Он презирал ее за фальшь

Он презирал ее за фальшь,
За детскую наивность мысли,
Но в холода писал ей письма,
В сердцах ломая карандаш.

Он целовал ее портрет,
Не сразу сознавая это,
А, осознав, стирал с портрета
Незримый поцелуя след.

Он часто открывал окно,
Слезами орошая вьюгу,
А осенью вдыхал с натугой
Чахотку-ветер, как вино.

И на снегу кровавый след
Стихами беспощадно сузив,
Бежал он собственных иллюзий,
При этом веря, что их нет.

А мне казалось в эту ночь,
Что в сердце ложь макнула кистью,
А ясени просили листьев,
Но ветер им не мог помочь.

Он рисовал ее глаза,
На холст рассвета душу вылив,
Но волки в ночь так жутко выли,
И ночью долго шла гроза.

Он любовался ей с икон,
Любимый образ вставив в ризу,
Но кто-то матерился снизу,
Под дых врезаясь кулаком.

И он корежил душу в кровь,
И умер он, живя без  правил,
Молясь, чтоб ангел не оставил
Его невечную любовь.

А мне казалось в эту ночь,
Что чья-то ложь вспорхнула в небо,
А нищие просили хлеба,
Но я ничем не мог помочь.