Явь Хубилая

Явь Хубилая

Юный Хан был величествен, статен, красив,
И Охоту любил в Океане Степей,
Был доволен собою, Добычу сразив,
Пировал, возвышая довольных Друзей.

Внук Чингиса, готовился он превзойти
Славу Деда, что с Детства страшился и чтил,
И готов был к «Последнему Морю» идти,
Что Границей орлиный Полёт прочертил...

И приняв в Курултае, где Реки Онон
С Керуленом холодные Воды несут,
Власть наследную, к Югу направился он, –
Положить обещая пожизненный Труд

На Создание Нового в Старом, чужом,
Что разрушить поклялся он для «Своего»
С «Первой Кровью» – от Жертвы, что вскрыл он Ножом,
И с Людьми – что клялись Кровь пролить за него...

И Орда поднялась, – за Туменом Тумен, –
И, меняя Коней, понеслась на Китай,
Тот, что замкнут в себе средь Интриг и Измен,
Утешал себя Ложью, что он «вечный Рай».

А другие Войска поскакали в Пыли
К тем Горам, что скрывают Проходы на Инд,
И до самых Истоков Теченья дошли,
И спустились к Потокам, что страшны на Вид...

Долго длилась Борьба и кипела Война,
Отливая Империи Образ в Огне:
Словно Воск вытеснялся из Формы до Дна
Враг любой, что встречался внутри и вовне.

Будто Призрак Чингиса явился опять,
чтобы всем доказать, что он вечно Живой:
Заставляя Народы в Ночи трепетать –
И оплакивать Путь предначертанный свой...

В Трепетанье Вселенной, – в Удаче, в Пирах, –
Хан купался, как в Море, и Горя не знал:
Он великий свой Двор разодел в пух и прах,
И Шелками, и Златом себя окружал.

И средь дольних Людей чтил лишь Мать – Сурготай, –
Что считал выше Женщин и выше Мужчин,
И сказала она: «Выстрой, Сын, Новый Рай,
Где ты будешь как Тэнгри на Небе Один!..»

В Ксанаду Мастера всего Света взялись
Рукотворный Оазис в Песке сотворить:
В нём сияли Дворцы, Галереи вились,
Павильоны от Глаз обещали укрыть.

Злато Крыш отражалось в цветущих Прудах
И в Каналах с Мерцанием Рыб Золотых:
В Ксанаду «Бич Миров» забывал о Делах,
И Любовь постигал средь Наложниц своих...

Но из сотен Красавиц Одну он любил,
И из Жён четырёх лишь Её выделял:
Образ Чаби у Сердца всегда он носил,
Её Облик «Примером для Всех» возвышал.

И сказала Она: «Надо дальше идти:
Ты построил Дворец – так Столицу построй!
И Орлом за «Последнее Море» лети –
И безвестные Земли за Морем открой!..»

Но Сомнение гложило Хана порой,
Беспокойством Чело омрачая и Взор –
Беспричинно в Ночи отнимая Покой,
Обращая к Подножию девственных Гор.

И Предчувствие не обмануло его:
В ясный День с них буддийский Аскет снизошёл –
Сакья-Лама приехал к Владыке «Слугой»,
Чтоб развеять Сомненье, о коем прочёл...

И спросил его Хан: «Что со мною, скажи?»
И ответствовал тот: «О, Владыка! Ты спишь!
Твоя Грёза прекрасна – о ней не тужи:
Ты же хочешь Проснуться – помочь мне велишь!»

«Я скажу тебе так: Шакьямуни прозрел,
Но отринул Миры и Отверженным стал:
С этих пор Пробужденья никто не хотел
В той Земле, где он царствовал и врачевал.»

«И поэтому каждый, кто хочет Прозреть,
Кто желает из Грёзы ступить в этот Мрак,
Должен помнить, что будет живьём он гореть,
И постигнет Страданье – Изгой и Бедняк.»

«Ты уверен, что к этому Духом готов:
С Пробужденьем сразиться и в нём победить?..»
И изрёк ему Хан: «Всё! Не надобно Слов:
Ты достаточно смог предо мною явить»

«Свою Мудрость! Но я выше всех – и сильней
В этом Мире податливом нету, чем я:
Не боюсь Пробужденья в Величии Дней –
И Ночей, что всегда провожу я, горя!»

«Пробудившись, смогу подчинить себе всё,
Что и в Грёзе Смелейший представить не мог!..»
« – Хорошо, о Владыка! Возьми же Своё!» –
Молвил Лама и скрылся за горный Отрог...

Хан почувствовал Силу, почувствовал Мощь,
И уверенной Поступью прибыл в Пекин:
Там Столицу возвёл он средь сказочных Рощ,
Средь Каналов бесчисленных, гордый, Один

Повелел Город в Городе новом создать,
И Дворец во Дворце, что как Солнце сиял:
Чтоб Страданья Людей никогда не видать,
Ограждаясь от тех, кто под Гнётом стонал...

Этим Страждущим – тысячам Слуг и Рабов –
Он велел Океан подготовить к Войне:
Покорить он стремился «Обитель Снегов»,
Что за Волнами пряталась, словно во Сне.

Весь Китай он согнал строить Сонм Кораблей,
Чтоб, Орду погрузив, Океан обуздать,
И на Пике Гордыни безумной своей
На Охоту отправился – Шторм воевать...

Но Тайфун раскидал всю Армаду; Туман
Съел Остаток, сдавая Добычу Врагам:
Ликовал молчаливо весь Мир, ибо Хан
Получил наконец-то Удар по Рукам.

И увидели все, и увидел сам он,
Что Победы – Мираж, ибо Жизнь – хрупка:
Так пришло Пробужденье, закончился Сон,
И Реальность явилась – сильнее Врага...

Умерла его Мать, а за нею – Жена:
Это было ужасней потерянных Орд;
От Тоски не спасали ни Чаши Вина,
Ни Утехи Гарема вдали от Забот.

Хан забыл о Степях, полюбил свой Покой,
И в китайских Обычаях закостенел:
На Охоту Других направлял он Рукой,
Стал безудержно есть, удалился от Дел...

И однажды, упившись, навеки уснул, –
Безразличный к грызущейся, алчной Родне,
От которой потерянный Трон ускользнул –
Растворяясь, как Грёза, в прекрасном Вине.

Мир восстал, – и Китай сбросил Иго легко, –
Так, как в хрупких Судах сбросил Орды на Дно:
Словно сам пробудился – для Грёзы Другой,
Что постичь в Пробужденье ещё не дано;

В Пробужденье – что только Этап на Пути,
Сквозь Страданье ведущего в Вечный Покой...
Ну а Лама? – Он нёс эту Мудрость в Груди,
И забрал её – Грёзу – навеки с собой!..