Искру туши до пожара. О диспансеризации в России

            Кому и зачем нужна диспансеризация в России?

Это парадокс. Но многие из нас  воспринимают диспансеризацию как никчемность, ежегодную обузу.

Профилактикой болезней в России почему-то заниматься не принято. Диспансеризация для многих из нас –  пустое занятие, формальность, отнимающая время. Но один раз в году мы обязаны принять «условия игры» государства и пройти её. Студенты, рабочие, мигранты, врачи и учителя, повара и официанты, мэры и президенты – все мы.

Меж тем после получения результатов анализов, данных флюорографии, встречи с врачами каждого из нас ждёт свой вердикт. Одни продолжают активную жизнь, работу, учёбу, другие остаются под наблюдением докторов, а кого-то не допускают к труду и занятиям, или, что тоже бывает, госпитализируют.

      
Так всё же кому и зачем нужна диспансеризация?

В России её начали проводить давно: сначала, после победы Октября, так боролись с социально опасными инфекциями: туберкулезом, сифилисом, трахомой. Результат от регулярных медосмотров был налицо: заболеваемость этими инфекциями заметно снизилась, какие-то инфекции удалось победить. В стране стали регулярно обследовать детей, беременных женщин, хронических больных.

Советская власть, обеспечивающая всеобщую диспансеризацию населения, отступила. Но правило ежегодного прохождения медосмотра с тех пор в нашем обществе осталось и соблюдается, с одной стороны, строго, с другой – формально, от чего иногда теряет свой смысл.

У большинства отношение к ней скептическое. Иногда создаётся впечатление, что  она нужна врачам, работодателям, государству, но не нам. А в другой раз понимаешь, что всем наплевать на неё: одной стороне главное заполнить бланки и медкнижки, а другой – принести начальнику справку о том, что можешь дальше трудиться или учиться.
   
Спросив у своих друзей – врачей: «Как ты относишься к диспансеризации?», я услышала в ответ разные мнения:
– Хорошее изобретение социализма. Если бы её проводили  как надо – не только для отчётности, а для пользы людям – отлично отношусь. – Таков типичный ответ.
– У нас её, как и многие хорошие начинания, довели до абсурда. Я против того, как это проходит сейчас,  - мнение зам. глав. врача одной московской поликлиники. – Когда я беру и читаю амбулаторную карту пациента, в ней описано море жалоб и проблем, а в его же диспансерной карте – «жалоб нет», «практически здоров». Создаётся впечатление, будто на ежегодный медосмотр и на обычный приём к врачу приходят два разных человека. В таком формате диспансеризация не нужна. 


Моё мнение таково: считаю, что человек ответственен за своё здоровье и должен быть сам заинтересован заниматься и профилактикой, и своевременным обращением к врачу для лечения болезни. Каждый должен найти своего врача и как минимум раз в год, а при необходимости и чаще наблюдаться у него. Это будет лучшая диспансеризация. Расскажу о своём опыте прохождения ежегодных медосмотров в разные промежутки времени. 
   
Первый раз это было через год после окончания мединститута, когда я работала в больнице. Вместе с заявлением на отпуск отдел кадров требовал заключение о состоянии здоровья. Чтобы получить заветный автограф диспансерного врача, были необходимы встреча с ним, флюорография и анализы. Доктор, сидевшая в полутёмном кабинете, своей худобой, пространным взглядом, медлительностью и вечной хандрой вызывала у коллег только жалость и желание расстаться с ней без лишних слов. Выходя с долгожданной подписью о прохождении медосмотра, сотрудники острили: «Интересно, а сама она давно у врача была? Уж очень хворый вид…»

В частной клинике, где я потом трудилась, своего диспансерного врача не было. Дабы ускорить и упростить процесс получения медкнижек сотрудниками, руководство заключило договор с находящейся по соседству районной поликлиникой. На несколько часов остановив приём всех специалистов, коллектив шёл «сдаваться» поликлиническим коллегам.

Зайдя в стоящий во дворе поликлиники фургон с флюорографом, я увидела перед собой пропахшего табаком дяденьку в расстегнутом помятом бело-сером халате. Узнав, что я врач, он шлёпнул печать в мою диспансерную книжку без всякого снимка.

Терапевт принимала «всех, кто по диспансеризации», и нас, как медработников, вызывала без очереди. По списку. Вот я села на стул перед ней, только было открыла рот ответить на вопрос о жалобах, позвонил внутренний телефон и её «вызвали по делам». Вернувшись, и не успев сесть за стол, она спросила меня: «Жалобы есть?» Даже если бы они были, в такой суете и безразличии на вопрос иного ответа, как «нет», быть не могло. Что-то быстро дописывая, доктор предложила: «Давайте я Вас всё же послушаю…» Мы с терапевтом подошли к окну, около которого стоял её стол. Я приподняла блузку сзади, она пару раз ткнула фонендоскопом в мою спину и заключила: «Всё отлично. Да Вы же врач… по-другому и быть не могло. Если что – приходите». И тут, видимо, понимая, что по сути её профотмотр  не профессиональный, а профанационный, она неожиданно поделилась наболевшим: «Свои два участка, да ещё диспансеризацию «повесили». Писанины рой, народу вал... Еле ноги с работы уношу, половину бумажной работы беру домой. И все вокруг недовольны».


Можно было и тогда понять участкового врача, можно войти в его положение и сегодня. Он в тисках со всех сторон: огромный участок, а то и не один, приём и вызовы на дом, документация, которая заполняется на каждый «чих», новые формы больничных, оформление которых – отдельная история. Плюс отчёты, собрания, разбор часто бестолковых жалоб, требующих, кроме нервов, времени, которое опять же отрывается от приёма пациентов. И так далее. Круг замыкается, набирает новые обороты. Получается, что на фоне требований и заданных объёмов работы, участковый в стране становится похожим на игрока в детской игре «вышибалы», когда в активно бегающего по полю пытаются попасть мячом со всех сторон. А учился он, готовил себя, как правило, к другой роли. Хотел быть, скорее, успешным гроссмейстером на поле человеческих болезней: побеждать хворь страдающего от недуга меньшим количеством ходов.

Тогда, обменявшись впечатлениями о псевдо- диспансеризации с коллегами и руководством нашей клиники, в последующие годы персонал сдавал деньги «на медосмотр» - по тысяче, кажется, рублей, - чтобы не тратить личное время на профанацию (благо, у уролога были знакомые, которые за плату возвращали наши медкнижки заполненными). Какое-то время я стала думать о диспансеризации как о ненужной формальности. Но проработав несколько лет терапевтом в частной клинике, я увидела, что многие (и медработники в том числе), не проходя реально ежегодного медосмотра, запускают свои проблемы со здоровьем и часто обращаются к врачу, когда ситуация уже запущена.
 
Получается, что доктор – формалист или «бизнесмен», ставивший печати без обследования и осмотра или продающий заполненные медкнижки, оказывает своими действиями тем, кому «благодетельствует» медвежью услугу. Примеров из жизни – море: на каждом шагу.

От бывших коллег - фтизиатров я иногда слышу, что заболел туберкулёзом школьный учитель или официант кафе. При детальном сборе анамнеза часто оказывается, что последний раз эти люди делали флюорографию не год назад, как положено, а несколько лет тому. Платили за готовую медкнижку, чтобы «не морочить голову» и «не отрывать время от жизни».


Или такой случай. Ещё учась в мединституте, урологии с гордостью рассказывали нам, студентам, о достижениях современной медицины. Тогда для диагностики ранних форм рака предстательной железы только начали активно использовать онкомаркёр ПСА (*Простатический специфический антиген).  Кафедра урологии вела научную работу и показала, что благодаря анализу крови на ПСА можно вовремя выявить и пролечить онкопроцесс в предстательной железе. Корифеем в диагностике и оперативном лечении ранних форм рака простаты был профессор N. Парадокс в том, что причиной раннего ухода из жизни его самого стал запущенный рак простаты. То есть сам он пренебрегал методами раннего выявления болезней.
   
Моя однокурсница, с которой мы учились медицине сначала в институте, а потом два года в ординатуре, сегодня заведует диспансерным отделением одной из московских поликлиник, где выделен специальный штат, ответственный за ежегодные медосмотры населения. В него входит эксперт по профессиональным вредностям – профпатолог, терапевты, средний медперсонал. Мы встретились с ней недавно и обсудили необходимость ежегодной диспансеризации, которая может быть действенной помощью врачам в своевременной диагностике скрытых заболеваний. Оказалось, что государство выделяет большие деньги не только на регулярные, но и на дополнительные медосмотры. Каждый из нас может сдать анализ на онкомаркёры, женщины после сорока лет раз в два года выполнить маммографию, не говоря о других бесплатных обследованиях: флюорографии, например. Вот что ещё она мне рассказала: 
– Когда вся нагрузка ложится на участкового врача, и без того перегруженного, диспансеризация теряет смысл. Нам не сразу удалось изменить формальное отношение к ней врачей, работодателей, людей, к нам приходящих. На это ушло несколько лет. И сейчас мы стали выявлять болезни быстрее и лучше. Бесспорно, что при правильной организации и индивидуальном подходе врача к пациенту ежегодный медосмотр необходим и полезен всем нам.

    
«Будущее принадлежит медицине профилактической»,  –  говорил столетия назад великий русский хирург Николай Пирогов. Мечта его не стала пока реальностью. Хотя, сегодня вполне могла бы осуществиться путём диспансеризации, принципы и методы которой отлично разработали и внедрили в советское время.
 
Всё хорошее, что дают регулярные медосмотры каждому из нас, закреплено законодательно. Государство обеспечивает нам бесплатную медицинскую помощь. Мы ждём, чтобы врач помогал нам и словом, и делом, ревностно участвовал в решении проблем нашего здоровья, занимался не только лечением, но и профилактикой болезней. Но и врач ждёт от каждого ответственного отношения к себе. Чтобы мы не рыдали, потеряв здоровье, а смолоду хранили его: искру тушили до пожара, беду отводили до удара.

Опубликовано в "Медицинской газете" №58 10 августа 2012 года
http://www.mgzt.ru/article/2968/
http://sovetrektorov.ru/files/sr/220812/58.PDF