Кириши
Он сжался. Он высох, но сразу промок.
Он замер. Он выломал давеча фразу -
И вовремя! Смел он, ему тут - кивок.
Что, стыдно вам смеха? Он чёрта заразней.
Он вписан в объём. Он хотел перечесть
Однажды зачатым. Какая-то сила
Погибла, но, да - уложив его весь,
Из встречного смысла её опустила.
Брусчатка просохла, а сквера скула
Светла, но прислушалась к морю скуласто
Щебёнка. И туча, что лётчик, плыла
В секвойях. Но кто-то не стал копипастом.
И где ж это видано? Он налетел
На зов, он отверг наши рукопожатья,
Он верить во всём пожелал нищете.
Он ломит снаружи, поелику ржачно.
Посмертная мудрость, девчонка-халдей,
Прельщала его. Мы пошли нога в ногу,
Твердя: "Стариковская блажь. Перед ней
О радости хочется слышать немного".
"Постой уже!" - мудрость ему пропоёт,
Но брось твои глупости, юный теолог,
За зрелый, простаивающий осот,
Застывшие пни, баобабы да холод.
"Забудешь навеки, и сразу же стоп", -
Шептала она. Старый Марс из надира
Услышал, где исстари знают галоп
Пришельцы кометы из прежних кумиров.
Двоих то ничуть не глушило. Чужим -
Сим громом явилось, в чём уши вянули.
Топтался петух на деревьях осин,
Слоны, носороги сейсмографом грянули.
Потёк рубероид, а вечер моргал,
Позёвывая, в подвалах. А в Киришах
Там, тихо треща, разбирают наган,
Там вслух обсуждают пасхальные игрища.
Чернели, глотая из луж, валуны,
Озёра трудились ресницами ельника,
А море разбухло, подняв с целины
Мокротовыделительного репейника.
Под ночь часть себя, вдоль подтяжек с плеча,
Что комик столичный поэму Боккаччову,
Бросал он другим, подноготно уча,
Ходил вдоль пустыни да переиначивал.
Потом он поднялся к себе, ущипнув
Ту изморось, оттепель ту, ту прямую
(Что скверного в ней?) - тех снегов тишину...
Куда я? Забудусь! Нашёл. Протестую.
июнь, 2012
Свидетельство о публикации №112082007453