Выбор, гл. 5

 Сияет утро золотое,
 Стоит алтайская жара,
 И нет душевного отстоя,
 Который он излил вчера,
 Себя критически настроя,
 А нынче нашему герою
 Определять свой путь пора.

 Чего же проще:вот газета,
 Вот - "Объявляется прием".
 Мединститут?.. Зачем нам это -
 Зубрить строение скелета
 И резать трупы день за днём?

Пединститут - другое дело:
Живые дети! Но беда -
Не выйдет он на сцену смело:
Напуган с детства навсегда.
Чтоб на тебя сто глаз глядело?! -
С ума сошли вы, господа

Сельхоз? Податься в агрономы?
 Замуровать себя в селе?
 Позвольте вам напомнить, кто мы,
 Мы - АЗЪ в единственном числе
 И мы к ВЫСОКОМУ влекомы
 Не на земле, а на ЗЕМЛЕ!

 Так что же, некуда податься
 В престольном граде краевом?
 А это что стоит с абзаца?
 Опять Сельхоз? Ну, мы даём!

 Да нет, теперь сельхозмашины -
 Машины делать для села.
 Чем не призванье для мужчины?
 Чем не великие дела?
 Вот золотая середина,
 Вот минимальный выбор зла!

 ...И вот вам логика расчёта
 Своей судьбы за пять минут!
 Логичней спрыгнуть с самолёта.
 Не раскрывая парашют.
 Как муху в липкие тенёта
 Себя загнал он в институт.

 Ведь если ты гуманитарий
 И полагаешь, что поэт,
 Ты чувств своих не разбазарь и
Не иссушай свой первоцвет,
Не превращай себя в гербарий,
Где формы есть, а соков нет.

Но сколько их, что превратили
Себя в гербарии давно!
И сколько там житейской пыли
На каждый лист нанесено!

И всё пришпилино и сухо,
Всё предсказуемо шуршит,
И если много там для духа,
То очень мало для души.

 Потом засушенные души,
 Сухими догмами шурша,
 Преобразуются в чинуши -
 Держатели карандаша.

 И где б ни жил на этом шаре
 Такой ГРАНЕНЫЙ индивид,
 В другом он видит лишь гербарий,
 Каким бы ни был внешний вид.

 И все трагедии людские
 Имеют простенький сюжет:
 Иван влюблен, а у Марии
 Засушен чувства первоцвет.

 Ничуть не легче варианты,
 Когда мужчина иссушён. -
 Тогда и чувства, и таланты
 Легко засыплет пылью он.

 Всё оттого, что не у дела
Он оказался в нужный час,
Не понял, что душа хотела,
И подавил "природы глас".

Ах, обездУшенные люди,
Вас в этом мире - большинство!
Вот и палите из орудий
И бьетесь насмерть, кто - кого,

И поклоняетесь Мамоне,
А значит, просто Сатане!
Вы - "человечество в законе",
На всепланетной вашей "зоне"
Святые чувства не в цене...
И потому так жаль вас мне...

... Известно: всяк себе философ,
Порассуждать любой горазд.
Иному дай лишь папиросу,
И он урок вам преподаст.

А как уж женщины мудры-то -
Тут лишь руками развести:
Как у плиты да у корыта
Такую мудрость обрести?!

Ума хватило и "поэту"
Определить судьбу свою,
Ее заполнив, как анкету:
"Нет", "Не бывал", "Не состою".

Он обнаженно здесь представлен:
О чем мечтал, чем рисковал.
Совсем недавно грозный Сталин
Освободил другим штурвал.

Освободил, но страхи живы,
Еще роптать не смеет люд,
И за такие "инвективы"
Еще по-старому дают.

Конечно, всё не для печати
А на запрятанных листках,
Но нет свободы и в кровати,
И лишь глупцам неведом страх.

А он знал страх не понаслышке,
Дрожал, что спросят где-нибудь:
"Где твой отец?", и у мальчишки
В глазах одно увидят - жуть.

Мать ежедневно говорила:
"Скажи: отец погиб давно",
Но где отцовская могила
Ему увидеть не дано.

А лгать ему еще страшнее,
Но лгать приходится опять,
И он, мучительно краснея,
Не знал, куда глаза девать.

Потом узнал, что "враг народа"
Его отец, " и потому
Нигде, ни в чем не будет ходу"
При власти нынешней ему.

Но получил пацан в наследство
Совсем ему не нужный дар -
За справедливость прямо с детства
Он загорался, как пожар.

К тому же он читал, и много,
А все герои этих книг
Шли "очень правильной дорогой",
И доверять он им привык.

Но, оставаясь в общем чистым
(Не ставя в счёт "нечистых" Люб),
Он не был ярым оптимистом,
С людьми бывал частенько груб,

Когда считал, что люди эти
Непозволительно глупы:
Живут не так на белом свете
И сбились с правильной тропы.

А верный путь давно известен,
Он Марксом с Энгельсом открыт,
И честным людям только вместе
Идти и строить надлежит.

Но окружающие массы
Чрезмерно заняты собой
И ВМЕСТЕ строятся у кассы
А после ВРОЗЬ идут домой.

И дома Маркса не читают,
В библиотеку не спешат.
Они, увы, предпочитают
Сначала "по стопятьдесят".

Живут "моральные уродцы"
В житейской "грязи и парше"...
И всё страданьем отдается
В его "возвышенной душе".

... Судить людей - не наше дело,
Но до господнего суда
Мы судим ближнего умело,
Поскольку сами - господа.

Согласно нашим приговорам,
Наш ближний - тоже барахло,
И есть лишь выскочки, которым
Случайно в чем-то повезло.

Один родился музыкантом,
Другой - красавцем, третий вдруг
Явился истинным талантом
В одной из прибыльных наук.

А что до гениев, то с ними
Совсем уж просто: все - рабы!
Хоть здесь у нас, хоть в Древнем Риме
Они - заложники судьбы.

Кого ни взять, все - каторжане,
Все днем и ночью - в кандалах:
Кто при холсте, кто при романе,
Кто с "калькулятором" в руках.

Горят, как спички, полминуты,
Чтоб стать "бессмертными" потом.
А мы ,простые "лилипуты"
Подо-олгу после них живём,
Хоть и у нас бывают путы,
Хотя и нас порою лютой
Судьба швыряет в лужи лбом.