Её улыбка

У неё были живые, говорящие глаза.
Об этом ей многие говорили. Говорили и о том забывали, потому что ещё у неё была искренняя и легкая улыбка. Научилась она так улыбаться или умела всегда - кто ж знает? Повсюду носила она эту улыбку с собой и надевала её как домашние тапочки, в которых тепло и уютно, и прятала за ней, как за маской, все свои печали и горести, да так надёжно прятала, что никто и не подозревал, как одиноко, как больно и горько ей порой за этой улыбкой бывает.

Однажды она встретила его.
Он посмотрел в её глаза, улыбку её заметил и даже что-то доброе сказал - она поняла, всё то, что за её улыбкой спрятано он тоже заметил.

Они часто встречались в кругу общих знакомых, разговаривали и даже танцевали вместе, и тогда, когда он держал её руку в своей, она забывала обо всём, что разъедало её душу, прячась под этой улыбающейся маской. Он читал в её глазах её мысли и чувства, всё видел, всё понимал, каким-то непостижимым для неё образом чувствовал то, что она прятала от чужих взглядов в глубокой глубине. Танцуя, она наслаждалась чуткостью и послушностью своего тела, угадывающего его движения и запрещала себе думать о том, что рядом с ним она ощущает себя вне времени, вне пространства, вне вселенной, и радуется тому, что эти объятия допустимы светским этикетом.

А когда становилось невозможно сдержать прорывающееся на свободу счастье, она опускала ресницы и улыбалась. И это он тоже понимал, и не сжимал её руку, и не говорил никаких слов, но она чувствовала себе укутанной легкой и незаметной никому другому заботой.

Они расставались и встречались снова, и иногда ей вновь удавалось побывать на вершине невесомого, почти несуществующего счастья.
Нет, ей не было грустно от того, что их пути никогда не станут их общей дорогой, она и не задумывалась об этом. Она просто надевала свою улыбку, как домашние тапочки, в которых легко и невообразимо уютно.