Выбор, гл. 9

Воспоминанья захватили
И совершенно отвлекли
От тех, кто был в автомобиле
И от мелькающей земли...

Но стоп. Приехали. НенИнка -
Ещё одно его село,
И за картинкою картинка
Опять кино в мозгах пошло.

- Теперь куда? - Опять же в гости
И на могилки*, был наказ.            (* кладбище по-деревенски)
Ты не забыл, что на погосте
Пять человек родни у нас?

- Я помню только дядю Мишу.
- Те рядом с папой все лежат.
- Ну, что же, двинемся под крышу,
Вернемся на пять лет назад.
Ах, что я вижу, что я слышу -
Никак троюродный мой брат?

И точно - он! Тут не столица:
Всегда какой-нибудь старик
Увидит свеженькие лица
И затрезвонит в тот же миг....

Родня. Сплошные разговоры
И представленья старикам.
"А, это к нам приехал Жора!
Какой большой! Ну, как ты там?
Учиться дальше будешь скоро?
Да, тёмным нынче стыд и срам".

... Проходят сутки, но подводы
Попутной так и не нашлось.
"Да что, какие ваши годы!
К обеду будете, небось*" ...     (* наверняка - деревен.)
И вот чуть свет - за огороды,
Крутить ногой земную ось!

Что двадцать вёрст легко обутым,
С заплечным лёгоньким мешком?!
А уж погоду дали, будто
С самим Еговой он знаком.

Еще росой блистают травы
И солнце, выкатив на круг,
Еще огромно и кроваво,
Как извергаемая лава, -
То восхитит его, то вдруг
Пробудит в этом парне бравом
Не жажду подвигов и славы,
А что-то давящее - право,
Доисторический испуг.

Еще чувствительна прохлада
И первозданна тишина.
Дорога, что аллея сада,
Стенами трав обрамлена,
В низине, словно за оградой,
В тумане прячется она.

Они идут, и он томится
Своей лирической тоской
И жаждет новые страницы
Заполнить "трепетной рукой":
Воспеть и солнца багряницу,
И этот давящий покой,
Когда молчат жуки и птицы,
Не видно бабочки простой,
И рядом если не царица,
То идол, полный немотой.

... Туман пропал. Следов покоса
Не видно. Вот тебе и стог!
А травы - в рост и в сочных росах,
Ему по пояс, ей - по косы,
Шагнул чуть в сторону - промок!
Какие могут быть вопросы -
Терпи покуда, паренёк!

Но отшагали полдороги,
Пора устраивать привал.
И после колебаний многих,
Сославшись, что устали ноги,
Он склон один облюбовал.

Она пошла за ним не споря
И молча двигалась след в след.
Вот, разместясь на косогоре,
Взглянул на девушку "поэт"
И увидал, что в женском взоре
Ни зова, ни протеста нет.

Она расслабленно присела,
Спокойно глядя и дыша.
Не выдавало это тело,
Что в нем взволнована душа.
Всегда такая будет смелой,
Коль держит вас за малыша.
Как перейти с такой пределы,
Не сделав резких "антраша"?

Тянулись горькие минуты,
А он терзался и робел
И ясно чувствовал: ему-то
Опять не выйти за предел.
Вот если б стала степь каютой,
А белый свет не был столь бел,
Тогда бы он порвал все путы,
Осуществил слиянье тел.

Она по-прежнему молчала,
Не то томясь, не то смеясь,
А он всё "плавал у причала",
Плетя своих мечтаний вязь,
И тем показывал ей малый
Свою "телячью" ипостась...

И вдруг с дороги крикнул кто-то.
Откуда взялся пешеход?
Явился из-за поворота
И к ним прямёхонько идёт.
Ну, всё - теперь гуляй, пехота,
Коль не закрыл собою дот!

Подходит. Ладный и красивый,
Годочков двадцати пяти:
- А мне сказали, что ушли вы
Вперед меня на час почти.

Не узнаешь меня, девчина?
Ведь я Володя, ваш сосед.
Приехал после вас машиной.
И тоже вышел. Вам во след:
Живёт тут тётка Катерина
И всё зовёт под старость лет.

- Володя! Здравствуй! - чуть смущённо
Она приветствует его. -
Ага! Так он для нас - персона,
У нас духовное родство!
А может быть, во время оно
Мы с тем красавчиком "таво"?
Зато с кузеном мы - мадонна
И неземное существо!

Воркуйте, голуби! И сразу
"Заворковали голубки".
Так, так, да в каждой вашей фразе
Сквозит, что БЫЛИ вы близки!

Ну, что, кузина-недотрога,
Открылся мне один секрет?
Один? А вдруг секретов - много,
И каждый памятью согрет?!
А я-то рвался всю дорогу
Прервать "девический" обет!

Вот ничего себе ДЕВИЦА!
Таких-то как везде зовут?!
"Шалава!" - мягко говорится...
А я пред ней верчусь, что шут!..
И горьких мыслей вереница
Его опутала, как спрут...

... Как мужики легко и просто
Выносят "бабе" приговор,
Порой дожив годочков до ста,
Всё помнят чей-нибудь "позор",
И эта память, что короста,
Им "украшает" кругозор.

Век оставаясь "моралистом",
Мужик в любые времена
Себя считал отменно чистым
И знал, что женщина - "грязна!"

Она была грязна в Эдеме,
Где "развратила мужика",
Потом в пещере и гареме
Была столь "нравственно низка",
Что, презираемая всеми,
Рабыней числилась века.

И если некий мужичонка
Её из грязи поднимал,
То сразу грубо или тонко
Над ним смеялся "весь кагал".

И даже гимны сочиняя,
Мужчина знал, что это - бред,
Игра с "распутницей" такая,
В которой строгих правил нет,
И "баба" - "кобра", "эфа", "ная",
Ведь и Елена Менелая,
Хоть сам Гомер слагал сюжет,
Была, конечно, ведьма злая,
Коль вовлекла весь Старый Свет
В войну на добрых десять лет.

МужИк внушает нам с амвона,
Что даже верная жена,
По Моисееву закону,
Уже с рождения грешна:
Когда в её мы входим лоно,
То оскверняет нас она.

От жён все наши преступленья,
К ним, к ним ведёт любая нить,
И смертный грех совокупленья
Нам никогда не замолить.