Намек на наше бессмертие

Когда я думаю, то... ловлю себя на мысли, что это думаю не я, а тот, кто все время находится во мне... Осознание себя параноиком принесло мне немыслимую радость, я научился ловить людей на лжи, и хорошо видеть ущербность мира, в котором существую не по своей воле... Мне всегда нравились смелые и сильные личности типа маркиза Де Сада или Луиса Бунюэля, которые своими творениями могли смело размешивать реальность со своей фантастической гениальностью... Я думаю, что смелость этих людей была своего рода вызовом Творцу, к которому они испытывали искреннее недоверие... Вообще говорить о Боге во все времена было большой проблемой, ибо большинство скреплено единой традицией всеобщего не поклонения, а замалчивания того, что для всех остается необъяснимой загадкой ( бытия )... В романе "Бесы" Достоевского меня поразил образ самоубийцы, который говорит о своем самоубийстве как проявлении непослушания Богу и выражению своей воли противостоять божественной тайне этого мира... Разумеется, что этот герой кажется сумасшедшим, как и Верховенскому, который договаривается с ним о предсмертной записке, в которой самоубийца должен взять вину на себя за злодейства революционеров. Самоубийца даже не пытается в думаться в смысл происходящего, он принимает эту реальность как определенный хаос темных сил, в котором ему нет места... Блестящий образ второстепенного героя затмевает в своей непостижимости темные революционные силы русских бесов, какими их назвал Достоевский... Так, что, когда я думаю, то странным образом понимаю, что мои мысли уже заранее внушены мне создателем, и это понимал даже тот самоубийца, но главное, все же заключается в непостижимости этого мира, как и в незавершенности его, хотя эта вечная незавершенность его может и есть намек на наше бессмертие..