Черный заяц и Божья коровка

Черный заяц, что всегда так задумчив и тих,
Осторожно прыгал через лесную поляну
И нечаянно наткнулся на Божью коровку,
Что алой точечкой по воздуху спустилась на цветок.

"О посланница неба!, - молвил Черный заяц, -
"Поведай мне, мохнатому жителю леса
О том, что видела в вышних мирах.
О материях тонких, об огнезрачных колесах,

О невечерних свеченьях
И садах неувядающих.
О рощах светлых, где парят существа
Чистые, как сам безоблачный небосвод.

Что самое великое на небе,
Что самое малое.
Что самое высокое, что самое низкое,
Что самое горькое, и что - самое сладкое?.."

Так вопросил Черный заяц
И сомкнул уста, внимательно
Устремив взгляд к маленьким стопам
Божьей коровки, пыльцу вкушающей.

Перекусив пыльцой и испив нектара цветочного,
Так сказала Божья коровка:
"О благородный Черный Заяц!
Пробыла я на небе три века,

И лишь тремя часами показались мне они.
Я видела там серебрянокрылых эльфов,
Что строят друг другу шалости и смеются над смертными,
Но, жалея их, одаряют их крохами со своих столов.

Я видела бесконечные яшмовые ковры
Небесных лугов, подернутые молочно-ладанным туманом
И неописуемые в своей прелести цветы,
Которые не молчат, а поют каждой краской.

Я видела архангелов - небесных пастухов,
Которые пасут и нас - коровок божьих,
Играя на свирелях, заставляющих забыть
Любую тень тревоги.

Я видела воинственных лордов-асуров,
Непрестанно сражающихся на мечах,
А затем отдыхающих у костров
Поднебесных ущелий.

Я видела огненные колеса,
Исполненные очей.
Они множат непрестанное удивление
Красотою миров, широтой, глубиною.

И звероподобных херувимов -
Хранителей храма предвечных знаний,
И серафимов, сотканных из одного пламени,
Вечное служба которых - экстаз.

Но кого бы я ни встречала,
Все просили меня об одном:
Расскажи, как там - на земле,
В дольних мирах, что нечистыми называют,

В мирах, что сплелись
По разбиении чистых сосудов
Из-за любопытства
Адама Кадмона?..

И я всем отвечала,
Подробно - как только могла.
Но видела, что не утолить мне
Жажду их знаний о мире земном.

Потому умолили меня:
Вернись, о вернись в мир подлунный
За новыми знаниями для нас,
За свежими впечатлениями - терпкими как кровь!..

На вопросы твои ж я отвечу, о Заяц.
Самое великое на небе - Древо жизни,
Раскинувшее свои ветви от края до края
Бездны небес, земли и темного ада.

Самое малое на небе - твое "я".
Оно там - как точка, размеров которой нет вовсе.
Самое высокое на небе - Око Всеблагого,
Которое всматривается в каждый эйдос в Бездне.

Самое низкое на небе - это покой.
Он там - как пол, как почва, основание,
Нерушимый фундамент - на котором зиждутся
Все чистые сферы небес.

Самое горькое на небе - это сострадание
Тем, кто внизу мучается и спит.
А сладкое - подвиг тех, кто отринул
Небесный покой во имя познания Бездны!.."

С удивлением выслушал Черный Заяц
Странницы дивной слова, и главу смиренно склонил.
"Страшны и прекрасны речи твои, мудрокрылая!
Я многое понял, пока им внимал, затаясь.

Что ж ныне могу я тебе подарить
За твое откровение свыше?"
И Божья коровка ответила: "То подари,
То, за чем меня духи послали из сфер бестелесных.

Поведала тайны небесных я странствий тебе,
А ты расскажи мне о мудрости этого леса,
О том что открыла тебе Мать-Земля днем и ночью,
Да просветим мы друг друга познаниями, не таясь".

Тогда Заяц тихо начал свою речь:
"Я Черным от века зовусь недаром,
Ведь облик мой поглощает каждый лучик света,
Впитывая, подобно губке, мудрость этого космоса.

Я, просыпаясь, слышу, как вращает мое дыханье
Круговорот сезонов, как гонит оно стаи туч.
А пульс мой - дает жизнь грибам, проращивает ландыши
И бьет ледяными ключами из недр каменистых.

Я жил здесь всегда, и со мною жил этот лес,
Когда я ел, наступала осень, когда спал - ночи тьма.
Я видел, как копошатся протеи, лаская супруг,
Как истребляет олень у реки василиска,

Как пеликан вырывает мяса куски
Из кровоточащей груди своей,
Чтобы птенцов накормить
Благородною плотью.

Я слышал стоны русалок, проклятых в девстве своем,
Я нюхал тела утопленников
И тайком пробовал вкусный мёд шершней
И терпкие травы неистовства.

Я видел пещеры ужасных чудовищ,
Которые в муках рожают
И скитаются по ночам
По сырым непроглядным ущельям.

Безумные игрища демонов,
В пламени черном ревущих.
Их раскрытые окровавленные пасти,
И белоснежные зубы, что острей любой бритвы!

Всё это видел я
Пляшущим в этом лесу,
Рождающимся, охотящимся
И умирающим на моих глазах.

И сердце мое билось в такт,
И осознавал я ту нить,
Что связывает меня с этим лесом.
И понял я: лес во мне, и моим дыханьем он жив".

Так сказав, Черный Заяц умолк и заплакал.
И Божья коровка утешала его сорок дней
И ночей, видя сколь велика его скорбь
И любовь ко Вселенной.

И после, когда сорок суток уже истекло,
Утешился Черный Заяц и сказал:
"Остановлю я свое дыханье.
Остановлю - и тогда остановится колесо,

Что космос к жизни приводит,
К рождениям и страданьям.
Пусть будет свободен вовек этот лес,
Полный боли и тьмы!"

Но только изрек Черный Заяц эти слова,
Сияющие как молния,
Как взмолилась Божья коровка пред ним:
"О, не смей, благородное сердце!

"Ведь без леса, что хранишь ты дыханьем своим
Изнемогут от скуки и праздности
Все возвышенные миры.
Без горечи состраданья,

Без сладкой жажды познанья и искушенья
Утратят они свои силы, свою красоту!..
Умилосердись же к ним, мудрый зверь!
Ведь силен ты. А все небожители - слабы."

Взглянул с умилением Черный Заяц тогда
На алую Божью коровку, сидящую на ромашке
И спросил ее: "Рцы ми, почто тако зело
Пецешися ты о тварях сих бестелесных,

Ибо аз свободихом быв их? Но малодушествуя,
Свободою пренебрегоша ради небесных утех."
И ответила Божья коровка:
"Они - мои детки. А я - несу им котлетки".