Августовский подъем

I
За калиткой слышен скрип телеги,
дрогнет с ночи лампа на крыльце,
ежатся туманные Басеги,
пики ткнув за пазуху пыльце
древних лип, немому ожиданью
пробуждения от страшных дум,
где дракона древнего преданья
в стылых водах утопил Нептун.
Вот упала, шаркнув об огниво
дальних гор, последняя звезда -
повернулося во сне светило,
встать замыслив позже, чем всегда.
От удара высыпали искры
в летний мех свернувшихся лесов,
и зажегся воротник пушистый
и затлел палитрою цветов.
Тихо на деревне. Нет и следа
на покосе, кочет не кричит.
Лишь вывозит леший на телеге
к завтраку проспавшие лучи.


II

На деревне утро, и куры еще лежат
в золотой пыли, в которой уже под тридцать
выше нормы; и воздух - как брат ежа:
выдыхается трудно, свертываясь мокрицей.

Только здесь прошедшие дни обретают звук:
как проснешься до света - сразу
хриплый крик петуха, в грязи потиранье рук,
свист теней, недоступных глазу.

На белёных стенах рисуются чудеса,
их бугры сродни перекатам поля...
Если свечка швыряет в них тень - леса
вспоминаются поневоле.

На деревне утро. И будет язык молчать,
потому что зримое на него не ляжет,
сладко выспавшись. Лужи в канаве гладь
не стена, и многого не покажет.

Стоит книгу вписать лекарством от немоты.
И хотя картина рисуется примитивно:
два кружка, сферические следы,
после книги видимость - объяснима.