А я не тешу себя мыслью...

А я не тешу себя мыслью -
законодателем быть вкусов,
в стихах я обнимаюсь с высью
дарованной
моею Музой,
знакомой с многими другими,
в кругу их выросшей свободно...

И облаками дорогими,
и кровными -
перед балконом
у небосвода,
ажурными и не немыми,
когда их бриз нагорный треплет слегка иль грозно, кронами
небесно-корневыми
и думами навеянными ими -
делюсь с любым,
корысти лисьей
вне,
венчая
взор, обжитой сердцем
грядой Тянь-Шаньского отрога
Алатау,
духовной жаждой в каждом
(зная
тщету подобного мечтанья)
предполагая
обрести единоверца
волей Бога,
вручая
миру в миг
незнаемого мной "однажды"
(так думать смею - вторя Дикинсон) мне
продиктованные вдохновеньем
свыше
стихотворенья -
миру письма...

Кому дано, тот их прочтёт, как надо и услышит,
что через дар мне данный Им -
сам Бог хотел сказать,
моё же дело - в удел такой:
тетрадь и ручку при себе иметь,
стих не заспать,
не отмахнуться смертной от бессмертного рукой,
завидовать не сметь
одобренным судом людским поэтам и тем, что повторяют ныне
знаменитых.

Есть щей
горшок,
я сам большой
тем, что всегда, везде имел за нищею душой
круг дорогой -
родной,
святой,
легко справлявшихся с любой
моей
бедой
пиитов,
не земною славой
знаменитых,
но тою самою пустыней
мрачной - ещё до серафима,
в которую гонимы
были,
тою самою духовной жаждой отличающей суть сути поэтической от гили...