Баллада о петухе

Надменный, гордый, в атрибутах власти:
при клюве, гребне, шпорах и хвосте,
он гнал её, он гнал, исполнен страсти,
готов – всегда, любую и везде.

Она ж свою работу выполняла –
бежала обречённо от него,
кудахча, квохча, с шумом придыхала,
скрывая от подружек торжество.

Мясистая и белая, хитрила,
вкруг мусора петляя и юля.
Она его всё больше заводила,
выписывая гузкой кренделя…

Он молча гнал её – глаза навыкат.
Она ж, чтоб честь свою не запятнать,
бежала. Ну а он – её владыка,
алкал догнать, достукаться и взять.

Минут пятнадцать так они носились:
пыль, перья, гогот, квохт,собачий лай...
Потом амуры пели и резвились,
когда её загнал он за сарай.
 
И наскочил, растрёпанный и мятый,
как дикое, голодное зверьё,
как гриф, как кондор, как фашист проклятый,
на чистую и юную её.

И стал клевать, как злая тварь лесная.
Топтал, давил, подпрыгивал и мял.
Терзал когтьми!.. О, право, я не знаю,
как он хребет ей, слабой, не сломал.

Казалось, что теперь она загнулась,
что у сарая ей околевать...
Но вот очнулась, скромно отряхнулась
и снова пшёнку начала клевать.

А он уже другую безоглядно
преследовал, проходу не давал...
С каких харчей? – Мне было непонятно –
он, бедный, и пшена не поклевал.