Накануне

Я спешу, возвращаясь домой.
                Я гляжу из окошка вагона.
Там, за стеклами, мчится замля,
                и в какое окно ни взгляну –
По бокам от стальной колеи
                хлеб некошеный, спелый до звона
Бронзовеет в горячих лучах
                и почти подступает к окну.


Сколько в жизни встречалось красот:
                ослеплял березняк белизною,
И густым ароматом сосны
                опьянял, завораживал бор.
Но входило дыханье полей
                в плоть и кровь, до восторга родное,
Потому-то замены ему
                не сыскала душа до сих пор.


Остаются уже и не дни,
                а, быть может, часы до покоса.
Время трезво положит предел
                безмятежной степной тишине,
Гул моторов поля огласит,
                и завертятся споро колёса,
И отдаст безоглядно земля
                всё, что грела, лелея, в зерне.


Мы душой наделили её
                не за то ли, что эта готовность
Всё до крохи отдать, не скупясь, –
                это наша российская суть?
Что колосьев недолгая песнь
                снова выльется в вечную повесть,
И отправится скошенный хлеб
                в свой бессмертный и праведный путь.


А покуда, хранимы землёй,
                цвета солнца тугие колосья,
Ярко вписаны в зелень дерев
                и слепящую голубизну,
В одиданье людских голосов
                и машинного многоголосья
Чуть колышутся, тихо звеня,
                и почти подступают к окну.