Рот

Распахнулся глаз. Другой.
Так Павел проснулся и застонал.

Ах..!  Стон его гулял ак ветр:
Прохладной. Шквалистой. Ретивый.
Гомункул духа удалой… Колумб Америки (незримой).
Так стала вящая вша телящимся составом.
Чрез мчащие уста гребца грозящего… уставом?
(Устав привился в позвонках Колумнусом творений)
Ах..!  кто не спит. Тот, тли помет на корпусе явлений.
Наш (Павел) як заправский плут кругосветил светил,
Цепляя цопко волоса из сих хвостов сомнений:
Он сплел из сора самокрыл для выстрела стремлений.
И дом его горел, и глаз его алел, и стан его дубел
Ах..! глас его хрипел
И только глупый дымный ангелок невнятно в стенках спел.
Ах..!  этот миловидный рот, распахнут в непроглядность сил…
Откуда небывалый сброд неважно эльтрусил.
Ах..! святотатец здравый смысл. Оглох в овации зевка.
Дурак зевал.  Жевал овал.  Не стало едока!

В то время как Павел, прибывши в Сиракузы, деляжничал отравленный кефир,
который, кстати сказать, сам из любопытства пригубил и отошел, вошедши в предзакатный
колер молодой души, край, бывший для него отеческим и кровным, оставленный лежал
в неловком запустении и раздоре…

Ах..!  Гермес его ковал покой. А удаль – Афродита.
Любви сподвижник холостой. Радетель Неолита.
Но вот миндалины гвоздит и в ноздри дым кочует
И кем – то пламень говорит и кем – то негодует.
Ах..! Неволит мышцы мир, аорты памятуя
Что? И виц – белье зашлось, всевечно повествуя…
Ах..! Взвизгнут тени на стекле ак погорельцы о печи:
Будь добрым магом, злым под вечер
И плечи лепные, расправь! И в своебожье миром правь.
Ах..! Леперный дедуля, стращаешь як бурсак…
Твой маловат мешочек. Не влезу. Ну – ни - как!
Дурак зевал. Жевал овал. И девок в язвы окунал.

В то время как Павлуша сох тоскою в ереси, дети строем на площади срам ладили и орали
напевности. В масках со знаменем леди Яги все нипочем и преграды мелки…
Только вот, свет электрический, прогресса говорок эстетический, шепот костра отдаляет,
ночи покой оскверняет, да сидит под лунами гордецом посиживает, солнышками
от ума просвещенного между жиром – да зудом покниживает, да поплевывает во
тьму – тьмущую ак братишка в сестрицу. Нет для него бесовщинки. Вся вывелась.

Ах..! Истомился наш (Пашка) в вульгатности
Удобряя умом сообратности.
Умирать отказался: Ни – Ни!
Умилился Старик: Ну, живи!
Вот тогда Пашка, смелый долдон… рот се сшил,
Ах..! Собака, творю (моветон).

Дым! Горим! – кричали бабы. Ведра брали мужики. Раскрывали окна свету.
Чад будили. Пушки били. Проклять Пашкину тушили. Зачинали карнавал.