Всё волновало нежный ум

Всё волновало нежный ум,
отщипывавший понемножку
от грозди виноградной шум -
звездой мерцающую крошку,
зелененькую, плоть стихов
жестка была и кисловата,
а мне-то думалось: готов
служенью муз я, и услада
сближенья звуков и вещей
в слияние, блаженство, в прелесть
скрепленных рифмами речей
уже в душе моей пригрелись.

Всему виною "Беломор"
и кофе черный с Пастернаком,
гормонов пылких перебор,
производимый зодиаком,
таращившимся из окна
на сгорбленного над тетрадкой
певца, и девочка одна,
чей рот невыносимой складкой,
вздыхая рядом, посылал
флюидов бешеные сонмы,
я ж горделиво наблюдал
томление её и формы.

Так начинаются стихи. 
Откуда? Кто их насылает?
Неведомо, но вдруг с руки
строка, как козочка, сбегает,
копытцами топча лужок
линованый, черня бумагу,
и ты, мой маленький дружок,
к второй испытывая тягу,
туда ж пускаешь попастись
её пугливую подружку,
насторожиться б, крикнуть "брысь!",
опомниться, ан что-то кружит
уже перо: толчки, рывки,
колдобины и зависанье,
и напряженное тоски
в бумагу в буквах бормотанье.

Там щиплет нежную траву
клюв грифельный, пускает стрелы
лук Аполлона, ясный звук
вдруг входит в почерка пробелы
и ищет эха, новых слов,
а те, компании желая,
так приобщают слух и кровь
к досугам сладостным, марая
уже не, собственно, блокнот,
в котором ночь за ночью тонет,
и ты уже в длиннотах нот,
а жизнь сама к стихам в наклоне.

Бегите причитаний муз!
Стремите, уши затыкая,
в иной какой-нибудь союз
порывы юные. Тикая
от сих опасных пропастей
в мир прозаический, да ясный,
душемутительных страстей
не станьте жертвой громогласной,
как я в те дни, не уцелев,
и сунувшись по брови в давку
неясных смыслов, персть воздев
с пером, стишков щипавшим травку,
и уклонившись страстных дев,
меня, вострепетав, алкавших.