Троодон и два обескровленных человека идут...

Троодон и два обескровленных человека идут на абордаж

Плывёт бумага, отдаваясь в январе.
Плывут остатки безобиднейшего гада.
О нет! Зачем же синий месяц постарел!
О нет! Зачем старею я! НЕ НАДО!

И снова чайник закипает... и взорвётся.
Но невозможен тот неистовый запал.
Все братья и отцы - ведро колодца.
Акулье пламя в лёд вопьётся, в эхо скал.

Из стен последний кот с надеждой лезет,
но в комнате настало рождество.
Все стены в инее и в стонущем железе.
Все мысли о незримом и простом.

Какая радость! И какое же веселье!
Какие звуки и полночная весна!
Землетрясения не могут сущность зелий
скрывать в себе, чтоб чахли те со сна!

Барсук и гномы ненавидели картины.
Пингвин и заяц не могли терпеть лису.
Ушастый с гномами вкусил всю гадость тины.
Барсук с пингвином ночью померли в грозу.

Рогатым волю дал безумец из газеты -
те колесят, гремят цепями, колесят!
Один лишь царь остался миру ястро предан,
но на него придурков лезут пятьдесят.

Погибли перья и стенания акульи,
на море отправляется маяк.
Осиный бог в пчелином чистом улье
ужалил сам себя и скрылся за моря.

Повержен хаос хаосу и плачет.
Пал на колени жар костра в чертогах льда.
Летает лев, дожди переиначив,
и гривой рыжей строит города.

В одном из них запуталась собака,
лицо мне искусала всё однако,
но тут же исцелила и сгорела.
Хотя, наверное, кому какое дело...


18 августа 2012