, неси!
 Намял - унёс, наполнил снова
 И зря не вымолвив ни слова,
 Как у тебя, мастерового,
 Извечно было на Руси...

 Бегом, бегом - успеть до ночи:
 С утра - работать на колхоз!
 "Давайте, доченьки! Сыночек,
 Таскай сюды - тут покороче!
 Ну, что, в другой раз не захочешь -
 Наелся сладкого до слёз?!"

 ... Вот добрались до ближней хаты,
 А там с крыльца уже бегут.
 Лениво тявкнул пёс лохматый
 И снова спрятался в закут.
 И тётка Марья - тёток тут! -
 Уж "голосит истОшным матом",      (тонко и громко кричит)
 Сзывая весь окрестный люд.

 Потом кидается на шею
 И дарит долгий поцелуй.
 Конечно, в губы! А за нею -
 Еще одна! И не бунтуй,
 А обнимай ее нежнее:
 У них тут нынче "сабантуй":

 Приехал их родимый Гоша -
 "Сыночек", "внучек", "племяшок",
 Такой учёный, но хороший,
 Который всем им так помог:
 В такой глуши был "книгоношей"
 И "книгочеем" долгий срок.

 "Да-да, любезная сестрица,
 Вот тут я - принц, а вы - увы!"
 Все эти тётушки молиться
 Сходились в доме у вдовы,
 И он читал, - стараясь в лицах, -
 По вечерам две-три главы

 Из древних книг. А богомолки,
 Случалось, плакали навзрыд.
 Потом пускались в кривотолки
 Насчёт того, что Бог велит...
 А близко жаловались волки,
 Что их клыки давно на полке
 И лют их волчий аппетит.

 Он обмирал порой от страха,
 Услышав вовсе ближний вой,
 Слегка потея под рубахой,
 Бывал с минуту сам не свой.
 Но начинали в рельс бабахать,
 Волков отпугивать стрельбой,
 И богомолки всей гурьбой,
 Крестясь, поспешно шли домой.

 А через день-другой под вечер
 Шли слушать Библию опять,
 И вновь он "сверху был отмечен"
 Тем, что дерзал им объяснять
 Слова "Господня благодать",
 Его евангельские речи,
 И, тёмным им, на этом "вече"
 Являлся "батюшке" подстать.

 И он любил родную "паству",
 Коль "заносился", то чуть-чуть.
 Себя одёргивая часто,
 Он не вставал на скользкий путь,
 Когда, едва нам скажут: "Властвуй!",
 Мы враз готовы посягнуть.

 Велик соблазн - владеть умами,
 Да и вообще - повелевать.
 Будь ты простой "управделами",     (клерк, чинуша)
 Будь ты с лесной дороги тать,
 В тебе уже горит, как пламя,
 Позыв - создать большую рать,
 Чтоб... "неподатливых" карать.

 Всяк обожает возвышаться
 Над ближним или над толпой,
 А то и над одной из наций,
 Вдруг ставшей глупой и слепой...

 Когда народ готов "за парты",
 Чтоб изучать ИНОЙ ЗАКОН,
 Тогда приходят Бонапарты
 И все умы берут в полон.
 А там хоть молод ты, хоть стар ты,
 Но ты в диктатора влюблён.

 И маршируешь ты, ликуя,
 Готов на Ост, готов на Вест,
 Поёшь: "Осанна! Аллилуйя!"
 И "Хайль" твой слышится окрест,
 Пока тебя за страсть такую
 Твоё ж чудовище не съест.