Палач
Захмелевшего было утра,
Обезличенный жалкой маской,
Не скрывающей ни черта.
Руки скрещены на напряженной
И массивной его груди;
Он напился бы перед работой -
Да нельзя оплошать, прости.
Он такой же, как ты, заключенный
Только совести и долгов,
Плюс ему отпускает церковный
Половину из смертных грехов.
Правда, он, несомненно, виновен
Пуще еретиков - маньяк,
Да серийный, к тому же законен:
Ведь "предателей" ждет тесак.
Ты прости его: все ж, заложник
Обстоятельства и судьбы,
Но, клянусь, он хороший "работник",
Мое слово, мой друг, помяни.
Потому лишь не пьет и не мажет,
Что промазав - удвоит казнь,
И, рискуя свихнуться, не кажет
Он наружу лиц жертв боязнь.
Ему страшен гул толп озверевших
И редеющий стук сердец
От церквей сбежать не сумевших
И нашедших на плахе конец.
Но вросла уже маска навечно:
Как гримаса тоски - лицо,
Если надо быть бесчеловечным,
То не все ли уж всем равно?
А в час рока, опершись спиною,
И ища в небесах ответ,
Каждый раз молит бога - пустое! -
Никогда чтоб не цвел рассвет.
Свидетельство о публикации №112081102836