Стокгольмский синдром

Его язык властно проник к ней в рот, заполнив его полностью, почти достав до глотки, - толстый горячий мокрый язык. Руки его, густо покрытые волосками,  в это время уверенно, сначала двумя пальцами, а затем всей ладонью, залезли к ней под мышки, и уже оттуда – под платье, обхватив слишком крупные для ее возраста шестнадцатилетней девочки, округлые груди с «камушками» внутри. Это было так неожиданно, противно и мерзко, что девочка почти заплакала, задыхаясь и пытаясь вытолкнуть этот язык. Все тело сразу покрылось холодной испариной, и стало страшно. Страшно, от предчувствия боли, унижения, гадости. Страшно, что у нее отнимут что-то… свободу, наверное, свободу выбора своего пути в жизни. И никогда-никогда больше она не будет уже девочкой.

Потом, когда он ушел, ничего так и не добившись, она мылась, терла губкой лицо, язык, чтобы не осталось ни капельки его запаха, его слюны, чтобы забыть это, как страшный сон.

Еще не раз этот старый, - как ей  казалось тогда, - сорокалетний еврей, ловил ее, когда родители уезжали на работу из Дома отдыха, оставив детей одних. Однажды он подловил девочку, идущую с пляжа по пустынной дороге, затащил за дерево, и, просунув пальцы  ей между ног, раздвигая губы, ласкал горячее гладкое тело, с силой затолкав ее руку себе в плавки. Он не понимал, что вызывает только панический ужас своими поступками, и не знал, что женщина чувствует вкус к сексу почти всегда только после родов.

Слава Богу, сезон, а с ним и мучения девочки, закончились. Но память осталась. И в навсегда определила ее женскую судьбу. Теперь ей всегда хотелось, чтобы ее ласкали именно так, и возбуждение захватывало неожиданно,  в необычных местах, - в номере гостиницы, в лифте, в офисе. «Стокгольмский синдром», - кажется, так это называется, - когда жертва начинает оправдывать и любить своего мучителя, получив самые яркие сексуальные чувства в стрессовой ситуации.

***

Много лет прошло с тех пор.

Сейчас она лежала в гостиничном номере с мужчиной, которого очень, очень хотела. Он сделал всё, чтобы ей было хорошо, и ей было хорошо. Но…

- Нет трения, прости, - говорил теперь этот милый, лучший в мире человек

- Либидо уже не то, - так говорил, будто извиняясь.

- Трезвые вишни, - грустно пошутила она.

А у нее всё трепетало внутри, и стыдно было, и не могла из-за этого чувства свой огонь выплеснуть наружу, потому, что не нужна была ему, не-нуж-на! Такая.

И никто не был виноват в этом. Ни – кто!

Крушение надежд. Такое бывает. Как будто ночью упал с кровати, - не очень больно, но чувствительно. И возвращает на Землю.

А завтра…

Что их ждало завтра?

Они были, как на станции метро, где ветки соединяются и разбегаются в разные стороны.

- Станція "Хрещатик", перехід на станцію "Майдан незалежності".

Нет у них перехода. Не будет. Встретились, и разбегутся в разные стороны. Один влево, другая  - вправо. К новой жизни.

И не будут одиноки, нет же!  У него, -  будет «трение» с другой, - какое-то время. Но он будет менять их, высасывая молодость, жизнь, купаясь в роскошных телах, пока в один прекрасный момент не сможет только смотреть и любоваться, и, сглатывая пересохшим ртом, с вожделением нажимать на  женские соски;, пока они не превратятся в спелые вишни.

Она  будет, рыча как львица, облизывать и ласкать молодые, упругие тела, пользуясь их неутомимым темпераментом, познаниями в сексе и искренней любовью к таким, как она.

Всё будет так же, как тогда, в её детстве. Только зеркально, наоборот.

- Станцiя …

05.08.12